— А теперь садись к столу. И открой бутылку с вином, если не трудно.
Она поставила бутылку рядом со мной, развернула большую салфетку и достала два хрустальных бокала.
— Это — любимые бокалы Бенедикта, — заметил я, усаживаясь и откупоривая бутылку.
— Да. Наливай осторожнее. Чокаться не будем.
— Согласен.
Я наполнил бокалы, и она тут же произнесла тост:
— За встречу друзей!
— Каких друзей?
— Нас с тобой.
— Мы никогда не встречались.
— Не будь занудой, — сказала она и выпила.
— Что ж, за встречу друзей!
Потом мы дружно принялись за еду. Она так упоенно играла роль загадочной женщины, что мне невольно захотелось ей подыграть.
— Где же мы все-таки встречались? — задумчиво спросил я. — При дворе великого царя? Или в гареме…
— Или в Эмбере, — ответила она. — Ты…
— В Эмбере?! — я вовремя вспомнил, что держу любимый бокал Бенедикта, и выразил обуревавшие меня чувства голосом. — Скажи мне, кто ты?
— Ты был таким красивым, уверенным в себе, тобой восхищались все девушки. А я стояла в сторонке, серенькая, маленькая мышка, и поклонялась тебе издали. Серенькая, маленькая, невзрачная Дара, гадкий утенок — спешу заметить, превратившийся в белого лебедя, — влюбленная по уши, с разбитым сердцем…
— И с… — я сказал непристойность, а девушка рассмеялась.
— Разве мы не там познакомились? — невинно спросила она.
— Нет. — Я взял бутерброд с говядиной. — Кажется, впервые я увидел тебя в публичном доме. У меня болела спина, я был в стельку пьян…
— Ты не забыл, любимый! — вскричала она. — Но там я только подрабатывала. Днем приходилось объезжать диких лошадей, чтобы не умереть с голоду.
— Сдаюсь, — сказал я и налил себе полный бокал вина.
Больше всего меня раздражало, что эта девушка действительно казалась мне знакомой. Но ведь и по поведению, и по внешнему виду ей нельзя было дать больше семнадцати. Мы не могли встречаться.
— Фехтовать тебя научил Бенедикт? — спросил я.
— Да.
— Кто он тебе?
— Конечно, любовник. Он одарил меня мехами, осыпал бриллиантами и между делом научил фехтовать. — Она вновь засмеялась.
Я продолжал изучать ее лицо.
Да, это было возможно…
— Печально мне, — сказал я.
— Почему?
— Бенедикт не дал мне пирожок.
— Пирожок?
— За сообразительность. А сейчас — поздно. Ведь ты его дочка, верно?
Она покраснела.
— Нет. Но ты почти угадал.
— Внучка?
— Э-э-э… Не совсем.
— Прости, не понимаю.
— Он любит, когда я называю его дедушкой. На самом деле Бенедикт мой прадед, отец моей бабушки.
— Вот оно что. А с кем ты живешь в поместье, когда Бенедикт уезжает?
— Одна.
— Где же твои мать и бабушка?
— Они погибли.
— То есть как?
— Умерли насильственной смертью. Из убили, когда Бенедикт находился в Эмбере, и с тех пор он ни разу там не был. Я думаю, он не хочет оставлять меня без присмотра, хоть и понимает, что в обиду я себя не дам. Ты тоже мог в этом убедиться.
Я кивнул. Теперь мне было ясно, почему Бенедикт решил стать протектором Авалона. Он не мог жить с Дарой в Эмбере. Более того, он не имел права говорить о ее существовании никому из нас, включая меня, — слишком велика была вероятность, что его начнут шантажировать. А следовательно…
— Я думаю, Бенедикт, уезжая, запретил тебе появляться в поместье, — сказал я. — Он будет недоволен, что ты не послушалась.
— Ты такой же, как он! Я уже не ребенок!
— Разве я сказал, что ты ребенок? Но ведь Бенедикт уверен, что ты живешь там, куда он тебя отвез. Верно?
Она ничего не ответила, и наша трапеза продолжалась в неловком молчании. Я решил переменить тему разговора.
— И все-таки, откуда ты меня знаешь?
Она дожевала бутерброд, выпила глоток вина и усмехнулась.
— Я видел твой портрет.
— Какой портрет?
— На гадальной карте. Когда я была маленькой, мы с дедом часто играли в карты. Я знаю всех своих родственников — тебя, Эрика, мужчин со шпагами, женщин в красивых платьях. Поэтом у…
— У тебя есть своя колода?
— Нет. — Она тяжело вздохнула. — Дед не разрешает мне трогать карты, хотя у него много колод.
— Вот как? А где они лежат?
Она посмотрела на меня, прищурившись. Черт побери! Неужели я разучился блефовать?
— Одну колоду он всегда носит с собой. Где остальные, я не знаю. Зачем тебе? Если ты захочешь увидеть портреты своих братьев и сестер, разве он тебе откажет?
