Алешка обернулся, хотел ответить крепким словом, но сдержался, увидев шедших за директором лесхоза Млынского и Алиева. И все же пожаловался:
– Товарищ майор, скажите, чтобы не шумели на меня. В таких условиях я не могу вести отряд. Боец Горецвит свою задачу понял и выполняет ее. Что еще от меня нужно?
– А ты правильно ведешь? Не сбился с пути?
– Чуток, товарищ майор. Лишнего вправо взял. Но вы не беспокойтесь, за камышами точно выйдем на дорогу.
– Сколько до нее километров?
– Что вы! Метров пятьсот – семьсот, не больше.
Майор подозвал Ливанова и распорядился выделить в помощь Алешке пять бойцов.
– Пусть помогут парнишке, – сказал он, – а мы постоим. Весь отряд не может искать дорогу. – И как бы признавая свою вину: – Давно нужно было сообразить!
К Млынскому подошла Зиночка, озабоченно сказала:
– Товарищ майор, мне уже давно пора перевязать и накормить раненых.
Млынский взглянул на светящийся циферблат часов.
– Не теряйте времени. Разбивайте палатки здесь, на этой поляне. – И к Алиеву:
– Скоро сеанс связи. Скажите Наташе – пусть послушает. Отсюда, предупредите, передавать ничего не будем: немцы засекут, завтра весь лес перепашут.
Повернулся к Ливанову:
– Распорядитесь выдать бойцам на ужин сухой паек из расчета банка консервов и пачка галет на двоих.
– Маловато, товарищ майор. Учитывая, что сильный мороз, надо бы эту порцию выдать каждому.
– Еще неизвестно, когда теперь добудем продовольствие, но будь по-вашему: мороз действительно пробирает. Да проследите, чтобы никто не был обижен.
Зиночка успела перевязать и накормить раненых, а бойцы поужинать, когда из-за камышей показался Алешка, сопровождаемый группой бойцов. От ходьбы по глубокому снегу ему стало жарко, он распахнул полушубок, шапкой вытирал лицо. Радостный, подошел к Млынскому.
– Товарищ майор! Нашли дорогу! Нашли!
– Молодец! А шапку надень и застегнись. И поужинай. Через десять минут выходим.
Алешка первым делом разыскал Нечитайло. Тот понял, что неспроста. Сказать что-то хочет обидное. Опередил его.
– А все-таки напутал ты со своей третьей дорогой, Алешка. Из-за тебя ведь все мерзнут.
– Эх вы, невера, а еще директором работали! Да за одно это неверие к людям вас освобождать надо с руководящей должности.
– Ты что, рехнулся? – опешил Нечитайло. – Да знаешь ли ты, что для советского человека это самое тяжкое обвинение?.. – Уже доброжелательно спросил: – Неужели нашел?
– А то нет? За камышами за нашей поляной и начинается. А вы усомнились во мне, перед народом пустобрехом выставили. Обидно! Мне отец говорил, что директор в своем лесхозе не только дороги, а все тропиночки должен знать, из любого места напрямик выйти, – и побежал к своему взводу.
Нечитайло оторопело посмотрел ему вслед. Он побаивался Алешку за колкий язык, но больше любил за честность, правдивость. Не раз с тревогой думал: только бы люди правильно понимали Алешку, а то в жизни очень трудно бывает таким удивительно искренним.
Наташа передала Млынскому радиограмму из штаба армии. В ней говорилось:
"Сегодня в 0.30 в назначенном вами квадрате примите самолет.
Опознавательный знак – по три костра с обеих сторон посадочной площадки. Подробности в пакете, который вручит лично вам Максимов.
Привет. Ермолаев".
Млынский дал прочесть радиограмму Алиеву.
– Ведите отряд в лесхоз, Хасан Алиевич, а я с товарищем Ливановым встречу самолет, отправлю тяжелораненых, перешлю захваченные нами документы.
– А как с немецким комендантом?
– Пусть летит на Большую землю. Нам он не нужен. На рассвете будем в лесхозе. Товарищ Ливанов, Алеше Горецвиту объявите благодарность сейчас же, не откладывая. Впрочем, пусть лучше это сделает Хасан Алиевич: все-таки вы родной дядя Алеше.
Вскоре отряд опять двинулся в путь. Впереди шел сияющий от радости Алешка. За ним в заснеженных шинелях бойцы боевого охранения.
– Хорош у меня племянник, товарищ майор! – с гордостью сказал Ливанов. – Орел!
– Берегите его, – отозвался Млынский, наблюдая за проходившими мимо бойцами. Его порадовало, что многие улыбались. Как значит, подумал он, для бойца пища и отдых, пусть даже кратковременный. Проявляй заботу о красноармейце, он выложится до предела, совершит, казалось бы, самое невозможное.
Зиночка, перевязав и накормив раненых, зашла в свою палатку, сняла шапку, стряхнула с нее снег, стала перед осколком зеркальца расчесывать волосы. Не успела уложить их, в палатку влетел Мишутка, обнял.
