— Ты случайно не составил учебный план на четверть? — огорошила его вопросом она. — Вот уж не думала, что ей взбредет в голову его требовать. Я в школе не работала.
Сашино сердце камнем ухнуло вниз. Ну конечно. Учебный план. Но он подумал, что даже если бы еще не составил этой бумажки, сделал бы это персонально для нее.
— Вот, возьми, — он протянул ей тетрадку, где на десяти страницах был расписан план его, как он думал, будущей работы. — Вроде бы наша железная леди была довольна.
Настенька прыснула, прикрыв рот ладонью. Данилов бы многое отдал, чтобы почаще слышать, как она смеется.
— Там мой английский, но если хочешь, я для тебя адаптирую под литературу. Программу я примерно помню.
— Да нет, спасибо, — она чуть нахмурилась. — Я не дурочка.
Александр понял, что чуть не сел в лужу.
— Извини, — поторопился сказать он.
— Да ничего. Спасибо тебе за помощь.
— Ты сейчас уходишь? Или тебе еще один вести?
— Нет, всего два на сегодня. А мне показалось, что десять. До этого вела у малышей, было легче. А эти… гоблины какие-то. Какая им литература? Некоторые такое повидали, что пером не описать. Говорят, это нормальная реакция психики, но все равно тяжело.
— Если хочешь, я могу завтра посидеть с тобой на задней парте, — предложил Саша, не слишком надеясь.
— Да нет, справлюсь как-нибудь. Но за предложение спасибо. Представляешь, она хочет навесить мне еще и историю России. А я ее терпеть не могу.
«По-моему, с нами самими произошла любопытная история», — мысленно перефразировал Саша слова Воланда, но вслух ничего не сказал.
Интуиция подсказала, что она не ждет ничего от него, и незачем рассказывать ей о себе лишнего, а тем более про свои девять кругов ада. А ведь именно разговор о прошлом он берег как козырную карту. Хотел не жалости: просто думал, что тогда от ее сердца к его сердцу протянется ниточка, и, опираясь на нее, можно будет построить настоящий мост.
«Бедный, — ответила бы Настя. — Тяжело тебе было, наверное».
А он, тронутый ее вниманием, небрежно ответил бы:
«Да нет, Настенька, ерунда. Уже гораздо легче Я об это и вспоминаю, разве что снится иногда…»
«Ты счастливый… — несомненно сказала бы тогда она. — А я вот не могу…»
И здесь она вольно или невольно рассказала бы что-то про себя, что окончательно разрушило бы ее защиту и сделало бы невозможным отступление.
Так он думал, но реальность оказалось немного сложнее. В реальности Настя взглянула на часы.
— Ой, прости, мне надо бежать. Меня ждут.
На этом откровенность Анастасии иссякла. Она поднялась со стула. Это был знак, что разговор окончен, но Саша-то знал, что им по пути. Поэтому хотел выкроить еще хотя бы несколько минут. Но пока они шли по коридору до лестницы и спускались на первый этаж, она ничего не рассказала и ничего не спросила, как на то надеялся парень. В общем-то это был провал.
А у ворот школы ее уже ждали. Знакомый камуфляж, знакомое лицо. Батюшки святы! У жизни, оказывается, есть чувство юмора.
Саша моментально все понял, и ему захотелось, чтобы старый знакомец — гигантский провал в земле — материализовался у него под ногами.
— Ты не устала, дорогая? — в голосе Антона, когда он обращался к ней, было искреннее тепло.
— Это Саша, — запоздало представила девушка его. — Он у нас работает.
— Да встречались мы, — разведчик пожал Александру руку. — Обживаешься, значит, Санек? Здесь работаешь?
— Еще в стройотряде немного.
— Похвально, похвально, — он повернулся к Насте. — Ну что, детка, поедем?
Они сели в машину — защитного цвета джип, она махнула Саше рукой, и машина рванула практически с места. Выехав за ворота школы, та свернула в сторону Рассветной, где стояли только коттеджи на одну семью, которые, как парень знал, давали в основном молодоженам. Вот такая немая сцена.
А она молодец, подумал Данилов. Хорошо, что не предложила из вежливости зайти на чай. Нет ничего противнее формальной любезности. Ведь ясно же, что он ей не нужен даже как приятель. Да и какая дружба между мужчиной и женщиной?
Пока они шли, Саша провожал их взглядом. Они держались за руки; но даже не это его окончательно добило, а ее глаза. Мечтательные, точь-в-точь как у какой-нибудь Наташи Ростовой.
