— Отчего?
— Да потому, что борусы — это те же дулебы, что раньше сразу на двух берегах жили — у Дуная и моря Русского — и мореходную науку сызмальства на протяжении многих поколений знали.
— Это те самые дулебы, на которых напал римский император Траян? — смог наконец блеснуть познаниями Кандыба.
— Да, много борусинских воинов полегло в той войне у Траяновых валов, но враги не смогли пройти дальше Дуная, потому что другие славянские роды и сами боги славянские всегда приходили на помощь.
— Одначе борусы не на море живут, а у истоков Буга, Припяти, на Волыни…
— Это они позднее, после многих войн, туда переселились, а раньше жили где я говорил. И даже та часть моря, что к ним прилегала, звалась Дулебским морем. Потому наука морская у них до сих пор в крови держится, как, впрочем, и у многих славян… Боги наши учили Пращуров и военной, и мореходной, и звёздно-солнечной, и другим наукам, а греков, видать, их бог не учит. Да и то сказать, как он может научить, коли сам к кресту пригвождён… — уже шёпотом, с опаской поглядывая в сторону княгини и её духовника, закончил Славомир.
— Что ты, что ты! Нельзя так говорить! — зашикал и замахал руками Кандыба. — А ежели их бог услышит, как ты его хулишь? Беду накличешь!
Славомир пожал плечами и отвернулся, подставив лицо прохладному морскому Стрибогу, дующему в сторону суши. Главный лодейщик рёк, что успели они вовремя, сегодня, в крайнем случае к рассвету, ветер должен перемениться и начать дуть от берега на полуденный заход, тогда и погонит русские лодии к Византийскому берегу, успевай только подставлять паруса. И в самом деле, к вечеру ветер совсем стих, а с утренней зорькой подул от берега, вначале едва заметно, а потом сильнее. Гребцы убрали вёсла, и над лодиями вновь затрепетали гордые ветрила, унося суда всё дальше в бескрайнее море, и в скором времени утренний берег скрылся за зелёными волнами, которые теперь были повсюду, куда не кинь взгляд.
Многие непривычные люди от качки начали страдать морской болезнью.
В напряжённом ожидании и борьбе с волнами прошло три дня, прежде чем вдали показалась долгожданная суша.
Глава 4
В граде Константина
Едва взору открылась отдалённая полоска греческой земли, измученный морской болезнью Кандыба ожил и уже не уходил с палубы, нетерпеливо вглядываясь в слишком медленно приближающийся, как мнилось ему, загадочный Царьград, или, иначе, Константинополь, живописно расположившийся на семи холмах.
Светлые пятна на фоне голубизны и зелени постепенно обретали очертания великолепных белокаменных строений с красными, а порой и золочёными крышами.
— Это царские палаты? — вопрошал младший охоронец у Славомира.
— Тут и палаты, и монастыри, и церкви христианские, дома царских сродственников и военачальников, просто богатых людей.
— И всё из белого камня, до чего ж красиво! — восторгался Кандыба, стараясь лучше разглядеть дворцы сквозь густую зелень диковинных растений. Особенно его поразил блистающий на солнце золочёный купол какого-то строения. Охоронец подошёл чуть ближе к княгине и её духовнику и услышал, что тот как раз и ведёт рассказ про это чудо.
— Купол же, княгиня, сего величайшего в свете храма, названного храмом Святой Софии, имеет шестьдесят локтей, это э-э… пятнадцать саженей. Полы в нём из лучшего мрамора, все украшения и фигуры либо из золота, либо из серебра и позолочены….
Лодии направились в спокойную удобную бухту. Однако путь в неё преградил десяток военных греческих кораблей. Прикрытые щитами, ощетинившиеся самострелами и луками, они охватили полукругом суда русов.
— Чего они всполошились, — вопрошал Кандыба у сотоварища, — мы же к ним с миром, а они оружием ощетинились?
— Понять-то их можно, греки всегда нас боялись, а память о походах на них Олега Вещего и Игоря свежа ещё, а тут столько лодий, да ещё с вооружённой охраной, вот и всполошились, — рассудительно заключил Славомир.
Меж тем византийская галера с изукрашенным золочёной фигурой носом подошла ближе других к княжеской лодии, и осанистый, в дорогом одеянии грек стал вести беседу с начальником посольства русов. Толмач перевёл ему слова посольского начальника, что княгиня земли русов Ольга по приглашению императора Византии Константина Багрянородного прибыла в Царьград со своим посольством и купеческим караваном. Поглядев на встревоженных греков, начальник добавил, обращаясь к толмачу:
— Успокой их, реки, что с миром пришли мы и, кроме охоронцев, войска с собою не имеем.
