Вдруг он резко вскинул голову. Что это было? Чей-то голос или просто крик ночной птицы? Он засомневался.
Пробираясь сквозь густой подлесок, он неожиданно почуял слабый запах дыма. Костер! Значит, кто-то скрывается в этом лесу! Диллон рванулся вперед.
* * *
Приложив руку ко лбу Флэйм, Леонора встревожилась – в теле девочки, казалось, пылал огонь. Она знала, что озноб должен смениться жаром, но не ожидала такого пламени. Неужели она недостаточно чисто промыла раны? Не от ее ли оплошности жизнь Флэйм сейчас в опасности?
Леонора принесла немного воды из ручья, журчащего поблизости, обмакнула обрывок своего платья в тыквенную бутыль с водой и начала обмывать лицо и шею Флэйм. Ухаживая за ней, Леонора тихо и ласково разговаривала с ней:
– Ты должна бороться, Флэйм. Борись с лихорадкой, которая пытается лишить тебя жизни. – Она еще раз намочила тряпку в ледяной воде, отжала ее и приложила к пылающей щеке девочки. – Ты слышишь меня, Флэйм? Ты должна одолеть болезнь. Ты молода и сильна. Ты не должна уступать огневице, ведь, если ты умрешь, получится так, что Грэм победил тебя.
При мысли о Грэме, о его злодеяниях, о множестве безжалостно убитых женщин, Леонора почувствовала, как ужас сжал ее горло. Если бы не эта храбрая девочка, Леонора, несомненно, стала бы еще одной жертвой коварного убийцы. Слезы подступили к ее глазам, и она торопливо сморгнула их. Нельзя расслабляться – девочке, вступившей в схватку со смертью, понадобится ее помощь.
Хотя Леонора устала так, что готова была упасть, она продолжала усердно ухаживать за Флэйм. Она без конца ходила к ручью и обтирала девушку холодной водой, подбадривая ее разговором:
– Борись, девочка. Сделай это ради Саттона и Шо. – Она заметила, как дрогнули закрытые глаза Флэйм, и поняла, что хотя бы часть из того, что она говорит, находит в терзаемой лихорадкой душе Флэйм какой-то отклик. Леонора наклонилась ближе к ней и заговорила настойчивее: – Борись ради Диллона. И ради самой себя, Флэйм. Сражайся так, как никогда раньше. Ты не должна уступать, не должна сдаваться. Проиграть это сражение – значит умереть. А впереди у тебя такая прекрасная жизнь.
Леонора вздрогнула, чувствуя предрассветный холод, и плотнее запахнула свой плащ. Несмотря на ее упорное сопротивление, сон все-таки одолел ее, и она привалилась к девушке, без сознания лежащей рядом с ней на груде звериных шкур. Рука Леоноры упала на бутыль с ледяной водой, и она тут же проснулась. В это мгновение она заметила, как что-то шевельнулось в кустах на краю опушки. Мысли Леоноры смешались, ей показалось, что это Грэм поднимается из-под листьев, которыми она забросала его труп. Прихватив с земли суковатую палку, Леонора с трудом поднялась на ноги.
– Господь Всемогущий! Что ты наделала?! – взгляд Диллона метнулся к его сестре, недвижимо лежащей у ног Леоноры.
– Диллон! Благодарение Господу!
Не дожидаясь ее ответа, Диллон набросился на нее с яростью раненого медведя. Леонора оказалась бессильна против столь внезапного нападения. Она попыталась, было, защищаясь, поднять зажатую в руке палку, но та была моментально отброшена в сторону, словно легкий ивовый прутик.
Диллон заставил Леонору отступить назад, пока она не прижалась спиной к стволу дерева, и тут обе его руки сомкнулись на ее горле.
– Мне следовало прикончить тебя, как только мы выехали из замка твоего отца! – хрипло прорычал он. – О чем только я думал?! Ведь ты – воплощение дьявола! – Глаза его горели яростью. Пальцы все крепче сжимали ее горло, и Леонора начала задыхаться. – Я проклинаю тот день, когда увидел тебя, женщина. И теперь, когда ты убила мою сестру, ты разделишь ее судьбу.
– Но я не… – Задыхаясь, кашляя и заикаясь, она пыталась оправдаться, но слова застряли у нее в горле, на котором он все крепче сжимал пальцы.
Она пробовала царапать его пальцы и вырывалась изо всех сил, но поняла, что у нее нет шансов справиться с великаном, державшим ее смертельной хваткой. Все поплыло перед ее глазами, и она почувствовала странное головокружение. Ее руки, только что бешено цеплявшиеся за него, бессильно повисли.
Леонора закрыла глаза и оставила последние попытки сопротивляться. Смерть намного лучше ненависти, которую она видела в его глазах. Больше она не в силах быть объектом смертельной ненависти Диллона Кэмпбелла. Сейчас, когда смерть уже коснулась ее, Леонора, наконец, призналась себе в том, что давно уже знала: она слишком любит Диллона, чтобы выносить его презрение.
– Нет, Диллон, – послышался вдруг слабый голос.
Диллон резко поднял голову. На мгновение ему показалось, что рассудок изменяет ему. Вероятно, он так отчаянно пытался оградить свою младшую сестру от всякого зла, что теперь просто не способен поверить в ее гибель.
– Диллон…
Слегка ослабив хватку на горле Леоноры, он повернулся туда, где лежало безжизненное тело Флэйм. Глаза ее были открыты, в них пылал странный, лихорадочный огонь. Голос ее звучал едва слышно.
– Ты жива?! Этой ведьме не удалось свершить свое черное дело?!
– Англичанка… не сделала мне никакого зла. Это все Грэм. А она… она осталась… ухаживать за моими ранами… а ведь могла бы… могла бы оставить меня умирать…
Диллон опустил взгляд на женщину, которая стояла, прислонившись к стволу дерева, жадно хватая ртом воздух. На белоснежной коже ее шеи ясно проступали синяки от его рук. Стыд охватил Диллона. Стыд из-за того, что он чуть было не сотворил с ней. Стыд оттого, что он так быстро обвинил ее. Нет. По правде, говоря, он просто горел желанием обвинить ее. А почему? Ответ моментально пришел ему в голову. Он отчаянно хватался за любой предлог, чтобы избавиться от растущей любви к этой женщине.
Он провел рукой по волосам и прошептал:
– Я надеюсь, в вашем сердце найдется достаточно доброты, чтобы простить меня, миледи. Я… я обещаю отыскать способ загладить свою вину перед вами, хотя еще не знаю какой.
Леонора не отвечала. Горло ее до сих пор сводила судорога. Ничего не говоря, она прошла мимо него и опустилась на колени возле Флэйм. Леонора взяла в руки тряпку и приложила ее ко лбу девушки. Глаза Флэйм блеснули, и слабая улыбка тронула ее губы, когда ее ручка накрыла пальцы Леоноры.
Так их и застал Диллон, когда опустился на колени рядом с ними.
* * *
– Я никогда не подозревал Грэма. – Боясь потревожить спящую сестру, Диллон говорил совсем тихо.
Туша целого оленя жарилась на пылающем огне. Диллон настоял, чтобы Леонора сменила пропитанный кровью Грэма плащ на его собственный, тяжелый и теплый, который он надевал в дальние поездки. В складках этого плаща еще таилось тепло его тела.
