Багиров договаривался с каким-то мужчиной (голос я слышала впервые, хотя откуда мне знать голос Виталия Суворова?) об организации покушения на себя. Оно изначально планировалось в лаборатории, куда Лешка повез нас с Катькой сдавать кровь. Поскольку Лешке в лаборатории доводилось бывать неоднократно, он хорошо знал расположение помещений (по крайней мере, части) и сказал Виталию, где его ждать. Далее Лешка заявил, что разыграет передо мной какой-нибудь спектакль (например, что поверил мне на слово), я, по всей вероятности, буду настаивать, что анализ все равно надо сдать, раз уж мы приехали, чтобы в дальнейшем у Лешки не возникало подозрений.
Из памяти всплыла сцена перед лабораторией. Он ведь в самом деле собрался уезжать, что-то подсчитал на калькуляторе… А потом ему на руку сыграла Катька.
Суворов (или кто это был) предлагал действовать по обстоятельствам и вообще считал, что лучше не разыгрывать комедию: а вдруг я не буду настаивать на анализе, а наоборот, сяду и уеду, послав Лешку по известному русскому адресу?
В этом месте мне была дана не самая лестная характеристика. Лешка считал, что любая женщина за такое наследство удавится и я из кожи вон полезу, чтобы доказать Лешкино отцовство. А тут у меня будет на руках документ. Тем более мне нечего бояться.
– Ты абсолютно уверен, что ребенок твой? – спросил незнакомый мне мужской голос.
– В этом случае – да, – надменно заявил Багиров. – Ты мою женушку видел? Редкостный крокодил. Я женился на ней, только чтобы от армии откосить: она беременна от меня была. Ну переспал с ней по пьяни. В темноте не заметил, что она мне под бок прилегла. При свете даже трезвый бы не притронулся. Хорошо хоть и сын, и дочь на меня похожи. И мать моя считала, что с такой женой, как Ольга, проблем не будет. Тихая мышка, будет дома сидеть, детей растить, мне гулять не мешать. Когда мать мне все по полочкам разложила, я и подумал: а чего не жениться? Но через год все равно развелся. Мать психушку организовала, от армии я откосил, ребенок родился… А видеть каждый день Ольгу… Не-е, я решил, что с другими женщинами и так разберусь, но с ней разводиться надо. А кроме меня, у нее мужиков не было – ни до, ни после. Кто на такую позарится? Так что тут без дураков – мои дети. Оба.
Далее было еще ужасней… Меня планировали подставить. Они решили (вернее, Лешка решил), что я должна появляться во всех местах, где Виталий будет убивать «клиентов». Органы и задумаются, а еще лучше – Лешкина мать или Мурат Хабибуллин, которых мне будет гораздо сложнее убедить в своей невиновности, чем органы. Меня планировали сделать козлом, то есть козой отпущения.
Запись закончилась. Я закрыла глаза. Чего они хотели? Вернее, чего хотел Лешка? Козой отпущения – это понятно. Но только ли убийства хотел повесить на меня Багиров? И он что, другой кандидатуры не мог найти?
– Не расстраивайтесь, – мягко сказал Саша-Матвей, накрывая мою руку своей ладонью. – Не надо принимать близко к сердцу слова этого урода. Сам он крокодил. Просто не мог вас оценить. Кстати, ваши интеллектуальные способности оценила Надежда Георгиевна, а это очень много значит. Это прекрасная характеристика для многих людей. Если она решила сделать вас коммерческим директором «Алойла» и, по всей вероятности, передать дела вам, а не своему сыну… Возможно, именно поэтому ваш бывший муж захотел от вас избавиться. Он увидел в вас конкурента, причем очень серьезного. И тут он убивает двух, то есть даже трех зайцев: и избавляется от лиц, мешавших ему по каким-то причинам, и представляет себя невинной жертвой (как же – на него тоже покушались!), и убирает вас с дороги. Хитро придумано!
«Если это, конечно, все», – подумала я. Вслух спросила, почему, по мнению Саши-Матвея, Хабибуллин заплатит за эти пленки и снимки тысячу долларов или даже больше. Только потому, что Виталий Суворов, как оказалось, работает и на Багирова?
– Убийства в особняке депутата помните? Того, что Госдумы? Когда убили депутатов нашего Законодательного собрания? Жирного и еще одного?
Еще бы мне их не помнить!
– Я считаю, – заявил Саша-Матвей, – что Багиров хотел подставить Камиля, а не только вас. И нанял для этой цели Виталия Суворова. Мурат Хабибуллин мог бы ему спустить работу на Багирова (хотя в любом случае он не обрадуется такому повороту дел), но то, что была сделана попытка подставить единственного оставшегося в живых сына Мурата, на которого он теперь возлагает большие надежды… Для Мурата семья – святое. И он будет до последней капли крови защищать своих, пусть он и не самого лучшего мнения о Камиле. Но Хабибуллин-младший быстро сообразил, в чем дело. Он ведь знает стиль Виталия. И, наверное, знает больше, чем мы с вами, Оля. Тут рядом были вы. Камиль решил подставить вас. Или он в самом деле решил, что вы замешаны в этом деле. Что вы работаете на… по крайней мере, не на Камиля. Более того, Мурат Хабибуллин в последнее время вел свое расследование. Он ведь терпеть не может, когда появляются какие-то непонятки. Хотя кто их любит? А тут все сразу же становится ясно. Алексей Багиров и заварил всю кашу. Медсестру, конечно, жалко… Которую в больнице пристрелили…
– И то покушение тоже организовал Лешка?!