Осанистый византиец о чем-то переговорил с другим важного вида мужем, что возник подле него, потом что-то сказал своему толмачу, который заговорил по-славянски, длинно и цветисто изъясняясь, как любят византийцы россов и как уважают их архонтиссу да как рады её визиту…
— Гляди, что соловей заливается, — толкнув товарища в бок, злорадно прошептал Славомир.
— А мне нравится, красиво говорит, — возразил напарнику Кандыба, — про христианскую любовь человека к человеку, про то, что Русь и Византия в мире и любви друг к другу пребывать должны.
— Ага, любил волк кобылу, да оставил только хвост и гриву, — криво усмехнулся Славомир.
Наконец, длинная речь греческого толмача закончилась тем, что любящие Русь византийцы с великой радостью впустят караван в Суд, ежели русы позволят проверить их лодии.
— Не потому, что мы не доверяем любезным нам россам, а таков порядок единый, который нам, малым людям, изменять не положено.
Начальник посольства быстро переговорил с княгиней, и её согласие было получено. К каждой из лодий русов, кроме «Лебеди» княгини, подошло по небольшой скедии с греческими воинами. Опасливо оглядываясь на здоровенных лодейщиков и дружинников, византийцы бегло осмотрели лодии, удостоверившись, что в них, кроме товара, припасов и рабов, нет спрятанных воинов и оружия. Наконец, суда византийцев разошлись, давая русам пройти в обширный и спокойный залив, по обе стороны которого раскинулись многочисленные большие и малые причалы, какие-то строения, огромные каменные амбары, лёгкие навесы и цветные шатры, чего тут только не было.
— В Суд входим! — сообщил Славомир.
— А это что за башни? — обратил внимание Кандыба на каменные сооружения по обеим сторонам.
— В случае необходимости меж башнями протягиваются крепкие цепи, и тогда чужие корабли ни войти, ни выйти из залива не могут. Когда князь Олег их воевать приходил, греки тогда тоже Суд затворили. А Олег корабли на берег вытянул и повелел поставить их на колёса. И с попутным ветром двумя тысячами лодий подкатил под самые стены Царьграда. Завоевал все околицы, множество греков уничтожил и палат их белокаменных вместе с церквями. Так что цепи эти в случае чего — не помеха. А когда мы с князем Игорем сюда пришли, греки и затвориться не успели, — весь их Суд мы сожгли, монастыри и сёла Огнебогу предали…
— Такую красоту сожгли? — воскликнул Кандыба, указывая на прекрасные дворцы и храмы, что располагались выше по берегу и светились золочёными крышами, как бы подчёркивая свою исключительную отдалённость от всех этих амбаров, домов и домишек.
Славомир бросил на друга строгий, даже грозный взгляд.
— Змеиное гнездо надо уничтожать без жалости, иначе они потом всех своим ядом погубят. Греки, брат, для нас опасны. Я как-нибудь подробней тебе растолкую… Вишь, как испуганно зашебуршились, — ухмыльнулся Славомир, кивнув в сторону берега, — небось помнят ещё нас…
На берегу в самом деле наблюдалась некоторая суматоха, вызванная подходом столь многочисленных русских лодий, — бегали посыльные, появились вооружённые всадники, высыпал праздно-любопытствующий люд. Все пристально наблюдали, как русы, убрав паруса, неспешно входят в залив Золотой Рог, который и впрямь своими очертаниями был схож с плавным изгибом коровьего рога.
— Гляди, Славомир, мы без парусов почти, а плывём, — подивился Кандыба.
— Потому что тут течение, — пояснил охоронец, — оно-то нас и несёт.
— А кто ж тут живёт у берега? — снова спросил неугомонный Кандыба.
— Жилищ-то внизу немного, здесь всё больше склады великие и малые, лавки разные, харчевни, кузни, мастерские, ну и… — Славомир как-то странно глянул на товарища, — ещё, понятное дело, дома специальные, где для утех девок беспутных держат и каждый с той девкой возлечь может за плату.
— Как, — оторопело уставился на друга младший охоронец, — я сам сколько раз слышал от отца Григория, что это у них блудом называется и бог ихний за то наказывает?!
— Эге, брат, да ты что? — изумился теперь Славомир. — Не ведаешь разве, что греки издревле имели многих богов, которые такими же блудливыми были, и дивились несказанно, что наши русские мужья и жёны друг другу завсегда верны? Мне Яровед, жрец Яро-бога, поведал как-то, что они даже нашего бога Ярило себе взяли, только назвали его по-своему — Ярос, или Эрос, и у них он богом Блуда стал, то-то! И хоть теперь они единого Христа за Бога признали, опять же от иудеев взятого, только греки остались теми же греками, какими и раньше были, — хитрыми, чревоугодными и распутными.
