— Просто я оказалась ближе всех к вам, — серьезно ответила Маша и села, морщась от боли. — Каждый из нас сделал бы то же самое. Вот я не знаю, сможете ли вы идти по тропе?
— О, тут несколько шагов, я проползу, — более твердым голосом сказал Мендоса. — Дальше будет большая площадка.
Мы поднялись и пошли, только Мендосу и Машу продолжали страховать веревкой. Мендоса шел довольно бодро, хоть основательно прихрамывал. Но, дойдя до лагеря, разбитого невдалеке, за поворотом, он сразу ослабел и еле дополз до палатки.
— Ну, что с ним? — спросили мы Костю Лисовского, когда тот вылез из палатки.
— Ничего страшного. Ребро, как будто, поломано. В ноге, возможно, есть трещина в кости — я положил ее в лубок на всякий случай. Пока что дал ему снотворное — пусть до утра спит. И тебе, Маша, не мешало бы поспать. Давай-ка, я тебя перевяжу. Ух, и молодцы вы! На такой тропе двоих вытянуть!
— Да, джентльмены, — сказал Мак-Кинли, который все это время усердно счищал пыль со своей одежды, — все-таки напрасно мы не перерубили веревку. Он бы даже не удивился и не обиделся, как я понимаю.
«Действительно — какое совпадение! Надо же, чтоб на следующий же день после того разговора Мендосе пришлось пережить такое!» — подумал я.
Но события на этом не кончились. Утром Мендоса проснулся и выполз из палатки. Костя Лисовский, увидев его, замахал руками, показывая, чтоб он отправлялся обратно; но Мендоса уселся на солнышке и покачал головой — мол, не собирается он ложиться, не до того ему.
Я подошел к нему и сказал, что в его состоянии надо лежать, тем более, что предстоит еще нелегкий обратный путь. Мендоса ответил слабым голосом, стискивая зубы от боли:
— Поверьте, сеньор Алехандро, лежать я не могу. Моя совесть нечиста перед вами, и я хочу покаяться. Пусть бог мне простит!
— Да вы ложитесь, сеньор Мендоса, а я посижу возле вас, сказал я, смеясь; меня насмешило торжественное выражение исцарапанного лица Мендосы.
— Вы согласитесь называть меня по имени? — вдруг очень робко спросил Мендоса, поднимая на меня глаза.
Я почувствовал, что ему это почему-то важно, и сказал:
— Пожалуйста, сеньор Луис!
— Нет, просто Луис!
— Ну ладно! Тогда и вы зовите меня просто по имени, — ответил я; мне, признаться, все эти сеньоры и сэры порядком надоели за дорогу.
Мендоса обрадовался.
— Спасибо, Алехандро! — сказал он, схватил мою руку. Но тут же лицо его омрачилось. — Я только боюсь, что, узнав все, вы лишите меня своего доверия… Но все равно, я уже решил. Алехандро, прошу вас, позовите сюда ваших руководителей — я должен сказать нечто важное.
Я удивленно посмотрел на него, но он только кивнул головой и, устало закрыв глаза, прислонился к обломку скалы.
— Может быть, потом… — начал я.
— Нет, нет, Алехандро, дело срочное, я и так слишком долго молчал!
В голосе его звучала такая убежденность, что я, немного подумав, решил идти. В эту минуту Мендоса открыл глаза.
— Алехандро… сеньорита Мария — ваша невеста? О да, я знал это. У вас все девушки такие смелые?
— Все! — решительно заявил я, не зная, что ответить. Разве я знал до вчерашнего дня, что Маша способна на это? Ведь в Москве я ее чуть ли не трусихой считал…
Я привел Осборна, Соловьева и Мак-Кинли, и мы уселись около Мендосы. Мендоса оглядел нас всех, глубоко вздохнул и вдруг протянул нам что-то на раскрытой ладони.
Мы все дружно ахнули. Это была новая пластинка!
Мендоса молчал, печально улыбаясь. Осборн дрожащими руками бережно взял пластинку, и мы начали ее рассматривать.
Она была такая же серебристо-серая, как талисман Анга и по размеру тоже соответствовала ему. Только на ней не было ни схемы солнечной системы, ни географической карты; с обеих сторон ее покрывали мельчайшие значки, идущие сплошными рядами, без интервалов, — странные значки, похожие на отпечатки птичьих лапок (только по сравнению с такими птицами и колибри должна была казаться гигантом). Осборн в молитвенном экстазе смотрел на пластинку, и губы его беззвучно шевелились. Первым заговорил Мак-Кинли, как всегда резко и насмешливо:
— Ну-с, — сказал он, опять садясь на камень, — мы слушаем вас, сеньор Мендоса. Итак, откуда же у вас появилась эта интересная вещица? Фамильная драгоценность, не так ли? Материнское благословение?
Губы Мендосы дрогнули.
— Я знаю, — тихо сказал он, опустив глаза, — что вы вправе мне не доверять. Ведь я шел с вами и молчал! Но после того, как вы спасли мне жизнь…
— Да полно вам об этом! — грубовато, но уже добродушней перебил его шотландец. — Выкладывайте, как это к вам попало.
— Помните, я рассказывал о швейцарце и немце? Так вот, это они нашли. Я там с ними не был и ждал их внизу, но место знаю, могу найти. Они взяли оттуда еще много всяких удивительных вещей. Но все погибло…
Мендоса замолчал.
— Да рассказывайте же! — подбодрил его Мак-Кинли. — Как могло все погибнуть?
— Сначала швейцарец упал. Немец не стал его спасать. Он хотел один владеть тайной. Меня он сначала не боялся — я делал вид, что ничего не понимаю и ничем не интересуюсь. Даже когда он перерезал веревку, я ничего не сказал. Но он подсмотрел, что я прячу эту пластинку… я ее нашел в рюкзаке швейцарца. Немец все оттуда взял, а этой пластинки не заметил. И когда он это увидел, то понял, что я тоже владею частицей тайны и тоже хочу стать богатым и могущественным. И тогда он замыслил убить меня. Когда мы шли по такой же узкой тропе, как вчера, он хотел столкнуть меня в пропасть… Но я угадал его замысел и быстро упал на тропу, а он, размахнувшись, потерял равновесие и с криком полетел в пропасть. Быстрая река унесла его труп, и у меня не осталось ничего, кроме этой пластинки. Я надеялся, что в горы пойдет еще какая-нибудь экспедиция; я даже сам хотел снарядить экспедицию, но мне не везло: я никак не мог заработать достаточно денег!
— А вы ее показывали кому-нибудь, эту пластинку? — спросил Соловьев.
— Показывал? — с удивлением переспросил Мендоса. — О нет, конечно! Ведь это была моя тайна, моя надежда, моя мечта о свободе!
— Свобода — ведь это, по-вашему, деньги? Вы что же, думали — там сокровища лежат?
Мак-Кинли спросил это таким саркастическим тоном, что Мендоса нервно поежился.
— Конечно, я так думал, — упавшим голосом сказал он. Из-за чего же еще могут люди убивать друг друга?
— О, они всегда находили для этого достаточно причин! — меланхолически возразил Мак-Кинли.
— Но я думал, что они нашли сокровища… сокровища инков! Хотя я не видел ни у немца, ни у швейцарца никаких сокровищ. Я думал, что они взяли с собой только указания, как найти тайник…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