– Хочу остаться с тобой! Хочу с тобой!
– Но ты и так со мной.
– А вот папка…
Не договорил. Увидел входившего в палатку Млынского, кинулся к выходу. Майор перехватил его, взял на руки.
– Помогите мне, Зиночка. Сегодня ночью хочу отправить Мишутку самолетом вместе с ранеными на Большую землю, а он твердит, что не желает. Может, вы уговорите его?
– А я хочу с вами. Тетя Зина, не надо…
Не выпуская Мишутку из рук, Млынский сел рядом с Зиночкой.
– Как же решим?
Зиночка дотронулась до огрубевшей руки майора.
– Я прошу вас, пусть Мишутка останется с нами. Мы для него теперь самые близкие.
– Как же он будет переходить линию фронта? Будет бой.
– Со мной. К слову сказать, и самолет будет пересекать линию фронта под обстрелом. Неизвестно, где опаснее.
– Согласен с вашими доводами, Зиночка, но требую, чтобы он отправился с отрядом в лесхоз. Зачем ему целую ночь быть с нами в лесу, на морозе? Еще простудится.
– Вы правы. Пойдем, сынок.
Взяла Мишутку за руку, разыскала Нечитайло.
– Возьмите на свое попечение, пожалуйста. Поглядывайте, прошу вас, чтобы не поморозился.
– Не беспокойтесь.
– Не замерзну! – крикнул Мишутка, довольный, что его оставили в отряде.
К полуночи все было готово. Млынский с тревогой поглядывал на светящиеся стрелки наручных часов. Самолет должен прилететь тридцать минут первого. Сейчас пять минут… Десять… Как медленно тянется время!.. Млынский поднес часы к уху. Идут… Пятнадцать… Двадцать…
– Зажигай!
Слева и справа длинной снежной поляны вспыхнуло по три костра. Все, волнуясь, разглядывали свинцовое небо. Удастся ли самолету прорваться через заслон зенитных орудий на линии фронта?.. Да и в пути следования немало зениток, вражеских самолетов…
Двадцать пять минут первого… Тридцать… Сорок пять…
– Летит! – взволнованно вскрикнул Ливанов, первый услышав звук моторов.
"Дуглас" сделал круг над поляной, качнув крыльями, скользнул на поляну и замер.
Все восторженно кинулись к самолету, размахивая шапками.
Не выключая мотора, летчик вылез из самолета. Спрыгнули мужчина и девушка в штатской одежде. Мужчина принял тщательно упакованный сверток, переданный ему из самолета, осторожно опустил на землю.
К ним подошел Млынский, представился. Мужчина назвался Максимовым, девушка – Тоней. Максимов вручил майору пакет, пояснив, что ответ надо дать как можно побыстрее, и добавил, что ему и Тоне нужен проводник, чтобы немедля добраться до разведгруппы капитана Афанасьева, так как она лишилась радиосвязи с Центром. Млынский пообещал всемерно помочь.
Из самолета полетели на снег мешки с газетами, теплыми вещами: полушубками, валенками, рукавицами. На руки приняли тяжелые ящики с минами, противотанковыми и осколочными гранатами. Товарищи из Центра не забыли прислать и новые автоматы с патронами для них.
Закончив разгрузку, бойцы внесли по трапу в самолет тяжелораненых, помогли подняться легкораненым. Млынский передал пилоту захваченные отрядом различные документы гитлеровского командования. Последним под охраной раненого бойца поднялся в самолет немецкий комендант, явно довольный, что для него война окончена.
Самолет взлетел благополучно.
Проводили его с затаенной тревогой: как-то долетит…
***
Из зарослей камыша Алешка вывел отряд на хорошо известную ему дорогу и заснеженными просеками привел в лесхоз.
В заброшенных зданиях, окруженных высокими сугробами, окна и двери были заколочены крест-накрест досками. Лишь из щелей в ставнях небольшого домика пробивался слабый свет. Нечитайло с Алиевым и Алешкой подошел к нему, по-хозяйски постучал в дверь. Звякнули засовы, и на пороге появилась средних лет худощавая женщина. На плечах ее непрочно держался наспех наброшенный тулуп.
– Ульяна! Принимай гостей! Видишь, сколько я привел их к тебе, – сказал Нечитайло, потирая замерзшие руки.
Ульяна поправила тулуп.
– А кто они, гости твои?
– Тетка Ульяна, разве вы не рассмотрели? Это же наши красноармейцы! – выкрикнул Алешка.
– Батюшки! А я уже все глаза проглядела, высматривая их! Несколько месяцев, кроме старых баб да подростков, что за топливом приходят, никого не видала. Фашиста здесь тоже не было. – Ульяна трижды плюнула через левое плечо, добавила: – Чтобы их, супостатов, вовек глаза не видали!
