- Операция - дело уже решенное. – ставлю точку в этом вопросе.
Но Иван не сдается:
- Отец не возьмет у тебя денег, он умрет скорее, но не возьмет! – срывается он в отчаянии.
- Успокойся, - довольно громко произношу, чтобы привести его в чувства. – Если я сказал, что вопрос решен, значит так и есть. Ты работал со мной, и знаешь – я слов на ветер не бросаю!
Взгляд Ивана, которым он меня буравил на протяжении нескольких минут, изменился: он, словно, что-то понял. Встал со стула и начал расхаживать по комнате взад вперед, пытаясь осмыслить ситуацию.
- Что я должен сделать? – с прищуром смотрит на меня, сжимая кулаки. – Ты ведь не просто так приехал?! Поначалу я думал, что так… Поглумиться. А теперь понимаю, что тебе что-то нужно! Что это?
Не понимаю, неужели я произвожу впечатление человека, который ничего не может делать бескорыстно, просто так, от желания помочь? Нет, конечно, это не аттракцион невиданной щедрости или нечто подобное, ситуация определенно очень сложная, со многими переменными. Но все же немного коробит такое их отношение ко мне.
- Ты вернешь фирме все деньги, что перевел в офшорную зону – это первое. Я давал тебе возможность уехать и жить безбедно – ты ей не воспользовался. – делаю маленькое уточнение и продолжаю дальше. – Во-вторых, ты ликвидируешь все последствия взрыва, в том числе, поработаешь над восстановлением репутации компании.
Иван стоит молча, скрестив руки на груди, и внимательно слушает меня. С каждой фразой, произнесенной далее, его брови в удивлении взлетают все выше. Но мужчина молчит и не комментирует, ждет, когда я оглашу весь список.
- Если тебе удастся это сделать в кратчайшие сроки – поедешь в Москву открывать новый филиал компании.
- И кем я там буду? – с недоверием произносит он.
- Директором.
- С чего такая щедрость? – не унимается он в своих подозрениях. – Проучить хочешь?
- Не проучить, а дать тебе возможность реабилитироваться. Возможно, тогда и у меня она появится. Так что, здесь большой вопрос: кто кому больше помогает. Единственное: ты и Оля, что между вами?
Иван молча подходит и садится напротив, закинув ногу на ногу и откинувшись на стуле, решил показать свое превосходство в теме с моей женой. Сердце клокочет гулкими частыми ударами, уже и сам не рад, что завел эту тему.
- Почему ты ее бросил тогда?
- Вопросом на вопрос? – усмехаюсь в ответ.
- Ты хочешь, чтобы я тебе откровенно ответил, того же прошу и от тебя.
У меня сейчас такое чувство, будто сижу не в кабинете следователя, где от меня зависит свобода другого человека, а на смотринах жениха, где я в главной роли и от моих ответов зависит, отдадут мне девушку или нет. Странное ощущение…
- Будь моя воля, я не ушел бы от Оли ни тогда, ни через год или два, женился бы, особенно, зная о ребенке. - начинаю свой рассказ достаточно сухо.
Хотел на этом закончить, но сосредоточенный взгляд собеседника дает понять, что моим ответом он не удовлетворен. Сложно быть откровенным, забираться в чертоги памяти и доставать оттуда болезненные воспоминания, а уж тем более обсуждать их с человеком, который еще вчера направлял дуло пистолета в мою голову.
- Не убедил! – подтверждает мои наблюдения Иван.
Встаю со своего места и подхожу к окну, что выходит во двор полицейского участка. Вид из окна, конечно, тот еще, но, лучше я буду смотреть на курящих в сторонке ребят в форме, чем на Ивана, напыщенный вид которого, выводит из себя, а это ни к чему хорошему не приведет. Мне нужно сосредоточиться.
Теперь моя очередь быть загнанным в угол вопросами, на которые сам нахожу ответ с трудом. Странное дело, иногда, поддавшись чувствам, натворишь такого, что в «трезвом» рассудке кажется бредом. Сам себя не понимаю, тысячу раз прокручивал в голове прошлое и понимал, что выходов из той ситуации могло быть много, но тогда я их словно не видел.
- Я боялся за Олю, поэтому и уехал. – говорю вслух, но скорее не Ивану, а себе хочу объяснить самую глобальную причину. – Помнишь скандал с Михницким?
Иван задумчиво глядел на меня, я встретил его пристальный взгляд, когда обернулся удостовериться, что стоит откровенничать. Что я хотел увидеть не знаю, может заинтересованность или лояльность в его взгляде, либо, наоборот – презрение… Но Иван просто ждал, что я скажу дальше.
- Помню, но ты здесь каким боком?
- Я работал вместе с ним над несколькими проектами… - останавливаю сам себя, чтобы задать еще один вопрос. – Кто его грохнул в тюрьме, знаешь?
По взгляду понимаю, что знает. Эта история гремела не только в этом городе, во многих СМИ были заметки об убитом в СИЗО предпринимателе, и смертельной аварии, в которой погибла вся его семья. А резонанс этот случай вызвал, потому что происшествия случились в один день с разницей в несколько часов. По слухам, Михницкому показали видео с места аварии, а может и сам момент аварии засняли - этого не знает никто, кроме него. Он хотел покончить с собой, но и в этом ему отказали – прирезав с особой жестокостью.
Люди, вхожие в определенную прослойку общества сразу смекнули, что это было ни что иное, как показательная казнь. Нельзя так, в открытую, деньги уводить. Это был никакой не общак, такие понятия остались в далеких девяностых. Но то были активы очень влиятельных людей, вложенные по совету Михницкого в несколько частных бизнесов. Эти фирмы фактически принадлежали Михницкому, а юридически были оформлены на подставных лиц.
- Как семья его погибла, знаешь?
- Эту историю хорошо знаю, можешь не рассказывать. Но все равно не понимаю: ты работал вместе с ним и что? С ним многие работали! Их никто не прессовал…
- Я был финансистом, помогал ему расширять фирмы, с которыми он сотрудничал. Как потом оказалось – его фирмы.
- Получается, тебя тоже искали?
- Нет, не так! Именно меня и искали! Михницкий обставил все так, что крайним остался я. – несмотря на то, что человек давно мертв, до сих пор ярость клокочет внутри, когда вспоминаю, чего лишился по чужой вине. – Он подделал документы и перевел все деньги фирм на счет, по которому их движение не отследишь. А счет оформил, угадай, на кого?
