коробочки маленькие баночки с жидкостями разных цветов. Дверь за ней захлопнулась то ли от ветра, то ли от чего-то ещё. Возможно, от её тёмной магии, хотя я даже не был уверен, что Инганнаморте ей владели. Они были обычными людьми. Во всяком случае мне так казалось, несмотря ни на что. Я имею в виду, никто из них не проходил Шести путей и не проводил ритуалов, как один из моих предков. Они не были чародеями и не продавали душу Дьяволу. Это могло бы мне упростить задачу, если бы я встретился с ними сейчас, но…
Мирелла расставила несколько бутылочек перед собой, делала вид, что она крайне увлечена своим занятием, а может действительно не замечала ничего, кроме неестественно ярких жидкостей. Последняя вещь, которую она вытащила, оказался металлический кубок, немного грязный, с причудливыми орнаментами.
Она очень долго смешивала жидкости, переставляла бутылочки с места на места, внимательно вглядывалась в цвета, будто бы пыталась понять, все ли она правильно делала. Мирелла выглядела сосредоточенной. Слишком серьёзной для её игривого характера. Я украдкой наблюдал за ней и думал, как же хорошо, что у них с Чезаре — или с Гаспаро — не было своих детей. Вероятно, они сделали бы с ними то же самое, что и со мной, если не в разы хуже. Мирелла, возможно, думала так же, и поэтому не родила.
Наконец, она добилась нужного результата, вылила получившееся месиво в кубок и несколько секунд рассматривала, как менялся цвет внутри. А потом протянула кубок мне и холодно приказала:
— Пей.
Я все ещё хорошо помнил, как она отхлестала меня по щекам на третьем Пути. И помнил все остальное, что она или её муж делали. Спорить с ней не было ни сил, ни желания, спрашивать что-то — тоже. Пришлось покорно взять кубок из её бледных, слишком ухоженных рук. Для того, кто жил в трущобном детском доме её руки были непозволительно чистыми.
Я выпил. Разом, чуть не захлебнувшись. Вкус был едва ли ощутимый, немного сладковатый, а после сразу отдавал чем-то кислым.
Мирелла улыбнулась, довольно, немного надменно, но сдержанно. Было чувство, что она боялась, что пойло, которое она мне вручила, не сработает, но у Инганнаморте всегда всё срабатывало так, как надо.
Я почувствовал, как огонь разгорался внутри, проходил по горлу, лёгким и опускался вниз. Сначала слабо, а потом сильней и сильней. Желудок скрутило в тугой ком, сдавило спазмом, и так несколько раз подряд. Ощущения были, будто бы я задыхался. Ещё один спазм, и я, обхватив себя руками, опустился на колени. Потом меня начало рвать.
Кроме второго Пути, они не морили меня голодом. Еда там, откровенно говоря, была отвратная, но она была.
И она вся лезла обратно.
Желудок сводило спазмами, меня выворачивало наизнанку, и с каждой секундой — всё сильней. В перерывах я жадно хватал ртом воздух, пытался зацепиться руками за что-то невидимое, что могло мне помочь, а потом снова сгибался пополам, чувствуя, как все внутри выходило наружу.
Это неприятно. Но на фоне всего остального — вполне терпимо. Я бы даже сказал, уж лучше я бы выблевал все органы, чем вновь прошёл Шесть Путей, — Рагиро потер ладони друг о друга в дикой попытке избавиться от грязи на пальцах. — Это длилось недолго. Не знаю точно, сколько, но недолго. Мирелла не двигалась, только собрала всё обратно в коробку и осталась ждать, пока действие напитка закончится. Она даже не успела заскучать и с интересом наблюдала за тем, как меня рвало. И улыбалась своими тонкими побледневшими губами так, будто была королевой всего живого.
Может быть, и была.
Кто знал.
Меня скрутило в последних порывах, я скрёб ногтями по каменному полу дрожащими пальцами, рвано дышал и чувствовал непреодолимую усталость. Внутри было пусто. При желании я мог бы сложить себя несколько раз, и ничто бы не могло этому помешать. Вокруг была лужа из всего, что я ел в тот день вперемешку с моей кровью. Пахло отвратительно, и только от одного запаха хотелось снова блевать, если бы было чем. Как ни странно, но органы остались при мне, хотя по ощущениям должны были лежать в этой оранжево-коричневой кучи с красными, кровавыми пятнами.
Искоса посмотрев в сторону Миреллы, я заметил, как она поднялась на ноги, услышал, как она хлопнула в ладоши один раз, а потом направилась к выходу медленными шагами. Знаешь, священник, а у нее были очень тонкие и ровные ноги. Это единственное, на что я в тот момент хотел смотреть. Ее ноги.
Она вернулась вместе с Чезаре. Он придирчиво и с отвращением осмотрел меня, на секунду задержал взгляд на месиве рядом со мной и что-то прошептал жене. И вытащил из-за спины металлические щипцы и тонкую-тонкую иглу.
Если бы мне когда-нибудь нужно было выбрать между демонами и богами, я бы выбрал первых. Они более справедливые и знают, что такое милосердие. Или сочувствие. А ещё знакомы с честностью. Боги же… слишком эгоцентричны. С ними невозможно договориться. Поверь, священник, я пытался. Не один раз. И ни один раз не получилось.
Я отполз к стене, вжимаясь в нее спиной. Это все, на что хватило моих сил. Во рту все ещё присутствовал неприятный кислый привкус, горло болело и жутко хотелось выпить воды. Чезаре подошёл ко мне, присел рядом и, схватившись рукой за мою челюсть, заставил разжать зубы. Щипцами залез мне в рот и вытащил язык. Я смотрел на него затуманенными взглядом. Смотрел ему в глаза. Он был сосредоточен на щипцах и игле у себя в руках. Мирелла быстро подошла к нам, но осталась чуть позади Чезаре, когда поняла, что её помощь не требовалась. Он отпустил мою челюсть, поняв, что я не собирался ни сбегать, ни сопротивляться, ни вообще что-либо делать, и взял иглу освободившейся рукой.
А потом стал медленно вонзать мне в язык иглу. Я пискнул, но не дернулся. Закрыл глаза — их снова щипало от слез. Первый укол.
Горло по-прежнему жгло, хотелось выпить воды, хотя бы немного. Кричать я не мог, а слезам не позволял пролиться, потому что это понравилось бы Чезаре. Второй укол.
Голос Миреллы ворвался в сознание слишком резко, но в то же время — замедленно. Она сказала что-то в духе «какой он стал терпеливый» и рассмеялась. Третий укол.
Хотелось прекратить дышать. В очередной раз я желал умереть и в очередной раз этого не случилось. Во рту кисловатый привкус смешался с
