– Людмила? Она рассказала вам? Но я не был знаком ни с какой Буланиной, клянусь! Я тогда просто поджидал Людмилу, вот и все.
– Почему вы прятались?
– Она замужняя женщина, вы понимаете… Не хотел, чтобы нас увидел ее муж.
– У вас на руке была царапина. Откуда она взялась?
– Царапина? – Дмитрий Сергеевич удивился, надолго замолчал, вспоминая. – Возможно… мало ли, где я поцарапался. При чем тут какая-то Буланина? Я никого не убивал. Что за чушь!
– Вам не кажется, что подобных совпадений слишком много?
Никитский не ответил, он был погружен в свои мысли, пытаясь сообразить, откуда на его руке взялась царапина.
– А! Вот… я вспомнил! – обрадовался он. – Видите? Сколько лет прошло, а я все-таки вспомнил!
– Что вы вспомнили?
– Про царапину! Я тогда… Мне нравилась Людмила Станиславовна. Я торопился, хотел встретить ее, подвезти на работу. Машину мне приходилось прятать в кустах. Там была толстая ветка, она упиралась прямо в лобовое стекло, и я обломал ее. Ну, и поцарапался нечаянно…
– У вас хорошая память, Дмитрий Сергеевич, – улыбнулся адвокат. – Тем более непонятно, почему вы не можете рассказать, как в вашей машине оказалась убитая женщина.
– Мне самому это не дает покоя! – согласился Никитский.
– Кстати, Авдеева тоже боялась вас. Вы и ее хотели убить?
– Что вы несете?! Я что, маньяк, по-вашему?
– А Галина Яковлева? Уж не вас ли она имела в виду, боясь убийцы? – настаивал адвокат. Он видел растерянность Никитского и решил выяснить все до конца.
– Какой бред! – бормотал хозяин «Альбиона», качая головой. – Бред… Все ложь.
– Но ведь Яковлева мертва! Как это вы объясните?
– Моя вина ни разу не была доказана, – понуро произнес Дмитрий Сергеевич. – Вы прекрасно знаете.
– На сей раз против вас много улик. Вам не отвертеться, господин Никитский.
– Подождите, – обрадовался тот. – Ведь Авдеева жива! Жива и здорова!
– Шаткий аргумент…
Артем и сам думал о Людмиле Станиславовне. Женщина осталась жива, несмотря на все свои страхи. Это говорило в пользу Никитского.
– А вы? Зачем я вас нанял? – рассердился Дмитрий Сергеевич. – Вы должны…
– Я знаю свои обязанности, – перебил его адвокат. – Объясните только, почему вокруг вас происходят подобные вещи? У вас есть хотя бы предположения?
Никитский стал еще бледнее, чем был в начале разговора. Кровь отхлынула от его впалых, небритых щек, подбородок нервно дергался. Он как будто боролся сам с собой, решаясь, говорить или не говорить. Хозяин «Альбиона» понимал, что Пономарев ничуть не преувеличивает тяжесть его положения, и сделал выбор.
– Да! – с горькой иронией заявил он. – Я сам виноват. Это все скука, черт бы ее побрал! Почему жизнь бывает так несносна? Мне всегда все давалось легко – учеба, спорт, девочки, потом бизнес. Хотелось развлечений, остроты. Вы понимаете? Где я мог найти необычные ощущения, которые щекотали бы мои сонные, застывшие от безделья нервы? Только не думайте, будто я Джек-потрошитель! Такое мне и в голову не приходило. Мне даже драться ни разу в жизни не приходилось! Женщины – моя слабость. Я люблю их всех, и они с удовольствием дарят мне свое восхищение. Сначала это интересно, а потом становится скучным, как и все в мире.
– И вы решили их убивать?
– Не повторяйте ваши глупости! Зачем мне убивать? Я их просто пугал. Делал вид! Понимаете? Притворялся… чтобы развлечься. Мне нравилось, как они быстро поддавались, теряли ощущение реальности и полностью погружались в мою игру. Я специально создавал разные ситуации, намекающие, что я собираюсь убить их. И в то же время ухаживал за ними. Ту же тактику я применил и к Галине. Эта гремучая смесь действовала на женщин по-разному, но всегда добавляла остроты. Я действительно был влюблен в них, и чем больше они боялись, тем сильнее я любил их. Без этого любовная игра казалась мне пресной.
– Вы влюблялись в женщину, а потом начинали ее пугать? – уточнил Пономарев. – Что за странная фантазия?
– Мне было скучно, – вздохнул Никитский, опуская глаза. – И я развлекался. Это не преступление, я надеюсь?
– Опять вы? – без воодушевления спросила Людмила Станиславовна, пропуская в прихожую господина Гордеева. – Все еще не оставили идею изображать влюбленного?
– Не изображать, – улыбнулся Фарид. – Я хочу им стать. Вот, всю ночь не спал, читал Шекспира.