Добравшись до своего общежития на улице Главной, Данилов постарался навести о ней справки. Конечно, надо было сделать это раньше. Добрые люди рассказали ему, что прежде чем попасть в убежище, Настя несколько недель выживала одна. И этого ему было достаточно, чтоб понять многое, если не все.
«Некоторые такое повидали…» — вспомнил он ее слова. А она сама разве не повидала? Да, наверно, не меньше него. Но почему-то даже не попыталась поделиться, Сразу выставила барьер. И правильно. Нечего давать ему ненужные иллюзии.
А на следующее утро по приходу в школу его ждал разбор полетов.
— Сашенька, а почему вы отпустили детей раньше времени?
В сиропном голосе директрисы зазвенели стальные нотки.
«И ведь сдала какая-то сволочь…» — подумал Саша.
— Мы все успели пройти, — сказал он вслух.
— Есть такая штука как дисциплина.
Выслушивая отповедь, Данилов с трудом сдерживал усмешку. Его откровенно забавлял этот цирк. Что-то оставалось неизменным, например то, что женский коллектив из двадцати человек не мог быть дружной семьей. Скорее, он был хорошим террариумом, и попавший в него мужчина тоже должен почувствовать это на себе.
— Хорошо, Алевтина Михайловна, — произнес он, когда поток ее красноречия иссяк. — Этого не повторится.
Раньше он бы принял упрек как должное, но теперь что-то в нем изменилось. Он по-прежнему не любил говорить людям в глаза, что они сволочи, но давалось это ему не в пример легче, чем раньше. И он знал, что терпения хватит не больше, чем на пару таких случаев.
***
Потянулись дни, похожие один на другой. Изнуряющая работа в стройотряде — и интеллектуальный труд в роли преподавателя. Первая нравилась Саше больше, потому что отупляла.
И как-то незаметно август сменился сентябрем, и в одни прекрасный день в воскресенье, проснувшись и выглянув в окно, он увидел над павильоном раздачи продуктов плакат.
«ДЕНЬ УРОЖАЯ. В 18:00 в клубе Праздник. Танцы, выпивка, угощение, живая музыка!», — было написано красной акриловой краской на белом полотнище.
Данилов не сразу понял смысл этого мероприятия: урожай был более чем скромным. Их бригаду несколько раз бросали помогать «колхозникам», и он видел все своими глазами. Весной, как слышал парень от старожилов, только начал сходить снег, глубоко промерзшую землю стали размягчать, разводя костры, рыхлить и вносить тонны минеральных удобрений. Но, несмотря на мелиорацию, более-менее хорошие всходы были только в теплицах. За пределами парников росла только картошка, и та получалась карликовая, «тундровая». Поэтому на то, что рацион станет гораздо разнообразнее, он и не надеялся. По своему пайку Данилов заметил, что старую водянистую картошку сменила крепкая молодая, но количество ее осталось прежним. Наверно, дело было в желании администрации дать людям праздник посреди серой рутины, ведь до Нового года оставалось далеко, а весь российский официоз смотрелся бы просто смешно.
Данилов не любил публичные мероприятия, но все же подготовился. Надел свой приличный костюм, тщательно побрился, побрызгался одеколоном.
Начало обещали в шесть часов вечера, но уже в половине шестого к зданию клуба начал подтягиваться празднично одетый народ.
Без четверти шесть двери открыли, и люди, Данилов насчитал человек восемьсот, к тому времени уже уставшие ждать. На подходе к цели они ускорились, чуть не затоптав четверых дежурных. Возникла заминка, но откуда-то выскочило два десятка дружинников, злых явно от того, что их в этот день пустят за стол последними. Только тогда людей удалось оттеснить и успокоить.
Не без труда их сопроводили в большой зал, где пару раз они смотрели кинофильмы.
Когда народ расселся, на сцену вышел Демьянов. Пока градоначальник произносил короткую речь, Данилов ловил каждое слово. Все это были хорошие и правильные слова человека, который вдобавок явно владел
Данилов всего раз видел Демьянова вблизи, когда тот инспектировал коммунальное хозяйство, и майор тогда показался ему не залихватским маршалом Буденным, а измотанным до предела человеком. Не старым, скорее надломленным. Когда это есть в тебе, можно почувствовать это и в других.
— Развлекайтесь и не в чем себе не отказывайте, — прозвучали последние слова. — Вы заслужили.
После этого он ушел, сославшись на занятость. Чем он мог быть так занят, когда аврал худо-бедно прошел? Скорее, просто плохо себя чувствовал. Сердце? Печень? Желудок?
Вслед за ним на сцену взошел Богданов. Люди сникли, наверно, ожидая двухчасовую лекцию. Но он их удивил.
