решение…
Но какое именно решение вынес синод, а, вернее, сам епископ, узнать не удалось. Двери в зал с грохотом распахнулись, и на пороге во главе вооружённого и облачённого в зерцальные доспехи отряда появился высокий светловолосый человек средних лет. Лицо его покрывали рваные шрамы, некогда прямой нос сросся неправильно после рассечения. В отличие от своих сопровождающих, он не имел брони, а был одет в алый кафтан с золотым шитьём. Острые носки сапог торчали вверх по последней моде. На боку его красовался меч в ножнах, обтянутых кожей и обитых золотом с инкрустированными драгоценными камнями. Узнать вошедшего было несложно.
– Князь Мирослав, чему обязан таким драматическим появлением? – епископ чуть наклонился вперёд, поставив руки на трибуну.
Правитель Миргородского княжества двинулся вперёд большими шагами, рыская взглядом, будто голодный волк. Оказавшись перед кафедрой, он упёр руки в бока и едва не прорычал:
– Будто ты не знаешь, свинья церковная, зачем я пришёл! Я за этими выродками который день гоняюсь, а тут вдруг случайно узнаю, что они у тебя. Да ты ещё и судишь их без моего участия!
Сидевшие на кафедре священники будто стали меньше. Словно гнев князя обжёг и отбросил их, подобно волне жаркого воздуха. Лишь Антонид оставался невозмутим. Скрестив на груди руки, он выслушал слова Мирослава, не утратив спокойствия.
– Осторожнее, Мирослав. Не годится пресветлому князю оскорблять верховного служителя Церкви в его же доме. Что скажут твои подданные?
– Да в гузно этих подданных! Выдай мне преступников, или гнев мой будет таким, что ты пожалеешь о том часе, когда родился на свет!
Епископ дослушал угрозы, не прерывая. Затем выдержал паузу, дав дружине время подумать о словах своего предводителя. Мягким голосом, в котором читались сочувствие и забота, Антонид ответил:
– Князь, я знаю тебя много лет. Уверен, в тебе говорит гнев, который вполне можно понять. Я слышал, что ты потерял верного друга, и скорблю об этой утрате. Как суровый, но справедливый правитель, ты взываешь к достойному наказанию для преступников. Однако можешь ли ты быть уверен, что в смерти Ратибора виновны именно эти люди?
– О! – Мирослав невесело усмехнулся. – В этом я совершенно уверен! Давеча у стены поймали мы двоих беглецов, которые подтвердили, что своими глазами видели подлое убийство.
– Не надо было отпускать тех двоих! – сквозь зубы проговорил Драгомир.
– И что бы ты сделал? – спросил Мормагон. – Убил на месте? Другого пути не было. Мы попытались. И, кажется, теперь нам уже ничто не поможет.
– И где же эти свидетели?
– Сознались в соучастии, – с мстительным торжеством заявил князь. – За что и были повешены на городской площади в назидание другим. Сходи, посмотри, коли так хочешь, поп. Клянусь, скоро рядом с ними будут болтаться ещё три трупа!
– Сказано в Писании – «не клянись». Кто может подтвердить истинность их слов? Быть может, они оклеветали этих людей, чтобы выторговать свои жизни?
– Я могу подтвердить. Мои палачи способны вытянуть правду даже из самих бесов. И те будут умолять, чтобы им поверили. Довольно разговоров! Выдай мне этих бродяг.
Лада поймала взгляд Антонида, но ничего не смогла прочитать по нему. Епископ оставался холоден и невозмутим, словно льдина. Миг – и его внимание вновь переключилось с охотницы на князя.
– Выйдите все, – ровным голосом проговорил он. – Узников – обратно в темницу. Нам с князем нужно поговорить наедине.
Священники с видимым облегчением стали покидать кафедру. Они уходили так стремительно, что через пару минут скамьи опустели. Дружина нерешительно медлила, пока Мирослав не отпустил их кивком головы. Церковная стража вновь окружила Ладу, Дрогана и Мормагона. Никто не оказал ей сопротивления, когда охотников вели обратно в комнату с видом на гавань.
Лада не сомневалась – в следующий раз она покинет это место, когда приговор уже будет утверждён.
Глава 24
Ожидание оказалось недолгим. Спустя час послышался шорох отодвигаемого засова. Всё те же безмолвные стражники отвели обвиняемых обратно в зал.
Священники уже заняли свои места. Дружина куда-то пропала, но наверху кафедры бок обок стояли князь и епископ. По их лицам сложно было что-то прочитать, но Лада не сомневалась – приговор вынесен.
И верно – в этот раз не стали тратить время на пустые формальности. Епископ Антонид поднялся со своего места и коротко подвёл итог:
– Как уже было сказано, рассмотрев обвинения по существу дела, я признаю обвиняемых невиновными в убийстве Ярополка. Таково постановление церковного суда. Кроме того, виновным заочно признаётся человек, известный нам как Тихомир, воин-монах Ордена охотников. Его надлежит скорейшим образом разыскать и предать суду. Однако, следуя пожеланиям пресветлого князя Мирослава, суд находит возможным рассмотреть также обвинение в убийстве княжьего человека Ратибора, решение по делу которого выносит лично его светлость.
Закончив речь, епископ опустился на сидение. Лицо его оставалось непроницаемым, но Лада понимала, каким будет приговор князя. Она бросила взгляд на своих спутников. Дроган стоял, опустив плечи и уставившись себе под ноги. Ещё никогда Лада не видела своего брата таким разбитым. Мормагон же был безучастен – он осматривался по сторонам, будто это не его судьба решалась в эти мгновения. Может быть, музыкант верил в пророчество, которое сулило ему иную смерть, или просто помутился разумом? Лада не так хорошо знала бродягу, чтобы предполагать. Поэтому она повернулась к Мирославу, ожидая его слов.
Лицо князя напоминало грозовую тучу. Он заговорил, словно нехотя выплёвывая слова изо рта.
– Виновны в убийстве. Наказание за такое преступление – смерть. Однако милостью своей я приговариваю этих, – князь запнулся, будто желая сказать иное слово, но затем продолжил: – этих людей я приговариваю к вечному изгнанию из пределов своего княжества. Кроме того, в качестве наказания им предписывается найти и доставить на пограничную заставу этого выродка Тихомира. И уж не сомневайтесь, он сполна ответит за своё участие в судьбе Ратибора и предательство! Отправляйтесь немедленно, сучьи дети. Мои люди проводят вас до границы.
Лада и Дроган переглянулись. Внезапное спасение? Кажется, всё обернулось наилучшим образом, ведь они и сами хотели искать Тихомира, чтобы призвать его к ответу. Мормагон лишь пожал плечами, словно утверждая «я же говорил!».
Было жаль навеки покидать Миргородские земли. К сладкому чувству свободы примешивалась и горечь – теперь Лада навеки оторвана от корней, от места, где прошла вся жизнь, которую она помнила. Но всё же сердце её оставалось