– У меня есть пленка, – кивнул Саша-Матвей. – Оно тоже планировалось заранее. Обговаривалось примерно в одно время с первым. А потом Багиров, наверное, дал какой-то сигнал. Этого я уже не знаю. И уложил в свою постель сестричку. Сволочь!
Я закрыла глаза. Какой кошмар! За какой редкостной сволочью я была замужем! А Камиль? Он-то чего добивается? Он действует на пару со своим отцом? Теперь я вообще не знала, что думать и кому верить. Кто кого использовал? Зачем? Взять хотя бы «выход в свет» с Камилем. Ведь Лешка же не мог знать, что я окажусь в гостях у депутата? Хотя Камиль мог случайно обмолвиться Виталию Суворову, с которым они знакомы и зачем-то встречались на Кипре… Встречались тайно. Да их всех сам черт не разберет!
Но мне еще требовалось прослушать кассету, которую я так удачно вынула из папки, лежавшей в Лешкином сейфе. Что на ней? Может, это каким-то образом прояснит ситуацию?
Мы вставили ее в диктофон. Она как раз подошла по размеру. Послышалось шуршание пленки, но никаких голосов не было. Саша-Матвей перемотал пленку вперед – и снова до нас донеслось лишь ее шуршание.
– На кассете ничего нет, – наконец сказал журналист и вынул ее из диктофона.
– Но этого не может быть! Ведь Лешка не стал бы хранить чистую!
– Ну когда-то на ней, наверное, была запись, – протянул Саша-Матвей. – Но ведь есть много способов ее стереть.
– Это мы с вами сейчас…
– Нет, не беспокойтесь. На ней уже ничего не было, когда она попала в мой диктофон.
Саша-Матвей предположил, что рядом с кассетой мог, например, оказаться сильный магнит; в момент записи могла барахлить аппаратура; кассеты также нельзя проносить через металлоискатель; если пленка – старая, то специальный состав, которым ее покрывают, мог просто осыпаться; если на нее несколько раз делали запись, прогоняя через головку, – магнитный слой опять же мог осыпаться.
– А Лешка не самый лучший специалист по звукозаписи, – констатировала я.
«А я сама зря старалась», – добавила про себя.
Но тут в голове возникла новая мысль. В больнице Лешка говорил про тайник в «своей комнате» под половицей у правого окна. В тайнике лежит компромат на Надежду Георгиевну. И если он, отправляясь на Кипр, не взял ничего из сейфа, следует ли из этого, что он не взял ничего из тайника? Мне очень захотелось до него добраться, чтобы, по крайней мере, познакомиться со всеми скелетами из шкафов семьи Багировых, частью которой я вынуждена была себя считать.
Я посмотрела на Сашу-Матвея и рассказала ему про тайник.
– Хотите в него забраться? – тут же понял он меня.
– Хочу, – кивнула я. – И прошу вашей помощи.
– Вы имеете в виду незаконное проникновение на чужую собственность?
Я кивнула.
– И как думаете проникать?
– Вот об этом я как раз хотела посоветоваться с вами. У вас в таких делах должен быть большой опыт, – я улыбнулась. – У меня-то он нулевой. Приглашаю вас в компаньоны. Ну где еще вы найдете такой материал для репортажа?
– Вы мне все отдадите? – уточнил Саша.
– Не знаю, – честно ответила я.
– Ладно, изучим материалы вместе, – вздохнул Саша-Матвей. – А там решим.
Я согласилась, и мы стали обсуждать детали ночного похода в гости к Лешке.
* * *
После ухода Саши-Матвея я поспала три часа, чтобы не клевать носом ночью (ведь неизвестно, на сколько затянется наша вылазка), потом стала собираться, одевшись как можно более непривлекательно. Правда, как мне казалось, моя разбитая и опухшая физиономия сегодня весь день только и привлекала внимание всех попадающихся на пути граждан.
С журналистом мы договорились встретиться неподалеку от интересующего нас обоих двора, а уже оттуда пробираться к месту пешком. Саша-Матвей обещал прихватить с собой все необходимые «инструменты», как он выразился. Надеюсь, он знал, что следует взять с собой. Предполагаю, с его работой эта вылазка была далеко не первой в жизни. У меня, признаться, дрожали коленки. И мучил вопрос: для меня это вторжение на чужую собственность или нет? Ведь я – Лешкина жена, хотя и бывшая, но мать его детей (наследников). Для всех Багиров мертв. Его собственность переходит к моим детям (ну и его матери с отцом, конечно). А дети еще не достигли совершеннолетия, и я, как их мать… Но консультироваться с юристом я, естественно, не пошла. Не исключала, что прямо от юриста меня отправят в другое заведение, с гораздо меньшим комфортом. Хотя бы потому, что любое проникновение на чужую собственность считается преступлением, а если о готовящемся преступлении кому-то стало известно, то он, выполняя гражданский долг, обязан… Хотя, с другой стороны, юрист обязан сохранять конфиденциальность… Ну вот, совсем я запуталась в этих тонкостях.
