Все это время, вследствие противоречия между нашими представительствами и бурами, мы не получали разрешения забрать наших раненых, и несчастные парни, несколько сотен человек, лежали между линиями фронта в течение тридцати шести часов, страдая от жажды, — один из самых тягостных эпизодов этой кампании. Теперь, 25 февраля, перемирие объявили, и выжившим оказали возможную помощь. В тот же день сердца наших солдат упали, когда они увидели поток повозок и орудий, опять пересекающих реку. Что, нас снова повернули? Неужели эти смельчаки напрасно пролили свою кровь? Все скрежетали зубами при этой мысли. Высшая стратегия была не про них, но назад есть назад и вперёд есть вперёд, а они знали, куда стремятся их гордые сердца.
26 февраля ушло на масштабное перемещение войск, необходимое при столь полной перемене тактики. Под завесой огня тяжёлой артиллерии британский правый фланг стал левым, а левый превратился в правый. Через реку рядом со старым бурским мостом у Хлангвейна навели второй понтонный мост и по нему переправили крупные силы пехоты — фузилерскую бригаду Бартона, Ланкаширскую бригаду Китчинера (который сменил Уинна, заменившего Вудгейта) и два батальона бригады Норкотта (которой раньше командовал Литтлтон). Бригаду Коука оставили в Коленсо, чтобы не допустить контратаки по нашему левому флангу и линиям снабжения. Таким образом, пока Харт с Даремским полком и 1-й пехотной бригадой сковывал буров в центре, основные силы армии быстро переместились на их левый фланг. К утру 27 февраля все было на своих местах для нового наступления.
Напротив пункта сосредоточения войска находились три бурских холма; ближайший, для удобства, можно назвать холмом Бартона. При прежнем расположении армии штурм этой высоты стал бы делом исключительной сложности, но теперь, когда тяжёлые орудия были возвращены на командную позицию, откуда они могли обстреливать склоны и вершину холма, армия восстановила своё первоначальное преимущество. На заре фузилеры Бартона форсировали реку и под пронзительной завесой снарядов пошли в атаку. Совершая броски и припадая к земле, они поднимались все выше и выше, пока их блестящие штыки не засверкали на вершине. Умелая артиллерия сделала своё дело, и первый большой шаг в этой последней фазе освобождения Ледисмита свершился. Потери оказались невелики, а польза огромна. На отвоевавших вершину фузилеров снова и снова обрушивались массы стрелков, прильнувших к склонам холма, но они держались крепко, с каждым часом все крепче.
Из трех бурских холмов, которые требовалось взять, ближайший (или восточный) был теперь в руках британцев. На дальнем (или западном) по-прежнему припала к земле Ирландская бригада, в любой момент готовая к последнему броску через несколько сотен метров, отделяющих её от окопов неприятеля. На центральном холме все ещё находился неприятель. Возьмём его — и вся позиция наша. Вперёд, в последнюю атаку! Направьте туда все орудия — каждую пушку с Монте-Кристо, каждую пушку с Хлангвейна! Разверните туда все винтовки — каждую винтовку солдат Бартона, каждую винтовку солдат Харта, каждый карабин дальней кавалерии! Снесите его вершину пулемётными очередями! А теперь встаньте вы, ланкаширские воины, солдаты Норкотта! Вершина или геройская смерть, за этим холмом вас ждут страдающие товарищи! Вложите в этот час весь свой огонь, всю душу — в этот последний час, потому что, если вы уступите сейчас, то уступите навсегда, а если победите, то, и когда ваша голова станет седой, кровь будет бежать быстрее при мысли о бое в это утро. Продолжительная драма подошла к завершению; работа одного короткого дня покажет, каков будет её исход.
Но никто в нем не сомневался. Ни на одно мгновение, ни в одном месте всей протяжённой линии наступление не дрогнуло. Это был великолепный момент Натальской кампании, когда ряды пехоты, волна за волной, пошли на холм. Слева с картавыми проклятиями северян Англии к вершине стремились Ланкастерский, Ланкаширский фузилерский, Южный ланкаширский и Йоркский полки. Спион-Коп и тысяча товарищей взывали к отмщению. «Помните, солдаты, на вас смотрит Ланкашир», — кричал доблестный Маккарти О'Лири. Древняя 40-я шла вперёд, отмечая свой путь телами убитых товарищей. Справа Восточный суррейский, Камероновский, 3-й пехотный и Даремский полки, 1-я пехотная бригада и мужественные ирландцы, так сильно поредевшие, но не потерявшие боевого духа, — все упорно продвигались вверх и вперёд. Огонь буров стихает, прекращается — они бегут! Неистовые люди в шляпах на вершине Хлангвейна видят силуэты энергичных фигур наступающих и понимают, что позиция принадлежит им. Торжествующие солдаты на гряде, они танцуют и громко кричат. Солнце в ореоле уходит за высокие Дракенсбергские горы, и точно так же в Натале эта ночь навсегда хоронит надежды бурских захватчиков. После сомнений и хаоса, крови и напряжённого труда звучит, наконец, приговор, что меньшему не следует давить большего, что мир принадлежит человеку двадцатого, а не семнадцатого века. После двух недель сражений усталые войска в эту ночь легли спать с уверенностью, что дверь наконец приоткрылась и свет пробивается. Ещё одно усилие — и она распахнётся перед ними.