Авдеева не выдержала и рассмеялась.
– Ладно, входите.
На кухне кипел чайник, в вазочке на столе стояло клубничное вареньем – и так по-домашнему уютно пахло клубникой, печеньем и еще чем-то давно забытым, напоминающим детство, бабушку и дом в деревне, куда родители отправляли Фарида на лето, что он растрогался.
– Садитесь, будем пить чай! – пригласила Людмила Станиславовна. – Я еще не завтракала.
За чаем разговор не клеился. Фарид вчера вечером ходил по магазинам, выбирал ей подарки, а теперь не знал, как преподнести их. Она смотрела на его замешательство и посмеивалась.
– Так что? – неожиданно спросила Авдеева. – Не испугались моего супруга-маньяка? А вдруг я тоже стала ненормальной, прожив с ним столько лет?
– Нет.
– Вижу, вы храбрый мужчина. Настоящий герой. К тому же, Владимир Петрович умер… Теперь я свободна и опять могу выйти замуж. Вот только хочу ли я? Вы нашли ответ на этот вопрос?
– Где? – чувствуя себя необычайно глупо, спросил Фарид.
Эта женщина явно подшучивала над ним, не принимая всерьез ни одного сказанного им слова.
– У Шекспира! – засмеялась Людмила Станиславовна.
– Не нашел.
– Я так и думала.
Она получала удовольствие, глядя на его выражение лица – строгое и вместе с тем робкое.
«Что говорить, я не знаю, пора переходить к действиям, – решил Фарид.
– У меня для вас сюрприз, – пробормотал он, краснея от банальности фразы, и поспешил в прихожую. – Вот!
Он положил ей на колени пакет.
– Что это?
– Подарки.
Людмиле Станиславовне мужчины никогда ничего не дарили, и она почувствовала замешательство. Супруг в первый год брака преподносил ей разные дешевые мелочи, а потом и это счел лишней тратой денег. Никитский пару раз дарил ей цветы и еще что-то… она забыла.
Авдеева раскрыла пакет, внутри которого оказалось множество свертков и маленьких пакетиков. Оберточная бумага соблазнительно шуршала. Людмила Станиславовна высыпала подарки на стол и принялась разворачивать. На свет появились кружевные бюстгальтеры, трусики, короткие прозрачные маечки, шортики, ночные рубашки и шелковый пеньюар, – все красивое и очень дорогое.
– Вам нравится? – спросил Фарид. – Мне кажется, я угадал ваш размер.
– Вы в своем уме? Господи! Я не ношу такое белье…
– А теперь будете носить. По-моему, вам пойдет.
Людмила Станиславовна медленно и густо краснела. Ей хотелось сгрести все это шелково-прозрачно-кружевное великолепие обратно в пакет и убрать с глаз подальше. Что он себе позволяет? Наглость какая! И вместе с тем она не могла оторвать глаз от красивого белья. У нее никогда такого не было.
– Вы полагаете, это как раз то, что принято дарить женщинам? – спросила она, избегая смотреть на Гордеева.
– Не знаю… – смутился он. – У меня мало опыта. Вы согласны научить меня хорошим манерам?
– Идемте в гостиную! – резко сказала она, поднимаясь. – Посидим там.
Авдеева боролась с желанием убежать и спрятаться. Она не привыкла к хорошему, и счастье, которое оказалось так близко, пугало ее своей простотой. Неужели у нее еще есть шанс? После всей ее безрадостной, унизительной жизни, после Авдеева с его дневником, полным жутких откровений? После Никитского? После смерти Галины?
– О чем задумались?
Фарид неслышно подошел и обнял ее сзади за плечи. Он казался ей совсем молодым, красивым и горячим мужчиной. Его дыхание обжигало шею. Он что-то говорил, говорил, улыбаясь. Она не понимала, не слышала его. Ее жизнь начиналась заново, и она вся погрузилась в это сладкое ощущение ожидания неизвестности… Все ее думы разлетелись, как цветочная пыльца, и даже мысль о том, что все это снова может оказаться обманом, ложью, не пришла ей в голову.
ГЛАВА 29
После своей поездки в Андреевское, Юрий ходил сам не свой. Анна так ни о чем и не спросила. Сначала он ждал расспросов и готовился к ним, но с каждым днем отсрочки беспокойство его нарастало. Неужели она до такой степени равнодушна к нему? Если так, то это конец.
Все валилось у Юрия из рук: он забросил дела, бизнес, приятелей, обычные развлечения. Бильярд его раздражал, ночные клубы надоели. В собственный загородный дом, роскошный и пустой, его не тянуло. Без Анны ему там нечего было делать. Он попытался пригласить Анну на речную прогулку, но она вежливо и бесстрастно отклонила предложение. Внешне в их отношениях ничего не изменилось – Анна была ровна, доброжелательна и даже ласкова, – но внутренне она все больше отдалялась от него. Как исправить это, господин Салахов не знал.
