а также привлекать брата этого властелина, владеющего богатым Новгородом и давно недолюбливающего черниговцев. Теперь Ольговичам необходимо было развить успех.
Вслед за известием о «взятии» Михаилом Киева сообщается, что сына Ростислава он оставил в Галиче, а тот немедленно отнял у Романовичей приобретенный по миру в 1237 г. Перемышль. Создается впечатление, что речь идет практически о синхронных событиях: «…а Ростислава сына своего остави в Галичи и отяша от Данила Перемышль»[289]. Вероятно, все это относится к весне — началу лета 1238 г., периоду, казалось бы, окончательного триумфа Ольговичей. Теперь под их контролем находились Киев, Чернигов и Галицкая земля в полном объеме: фактически весь юг Руси. Волынские князья Даниил и Василько Романовичи оказались в замешательстве: Ярослав уехал и был увлечен делами в Суздале, Владимир Рюрикович, который должен был воспротивиться утверждению Михаила в Киеве, ничего не смог. Поздние летописцы сообщают, что Владимир Рюрикович умер в 1239 г., будучи князем в Смоленске. Многие исследователи с доверием относятся к этому свидетельству. Если так, то можно предположить, что в Смоленск он был вытеснен в 1238 г. все тем же Михаилом Всеволодовичем, занявшим Киев. Волыняне опять остались один на один с давним соперником, который предельно удачно воспользовался сложившейся конъюнктурой.
Придворный волынский летописец ни словом не отметил то отчаяние, которое должно было охватить деятельного князя Даниила, но вставил неожиданную сентенцию общего характера: «…бывшю же межю ими овогда миру, овогда рати»[290].
То место, которое избрал автор летописи для такого двойственного резюме, надо полагать, не случайно. Возникла временная лакуна, прежде чем Романовичи осознали, что у них есть все шансы изменить положение. Силы сторон были равными, баланс, как отмечалось в предыдущих главах, неизменно сохранялся уже с 1236 г. Любое изменение могло произойти только в случае появления там некоего нового раздражителя, носителя новых как военных, так и политических возможностей. В 1237 г. таким новым фактором стал Ярослав Всеволодович Новгородско-Переславский. Его внезапный уход на северо-восток и вокняжение там позволили Ольговичам переиграть замешкавшихся Романовичей, захватить Киев и вернуть Перемышль. Надо полагать, реванш Даниила мог произойти только в случае появления кого-то нового, с кем можно было сыграть уже против Михаила. И такой фактор возник, но только не в 1238 г., а на следующий год — это были все те же монголы.
* * *
Разгромив северо-восточные земли Руси, Батый увел поредевшие войска в степь. Однако серьезной передышки они не получили. Как верно отметил В. В. Каргалов, в отличие от русских источников, согласно которым монголы ушли в Поле на отдых, восточные, напротив, повествуют об их непрерывных в эти годы (лето 1238 г. — осень 1240 г.) наступательных и карательных операциях. Дешт-и-Кипчак еще не был покорен. Пока одни ханы ходили громить северо-восток Руси, другие сторожили тылы от половцев и других соседей. Требовалось подчинить эти народы для того, чтобы продолжить путь на запад. Их покорность не только обеспечивала мир в тылу, но позволяла пополнить войско новыми подразделениями. Они же могли компенсировать потери в лошадях.
Как сообщает Рашид ад-Дин, осенью 1238 г. ханы Шибан, Бучек и Бури «выступили в поход в страну Крым и у племени чинчакан захватили Таткару»[291]. Издатели этого текста резонно заметили, что под непонятным племенем «чинчакан» стоит понимать испорченное «кипчаки», которые действительно контролировали крымские степи. Разъяснить имя или топоним Таткара исследователи затрудняются, хотя, скорее всего, это некое половецкое укрепленное поселение в Крыму. Видно, что направление было важным, поскольку на него выделили не менее трех туменов с тремя чингизидами во главе. Известно также, что покорение крымских половцев изрядно затянулось. О появлении монголов у Судака сообщает пометка на полях рукописи местного Синаксаря 26 декабря 6747 (1239) г.: «В тот же день пришли Татары…»[292] Выходит, что бои затянулись почти на год — с конца 1238-го по конец 1239 г.
Монголы в степях Дешт-и-Кипчак. 1238–1240 гг.
В это время Берке, брат Бату, воевал с другими кипчаками. Как сообщает Рашид ад-Дин, осенью 1238 г. он «отправился в поход на кипчаков и взял [в плен] Арджумака (вар.: Арчиал; Архамал; Азджамал), Куран-баса (вар.: Куранмас) и Капарана (вар.: Киран), военачальников Беркути (вар.: Мекрути; Бекрути; Меркути)»[293].
Войны с причерноморскими кочевниками должны были быть для монголов особенно сложными и принципиальными. Они встречали здесь родственные как по образу жизни, так и по формам мышления народности. Перебить или покорить их было так же тяжело, как самих себя. Это была «особая арена военных действий».
После Калки многое в степи изменилось. Для половцев стало очевидно присутствие необоримого врага, война с которым выглядела бесперспективной. Часть кочевников присоединилась к империи, другая продолжила борьбу, третьи пытались бежать. Судьбу Бачмана из племени ольбери, населявшего области Северного Прикаспия, мы уже упоминали. Он был из тех, кто боролся. Немало было и отступников, о чем мы также говорили. Другие пытались уйти от угрозы. Единственный путь вел на запад, где половцы вынуждены были выстраивать отношения с Венгрией и Булгарией. Для европейских монархов в начале XIII в. «Половецкая земля» (Кумания; Сumania) выступала независимой страной, раздробленной на отдельные ханства, но тем не менее со вполне уловимым единством. Ее размещали восточнее устья Дуная и Серета. Однако эта граница была более чем условной. Малонаселенные области Трансильвании давно стали объектом половецкой колонизации, особенно интенсивной в середине 1220-х гг.
В 1211 г. венгерский король Андрей пригласил тевтонских рыцарей для обороны от половцев. Немцы основали колонию и выстроили несколько замков на юго-востоке Трансильвании (Transilvania — букв. «Залесье»; нем. Siebenbürgen — букв. «Семиградье») в районе реки Бурца — малонаселенной и пустынной области. В короткий срок там было возведено шесть замков, основан город Кронштадт (Kronstadt; ныне Брашов, Brasov), а также привлечены немецкие крестьяне-колонисты. Область получила название Бурценланд (Burzenland). Король Андрей считал Орден вассалом венгерской короны и в 1222 г. даже выдал ему привилегии на завоевание закарпатских земель вдоль Дуная — вплоть до Черного моря и границ Латинской империи, основанной в Константинополе в 1204 г. Магистр Герман фон Зальца вскоре попытался закрепить достигнутое за Орденом и выйти из-под королевской опеки. В 1224 г. папа издал буллу, согласно которой все земли Ордена, приобретенные или отвоеванные у кочевников в Трансильвании, переходили под покровительство Римской церкви и власть венгерского короля на них более не распространялась. Венгерский король отреагировал очень быстро: в 1225 г. он вместе с войсками прошел по землям Ордена в Бурценланде и изгнал братьев-рыцарей из их замков, а также из своего государства. Почти сразу из Прикарпатья крестоносцы отправились в Пруссию, так как уже зимой 1225/26 г. К ним поступило приглашение от мазовецкого князя Конрада помочь в борьбе с другими беспокойными соседями-язычниками.
Вместе с уходом крестоносцев снизился и уровень напряженности в венгерско-половецких отношениях. В период после Калки кочевники все
