– Не валяй дурака, а? Человек подыхает, а он…
– А я не шучу, – Демид вылез из-под одеяла. На нем были трусы и футболка – без рукавов, но с высокой горловиной, закрывающая грудь до самой шеи. Сквозь туман, застилающий зрение, Лека отметила, что фигура у него великолепная. Конечно, не "качок", но мышцы что надо.
Лека сидела на диване в одних трусиках, разрисованная, как дикарь. Озноб выстудил все ее внутренности. "А вдруг у него ничего нет? Он же ничего в этом не понимает. Плевать ему на то, как мне сейчас хреново…"
Дема зажег настольную лампу и копался в ящике стола. Наконец извлек оттуда пластмассовую коробочку.
– Ага, думаю, это подойдет. Садись в кресло.
Лека, спотыкаясь, добрела до кресла. Голова кружилась все сильнее. Хорошо хоть проснулась вовремя. Утром она уже не смогла бы проделать этот путь без посторонней помощи.
Динамит открыл коробку и достал оттуда рубин. Он не врал – это был самый настоящий драгоценный камень, да еще такой здоровенный, величиной в половину спичечного коробка. Он положил его на стол перед Лекой.
– Смотри на камень.
– Динамит, подожди…
– Смотри, тебе говорят! – Он встал сзади девушки и начал легко массировать ее плечи. Лека попыталась закрыть глаза, но не смогла – камень притягивал ее взгляд как магнит, оторваться от него было невозможно. Грани рубина переливались в отраженном свете и Леке начало казаться, что камень ритмично пульсирует красным огнем. Руки Демида заскользили по ее груди, Лека почувствовала, как горячая волна бежит снизу вверх по ее телу. Мышцы ее расслабились, кожа покрылась испариной. Красные вспышки проникли в самую глубину сознания, приводя девушку в возбуждение – она непроизвольно задвигала ногами, дыхание ее участилось. Никогда в жизни ей не было так хорошо… Рубин распух на ее глазах, превратившись в лиловый светящийся шар. Он манил, Лека тянулась к нему обеими руками, одно лишь прикосновение к этому чудесному талисману обещало сделать ее счастливой на всю жизнь… Шар взорвался, заполнив все мировое пространство мириадами переливающихся блесток. Лека закрыла глаза и застонала…
Трудно сказать, как долго просидела она в полузабытье. Сознание медленно возвращалось, наполняя тело давно забытым ощущением легкости и здоровья. Демид сидел напротив и рассматривал ее с любопытством.
– Ну как, тебе легче, детка?
– Хорошо… Динамит, что это было? Ты ничего не сделал со мной… такого? По-моему, я кончила. – Она смущенно глянула него. – Мне надо в ванную.
– Ну что же, вполне вероятно. Выброс эндорфинов в кровь может сопровождаться оргазмоподобной реакцией. У всех это протекает по-разному.
Лека не стала слушать его научную белибердень. Отправилась прямиком в ванную. Запустила скомканными трусиками в угол и с наслаждением залезла под горячий душ.
Демид с разбегу прыгнул в кровать и попытался заснуть. Лека громко плескалась в ванной и напевала дурную громкую песенку. Голосок хрипловат, но мелодию не врала, и то слава Богу. "Ладно, займемся ее эстетическим воспитанием, – подумал Дема, засыпая. – Если не Рахманинов, то, по крайней мере, Кит Эмерсон ей не повредит".
* * *
– Динамит, иди сюда! – Лека голосила уже минуты три и Демид раздраженно вскочил с постели.
"Господи, дадут поспать когда-нибудь? Что там еще такое стряслось?"
Оказывается, не случилось ничего. Лека, довольная, вся в розовой пене, стояла в ванной и пританцовывала.
"Вот раскочегарилась, – подумал Демид. – Теперь, небось, до утра будет куролесить".
– Ну что, что такое?
– Помой мне спинку. Ты меня всю измазюкал, вот теперь оттирай свои художества. Никак не дотянусь.
Демид со вздохом намылил мочалку и, придерживая девчонку за ногу, стал водить по ее спине. Лека крутила попой перед самым его носом. Ей было очень весело.
"До чего ж худая-то, – отметил Демид. – Но красивая. Соблазниться, что ли? Да нет, не стоит. У тебя уже есть горький опыт любви со своей клиенткой. Сотрудница она тебе, и больше никто, понял?"
– Динамит, – спросила Лека. – Знаешь, этому твоему рубинчику цены нет. Классно – посмотрел на него пять минут, и полный кайф! Я знаю таких людей, которые за него любые бабки отвалят. Можно будет за границей всю жизнь жить. А?
– Нет, за границу мне не хочется, – Демид любовался свежеотмытой спинкой, – дома дел полно. Да и толку не будет, без меня эта штука все равно не действует. Не продавать же мне себя в приложение к ней?
– Ну ты все равно подумай, – не отставала Лека. – Эх, не понимаешь ты своего счастья! Мне бы такой камушек…
– Слушай, ты, трещотка! Держи полотенце и марш в постель. Три часа ночи! Если будешь мешать мне спать, заморожу и поставлю в угол вместо торшера. Это для меня раз плюнуть.
Он нарисовал в воздухе пальцем колечко. Струя из душа неожиданно совершила в воздухе мертвую петлю и брызнула Леке в лицо. Лека обиженно фыркнула.
– Ты что, колдун, что ли?
– Никогда не называй меня этим словом, – раздраженно сказал Демид. – У меня на него аллергия. И вообще, до утра молчать будешь. Аминь.
Лека хотела что-то съязвить, но, к большому своему удивлению, не смогла сказать ни слова – только беззвучно открывала рот. Демид кинул ей полотенце и отправился спать.
ГЛАВА 6.
Демид снова стоял в помещении с дубовыми дверями. Компьютер создавал видимость коридора, но когда Дема осматривался, двери сами надвигались на него, словно предлагая себя на выбор. Он никак не мог решиться – куда же войти? Вот странное животное, напоминающее грифона. Туда лучше не заходить – сожрет еще, чего доброго. Девочка в колпаке и в туфлях, как у Красной Шапочки. Нет, девочек на сегодня достаточно – никакого от них толку. Опять старик с палитрой… Он вызывал симпатию и Демид решил попробовать.
Комната старика была серо-голубой, цвет этот успокаивал и располагал к приятной беседе. Старик задумчиво стоял в углу и не обращал на Демида ни малейшего внимания. Дема вежливо кашлянул:
– Добрый день, господин, как поживаете?
– Неплохо, молодой человек, насколько вообще мое существование можно назвать жизнью, – старик обернулся на голос Демида. – Я бы скорее назвал это квазижизнью, неким эрзацем из моих собственных интеллектуальных исследований и эстетических потуг Хозяина – моего нечастого, но, увы, единственного собеседника. Видите ли, я – Художник. Художник с большой буквы, наделенный талантом необычайной силы. Вы можете посчитать это хвастовством, но поверьте, если бы моим произведениям суждено было вырваться из этого жалкого, к тому же перманентно выключающегося мирка в большой, прекрасный мир, передо мной померкли бы и Веласкес, и Рафаэль, и Гольбейн. Я уже не говорю о жалких потугах всяких псевдохудожников типа Дали или… э… Шагала. Ибо их эстетические установки неверны изначально. Они пытаются исказить предметы внешнего мира, изображая их. Они привносят в свои картины элементы собственного мироощущения, собственные слабости, свойственные несовершенной человеческой натуре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