За линией взятых холмов находилась равнина, простирающаяся до самой Бульваны, — того пагубного соседа, что нанёс Ледисмиту столько вреда. 27 февраля более половины рубежа на Питерсе перешло в руки Буллера и оставшаяся часть стала непригодной для обороны. Буры потеряли около пятисот человек убитыми, ранеными и пленными[43]. Британскому генералу и его солдатам казалось, что ещё один бой — и они, наверняка, будут в Ледисмите.
Но тут они ошиблись, мы же за эту кампанию так часто проявляли излишний оптимизм, что на этот раз обнаружили, что наши надежды превзошли ожидания. Буры были разбиты — разгромлены и лишены боевого духа. Навсегда останется предметом для догадок, вели они Натальскую кампанию полными силами или известия о проблемах Кронье на западном театре военных действий заставили их сократить силы на востоке. Я, со своей стороны, полагаю, что заслуга принадлежит мужественным солдатам Наталя и, наступая на эти рубежи, они в любом случае, с Кронье или без него, пробились бы к Ледисмиту.
Тут затянувшаяся история быстро идёт к концу. Осторожно прощупывая путь горсткой лошадей, британцы двинулись через широкую равнину. То здесь, то там их задерживал треск ружейного огня, но каждый раз при их приближении препятствие удалядось и исчезало. В конце концов Дундональд понял, что на самом деле нет преград между его кавалеристами и осаждённым городом. С эскадроном Имперского полка лёгкой кавалерии и эскадроном натальских карабинеров он скакал вперёд, пока отряд сторожевой заставы Ледисмита не спросил у приближающейся кавалерии пароль — мужественный город был спасён.
Трудно сказать, кто проявил большую стойкость, освобождённые или освободители. Город, непригодный для обороны, находящийся в низине под господствующими высотами, держался 118 дней. Он отразил два штурма и терпел непрерывную артиллерийскую бомбардировку, на которую в конце, не имея тяжёлых боеприпасов, не мог дать адекватного ответа. Подсчитано, что на город обрушилось 16 000 снарядов. Двумя успешными вылазками британцы вывели из строя два из трех тяжёлых орудий неприятеля. Их изнурял голод (конина уже подходила к концу), и косили болезни. В госпитале одновременно находилось более 2000 заболевших брюшным тифом и дизентерией, а общее количество получивших медицинскую помощь в стационаре практически равнялось численности гарнизона. Десятая часть солдат умерла от ран и болезней. Оборванные, босые и истощённые, мрачные воины все равно не теряли боевого духа. На следующий после снятия осады день 2000 из них выступили преследовать буров. Один из проводников написал, что никогда не видел более горького зрелища, чем эти бледные солдаты, сгибающиеся под своими винтовками и задыхающиеся от тяжести боеприпасов, которые, шатаясь, преследовали своего отступающего грозного врага. Спасибо Господи, что они не догнали буров!
Списки потерь осаждённого гарнизона были велики, но и освободившей их армии — не меньше. Армия Буллера пробилась к полному успеху через провалы и самые глубокие бездны отчаяния. В Коленсо она потеряла 1200 человек, на Спион-Копе — 1700, на Вааль-Кранце — 400, и теперь, в этом последнем долгом наступлении, — ещё 1600 человек. Общие потери составили более 5000 человек, свыше 20 процентов всей армии. Некоторые отдельные полки пострадали особенно тяжко. Дублинский и Иннискиллингский фузилерские полки возглавляют этот скорбный реестр, у них в строю осталось только пять офицеров и 40 процентов солдат. За ними следуют Ланкаширский фузилерский и Королевский ланкастерский полки, тоже сурово поредевшие. То, что после одного поражения за другим солдаты все равно по-прежнему упорно шли в бой под командованием Буллера, хорошо говорит о его воле к победе и способности поддерживать свой авторитет командира.
