Двухдневные напряжённые будни в порту – демонтаж оборудования лодки и перемещение её в сухой док – не дали мне поразмышлять о причинах неудачи нашего похода. Но задуматься пришлось уже на следующее утро. Я случайно находился на пирсе, когда в бухту наконец вернулась «У-634» через три дня после нас. На этот раз я присовокупил к благодарности за помощь Дальхаусу крепкое рукопожатие.
Тем не менее в конце концов удалось подавить болезненные мысли и чувства. Я постарался забыть о том, что смерть постоянно сопровождала меня в мае. С неуёмной энергией молодости я окунулся в бурную и переменчивую жизнь в порту. Я присоединился в казино-баре к своим друзьям, которым посчастливилось вернуться из похода. Мы отмечали дни рождения, танцевали со всеми красотками мадам. Она обновила свой контингент несколькими экзотическими цветками разного цвета – от белого до жёлтого и шоколадного. Жанин была обворожительна, как всегда. То, что она дарила любовь другим в моё отсутствие, не имело значения. Ведь это могли быть последние часы любви и жизни моих товарищей.
Фактически подводная война превращалась для нас в бесконечную похоронную процессию. Союзники нанесли нам на море контрудар беспрецедентной силы. Англичане и американцы копили свои силы медленно, но неуклонно. Они увеличили флот быстроходных сторожевых кораблей, построили несколько авианосцев среднего водоизмещения, а ряд транспортов превратили в миниатюрные авианосцы. Они создали эскадрильи морской авиации, а также приспособили для борьбы с нашим надводным и подводным флотом армады стратегических бомбардировщиков, базировавшихся на суше. И неожиданно нанесли по нам удары с поразительной точностью. Тридцать восемь – такова была цифра наших потопленных подлодок в роковой май 1943 года. Вместе с ними погибли многие мои боевые друзья и товарищи по учёбе. Пока наш главный штаб не примет эффективные контрмеры, все наши хвалёные новые подлодки будут лишь увеличивать число стальных гробов.
Предполагалось, что ремонт «У-230» займёт минимум четыре недели. Поскольку мне предоставили продолжительный отпуск, я решил съездить в Париж, навестить родных и провести недельку с Марианной на солнечном пляже Ванзее в Берлине. Да, отпуск был продолжителен, но я отлично сознавал, что срок моей жизни ограничен.
В начале июня вечером я отбыл экспрессом в Париж, передав дела Риделю. Пока поезд мчался по сельской местности, я пытался вообразить, что слышу знакомый шум дизелей, грохот разрывов глубинных боезарядов, авиабомб и торпед, треск раскалывавшихся кораблей и рокот океана. Однако до моего слуха доносились только забытые звуки стука колёс, катившихся по рельсам. На парижский вокзал Монпарнас я прибыл ранним, ещё свежим утром. Такси доставило меня в отель близ Вандомской площади, который предназначался для проживания морских офицеров. Я решил воздерживаться от амурных связей во время короткого пребывания в городе, но обилие агрессивных девиц вскоре подвергло мою решимость серьёзному испытанию. Я поспешил в прохладные залы Лувра и провёл большую часть дня в прогулках по галерее Аполлона, Великой галерее и залу Кариатид, где, судя по легенде, было повешено немало гугенотов. Вечером я сходил в изысканный ресторан близ Оперы и поужинал в торжественном уединении. Затем прошёлся вдоль бульвара Капуцинов, отклонив несколько предложений платной любви, и вернулся в уютный номер отеля.
На следующий день у меня оставалось до отъезда много свободного времени. Утром я гулял по Плас Пигаль, плотно позавтракал в маленьком кафе на Монмартре, поднимался по длинной лестнице к Сакре-Кер. Я провёл полдень и вечер на левобережье, праздно бродя по улицам и соря деньгами в кафе. Париж, прекрасный Париж, как мне не хотелось покидать его! Однако в 22.00 я сел в поезд, уходивший в Германию.
Утреннее солнце поднялось уже высоко, когда мой экспресс прибыл на вокзал Франкфурта. Я сразу обратил внимание на то, что огромный стеклянный купол над железнодорожными путями сильно повреждён бомбардировками противника. Стекла выбиты, остался только голый стальной каркас. Это зрелище стало печальной прелюдией к моему возвращению домой.
Как всегда, я вернулся к родным без уведомления. Когда на мой звонок мать открыла дверь, то посмотрела на меня как на незнакомца. Подождав секунду, я сказал:
– Здравствуй, мама! Может, ты меня впустишь? Как хорошо снова быть дома.
Я заметил, что мать время от времени пробирает нервная дрожь, что она сильно похудела. Мне показалось, что её гложет печаль. Но я не стал расспрашивать её, решив сказать что-нибудь приятное.
– Я так рад снова отдохнуть за своим столом.
Естественно, она справилась, голоден ли я, утверждала, что выгляжу сильно осунувшимся, и беспокоилась о моём здоровье.
– Скажи, у тебя достаточно тёплого нижнего белья? Может, ты не знаешь, но мы отдали всю лишнюю одежду нашим солдатам, воюющим в России. Твои ботинки, лыжный костюм вместе с лыжами. Расскажи, как идёт война в Атлантике? Теперь мы слышим не так много о наших подлодках.
Я сказал, что она скоро снова услышит о наших успехах. И, решив, что не буду обсуждать с ней военные действия, переменил тему разговора:
– Как поживаете? Что с Труди? Виделась ли она со своим супругом в последнее время?
– С Труди всё в порядке, – отвечала мать. – Ганс был здесь на Пасху. Его родители тоже приходили в гости. Их сильно бомбили в Дюссельдорфе, и они уехали в Шварцвальд, пока обстановка не улучшится. Нас тоже недавно бомбили, но не так ужасно, как в других местах.
– Как папа? – спросил я.
Мать разрыдалась. С заплаканным лицом она сообщила, что отца три месяца назад арестовало гестапо. Он всё ещё находился в заключении в городской тюрьме в Хаммельгассе.
– Я не сообщала тебе об этом в своих письмах, – сказала она всхлипывая. – Не хотела, чтобы ты знал.
Разрываясь между удивлением и яростью, я добился от неё сбивчивого рассказа о том, что произошло. Отец поддерживал более чем дружеские и случайные отношения с молодой женщиной. Она служила в его фирме продолжительное время. Однажды отец потребовал от матери развода, желая жениться на этой женщине. Но его арестовали не поэтому. Причина была другая. Женщина, которую он любил, оказалась еврейкой. Согласно официальной идеологии, такая связь считалась преступлением. А отец вдобавок укрыл её от полиции. К несчастью, кто-то донёс властям, что женщина – еврейка. Гестапо схватило и женщину, и отца. Её бросили в концлагерь, отца – в тюрьму.
Арест отца привёл меня в бешенство. Несправедливость по отношению к нему была проявлена властями не впервые. Зимой 1936 года деятельность финансовой компании отца и 36 других аналогичных фирм была прекращена. Просто потому, что они не отвечали политическим установкам руководителей Третьего рейха. Отца без объяснения или предупреждения лишили дела всей жизни. Он был вынужден начать бизнес заново в возрасте 46 лет. Только благодаря талантам и упорной работе ему удалось организовать новое дело и обеспечить семью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