— Вряд ли обращусь к нему с такой просьбой, — сказал я. — Ты хоть понимаешь истинное значение карт?
— Мне никогда не разрешали долго на них смотреть. Я догадываюсь, что карты нарисовали с определенной целью, но не знаю с какой. Скажи, они действительно имеют особое значение?
— Да.
— Так я и думала. Дед над ними прямо трясется. А у тебя есть своя колода?
— Да. Но я дал ее взаймы.
— Понятно. А сейчас она тебе понадобилась для дел зловещих и покрытых мраком тайны.
Я пожал плечами.
— А сейчас она мне понадобилась для дел обыденных и скучных.
— Для каких это?
Я покачал головой.
— Если Бенедикт не объяснил тебе, как пользоваться картами, не жди, что я открою их секрет.
Она надула губы.
— Ты его просто боишься.
— Я очень уважаю Бенедикта и люблю, как брата.
Она засмеялась.
— Разве он владеет шпагой лучше, чем ты?
Я отвернулся. Должно быть, Дара только что вернулась домой и не слышала последних известий. Все горожане знали, что Бенедикт лишился руки. Но я не стану тем человеком, который первый сообщит ей эту новость.
— Понимай, как знаешь, — ответил я. — Кстати, где ты живешь, когда Бенедикт уезжает по делам?
— В небольшой деревушке высоко в горах. Дед часто оставляет меня со своими друзьями — семьей Текисов. Ты не знаешь, кто такие Текисы?
— Нет.
— У этой деревушки нет названия, поэтому я так и называю ее — деревушка. И люди в ней живут какие-то странные. Они как бы… Молятся на нас. Смотрят на меня как на святую и ничего не говорят, даже когда я спрашиваю. Путь до деревушки близкий, но небо там чужое, горы чужие — все чужое! — а вернуться домой невозможно. Я много раз пыталась удрать и терялась в горах. А потом меня находил дед и сразу идти становилось легко и я узнавала знакомые места. Текисы исполняют все его приказания, ловят каждое слово, будто он господь бог.
— Для них он бог.
— Но ты сказал, что не знаешь Текисов.
— Да, но я знаю Бенедикта.
— Скажи в чем тут дело? Почему дед никогда и нигде не заблудится, а я вечно не могу найти дороги?
Я покачал головой.
— Это ты скажи, как тебе удалось вернуться на этот раз.
Дара допила вино, протянула мне пустой бокал. Она сидела не шевелясь, склонив голову на правое плечо, нахмурив брови. Ее отсутствующий взгляд был устремлен вдаль.
— Сама не знаю, — она машинально поднесла бокал к губам и сделала глоток. Затем взяла в левую руку нож и начала рассеяно вертеть его. — Не пойму, как это получилось. Я была злая. Злая, как черт. Он опять отправил меня в деревушку, как нашкодившую девчонку. Я сказала, что пойду на войну и буду драться с ним бок о бок, но он усадил меня на коня и отвез в горы. Я не знаю, какой дорогой мы ехали, а ведь я родилась и выросла в Авалоне и мне знакомы здесь каждая тропинка, каждый кустик. Я изъездила сотни лиг во всех направлениях, а тут и оглянуться не успела, как оказалась у Текисов. В последний раз я была у них несколько лет назад и сейчас, став старше, поклялась, что вернусь домой самостоятельно.
Все так же машинально она стала ковырять землю ножом.
— Я дождалась полуночи и попыталась определить направление по звездам. У меня возникло ощущение, что я сплю наяву. Звезды были другими. Я не увидела ни одного знакомого созвездия. Тогда я вернулась в дом. Мне было немного страшно, и я не знала, что делать. Весь следующий день я приставала к Текисам с вопросами, а когда они перестали отвечать, стала расспрашивать деревенских жителей. Это было похоже на дурной сон. Либо они были непроходимо глупы, либо не хотели ничего говорить, либо намеренно меня обманывали. Они просто не понимали, о чем идет речь и куда я хочу попасть. В эту ночь я опять вышла посмотреть на звезды, думая, что ошиблась. Ошибки не было.
Дара разгладила землю ножом, начала чертить какие-то линии. Казалось, она не замечает, что делает.
— В течение нескольких дней я пыталась найти дорогу домой. Сначала я решила, что вернусь по следам лошадей. Но следы исчезли. Тогда я сделала единственное, что пришло мне в голову: каждое утро уезжала в каком-нибудь направлении, а к полудню возвращалась в деревушку. Я вновь изъездила сотни лиг, но так и не увидела ни одного знакомого места. Это сводило меня с ума. Я стала плохо спать ночами, но мое решение вернуться в Авалон оставалось непреклонным. Дед должен был понять, что только маленькие дети послушно стоят в углу и ждут, когда их простят. Я же вышла из этого возраста.
