— Я извиняюсь, — сказал он, кашлянув. — Михась тут малость не при делах. Мы ведь нарочно к вам шли.
— Чего? — Борташ, вызверясь, уставил на Егора желтые, в кровавых прожилках глаза.
— Ну да, — убежденно закивал Егор. — Как увидели, что паровозы садятся, так и решили — попросимся к вам!
Он покосился на Катю. Девушка молчала. Не то поняла, что Егор пытается выиграть время, не то была слишком испугана происходящим.
— Что еще за паровозы? — нахмурился Борташ.
— Ну, эти, черные. На которых вы прилетели… Батька хрюкнул в баклагу, расплескав самогон.
— Слыхал, Михась? Это они снаряды так зовут! — он оскалил редкий гребешок траченных цингой зубов. — Паровозы! Эх вы, дярёвня!
— Так я и говорю, — радостно подхватил Егор. — Сколько можно в болотах гнить! Отродясь свету белого не видали. Надоело! Возьмите в отряд.
— Ишь чего захотел… — Борташ поморщился, превозмогая изжогу. — На черта мне лишние рты в отряде? Сам видишь — впроголодь живем!
Он залпом опустошил чеплагу и зачавкал, кусая рассыпчатый клубень.
— Сдается мне, батька, — осторожно заметил Михась, — не дюже они на местных смахивают. Уж больно одеты чисто…
— Ну? — Борташ перестал жевать, поднял масляную плошку с коптящим фитильком и впервые внимательно оглядел сначала Катю, а затем и Егора. — А это мы очень просто проверим. Покличь-ка старуху!
Час от часу не легче, подумал Егор, глядя вслед выходящему из землянки Михасю. Зачем нам старуха? Не хватало еще публичных разоблачений. И Катька что-то совсем скисла, как бы не разревелась и не начала с перепуга правду резать. Это сейчас совсем некстати…
Борташ тем временем полностью сосредоточился на миске со студнем, часто наполняя и опорожняя чеплагу и не проявляя к пленникам ни малейшего интереса.
Стукнуть бы по черепу да убежать, томился Егор. Но за занавеской время от времени шелестел еле слышный шепоток. Не было никакой гарантии, что там не прячутся четверо мордоворотов с арбалетами.
Батька сыто рыгнул, отставив миску. Молодуха тотчас появилась с новой переменой блюд — жирным куском мяса на кости, обложенным волокнистой массой, напоминающей макароны под сыром. Егор с трудом подавил накатившую тошноту. Макаронная масса вела себя чересчур активно, раскрывая то там, то сям большие печальные глаза.
Борташ, ловко орудуя здоровенным тесаком, принялся за мясо.
— Водички не поднесете, хозяюшка? — попросил Егор. — В горле пересохло.
Молодуха вспыхнула и, ничего не ответив, скрылась за занавеской.
— С каких это пор местные начали воду пить? — неприятно прищурился на Егора Борташ.
— Шутка! — поспешно ответил Егор. — Народный юмор. А хозяйка у вас ничего — симпатичная!
— Кой черт симпатичная, — набычился Борташ. — Сухая, как плеть. Повывелись девки… — он тяжело вздохнул и неизвестно к чему добавил: — Жуешь, жуешь, никакого вкусу…
Егор на всякий случай взял Катю за руку.
Дверь распахнулась, и в землянку, шаркая босыми подошвами, медленно вползла скрюченная фигура, в которой лишь по обрывкам тряпья, прикрывающим тело, и седому клочку волос на голове можно было узнать человеческое существо. Темные костлявые руки с подагрическими суставами и загнутыми когтями напоминали птичьи лапы, вцепившиеся в клюку, на которую опиралась старуха. Выцветшие до матовой белизны глаза тускло светились в глубоких провалах черепа, обтянутого коричневой морщинистой кожей.
Здравствуй, бабушка-яга, невесело подумал Егор.
— Зачем звал? — спросила старуха неожиданно звучным молодым голосом, при звуках которого пальцы Кати вдруг похолодели в руке Егора.
Девушка смотрела на старуху во все глаза.
— Вот, мать, родня твоя отыскалась, — Борташ утер жирные губы тыльной стороной ладони. — Узнаешь?
Старуха медленно обвела взглядом землянку и остановилась на пленниках.
— Нет, — сказала она, в упор глядя на Катю. — Не узнаю.
— Ну, ты даешь, бабуля! — возмутился Егор. — Совсем на старости лет из ума выжила?! А кто тебе дрова рубил? Воду носил… то есть эту, как ее… — он повернулся к Борташу. — Нашли, кого слушать! У бабки склероз рассеянный с юных лет! У кого хотите спросите! Она ж не помнит, как ее саму звать!
Он чувствовал, что иссякает, и мало-помалу стал приближаться к старухе. Вырвать клюку, первый удар — Михасю по коленкам, потом — по плошке с фитильком, и бежать!
— Не помнит, говоришь? — усмехнулся Борташ. — Вот ты нам и скажи, как ее звать.
Он неспешно вытер тесак о штаны и принялся ковырять им зубах. В землянке повисла неприятная тишина. Егор в панике оглянулся на Катю. Та, казалось, не замечала ничего вокруг, пристально всматриваясь в густо перечеркнутое морщинами лицо, а затем вдруг протянула руку и тронула седой клок волос.
— Нюра, — тихо произнесла она. — Господи, Нюрочка, это же ты! Старуха капризно дернула плечом.
— Знамо, я. Кто ж еще?
Огонек плошки мигнул в Катиных глазах и каплей покатился по щеке. Она обошла старуху кругом, трогая ее плечи, горбатую спину, птичьи лапки, бывшие когда-то полными белыми руками хохотушки-поварихи.
— Но что с тобой произошло?!
— Знамо, что… — старуха неприязненно покосилась на Катю. — Улетели, касатики… Жди, говорят, скоро будем… — она помолчала, горестно поджав бесцветные губы. — Так всю жизнь и прождала… Семена схоронила, сынов троих и дочку Катеньку… В честь тебя имечко у ей было… Да не зажилась. Тоже непоседливая… Потом Василий родился… А от него — Семен и Анютка…
— Этого не может быть! — Катя с ужасом смотрела на старуху, продолжавшую перечислять детей и внуков.
— Я ведь тебе говорил, — прошептал Егор. — А ты не верила…
— Чему я должна верить?! — Катя повернула к нему заплаканное лицо.
— Да ты не реви, девка! — подал голос Михась. — Мы твою бабку не забижали. Кому она нужна, тварь насекомая?! Забирай в полной сохранности, раз уж вы и впрямь родня!
— Э-э, погоди, Михась, — Борташ расплел ноги и спрыгнул с лежанки.
Егор с удивлением обнаружил, что широкий кряжистый торс батьки едва возвышается над колодой, опираясь на коротенькие кривенькие ножки.
— Тут разговор интересный намечается, — Борташ вразвалку подошел к Егору, поигрывая тесаком, и остро прищурился на него снизу вверх. — Куда ж это вы, касатики, летали? На чем?
Егор молчал, глядя на острие тесака, выписывающее восьмерки в неприятной близости от его живота.
Неожиданно в дверь землянки бухнули снаружи, в проеме показалась голова в офицерской фуражке.
— Батька! Там снаряд сел!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
