Через короткое время в дыре появился мальчишка. Олд Шеттерхэнд передал его Виннету. Тот принял его и приставил к стене. Точно так же поступили с другими детьми, а потом с женщинами. Это была тяжелая работа, и стоявший на лестнице Шеттерхэнд должен был прилагать все свои силы. Когда Сэм Хокенс сообщил ему, что теперь пойдут мужчины, немецкие переселенцы, знаменитый охотник заметил:
— Им моя помощь не нужна. Пойду посмотрю, что там делают сторожа сверху.
Он спустился к Виннету, дал тому несколько пояснений и, плотно прижимаясь к стене, пробрался к лестнице, по которой они поднялись на эту террасу. Теперь он поднялся по ней на следующий этаж. Осматривая освещенное костром место, он увидел большие камни, наваленные на крышку. Рядом лежала лестница, вытянутая индейцами перед закрытием люка. Еще одна лестница вела на верхнюю террасу. Охранники сидели так, что двое из них были повернуты к охотнику спиной.
Олд Шеттерхэнд тихо поднялся на этот этаж, готовый действовать в любую минуту. Если бы пленникам, всем до последнего, удалось бы выбраться на волю, он спустится вниз, не выдав себя. Пока он спокойно лежал и ждал. Охотник рассчитал, сколько времени надо одному человеку, чтобы протиснуться через дыру, и теперь прикидывал, сколько пленников уже освободились. Когда он полагал, что настал черед шестого мужчины, ночь прорезал резкий женский крик:
— Черт вас побери, кантор! Не падайте же на меня! Трое часовых немедленно вскочили, подбежали к краю террасы и посмотрели вниз. Они увидели освобожденных белых, заметили и апача, который, гордо выпрямившись, стоял у костра. Они его сразу узнали, и один из часовых закричал так громко, что голос его пронесся надо всем пуэбло:
— Акхане, акхане, арку Виннету, нонтон, шис инте! [50]
Едва раздался этот крик, как за их спиной столь же громко прозвучало:
— А здесь стоит Олд Шеттерхэнд, пришедший освободить пленников! Виннету, прими-ка этих парней!
Белый охотник вскочил одновременно со сторожами. Теперь он бросился на них, сбил одного, а двух других столкнул с края платформы вниз, где о них позаботился Виннету. Потом Олд Шеттерхэнд откинул ведущую на верхний этаж лестницу, чтобы ни один краснокожий не смог спуститься вниз. Дальше он сумел сдвинуть стокилограммовый камень с крышки и снял ее. Сунув в отверстие лестницу, он крикнул:
— Быстрее наверх! Может дойти до схватки.
Потом белый охотник обеими ногам запрыгнул в костер, пытаясь затоптать пламя, и ему это удалось. Виннету между тем загасил нижний костер, и стало совершенно темно. Тут из люка к Олд Шеттерхэнду вылезали последние пленники. На верхней террасе было оживленно, раздавались громкие голоса, кто-то кого-то о чем-то спрашивал. Принесли факелы, и стали видны темные фигуры, свешивавшиеся с лестниц. В этот момент раздался громкий голос Шеттерхэнда:
— Пусть краснокожие воины остаются наверху, если не хотят умереть! Здесь стоят Олд Шеттерхэнд, Виннету и их люди. Кто отважится спуститься сюда, погибнет от пули!
Белый охотник не хотел убивать индейцев, но должен был доказать, что это именно он появился в пуэбло, а доказать это он мог только одним способом: позволить заговорить его штуцеру, всем хорошо известному. Шеттерхэнд прицелился в первого индейца, пытавшегося спуститься вниз с факелом в руках.
— Хахи, лата-ши! [51] — вскрикнул пораженный меткой пулей воин, роняя факел.
Последовали еще три выстрела, и огни быстро погасли. Кто-то закричал:
— Это Олд Шеттерхэнд с его волшебным ружьем! Все наверх, назад!
— Все выбрались? — крикнул в темноту Олд Шеттерхэнд. — Есть еще кто-нибудь внизу?
— Никого, — ответил Хокенс:
— Тогда спускайтесь к остальным! Думаю, что краснокожие теперь оставят нас в покое.
Сам охотник спустился последним. На нижней платформе обо всем позаботился предусмотрительный апач. Освобожденные переселенцы стали торопливо спускаться на землю. Виннету даже приходилось сдерживать их, особенно женщин и детей, убеждая, что не следует излишне торопиться, потому что индейцы, устрашенные именами знаменитого охотника и вождя апачей, на время затихли.
Когда, наконец, все оказались на земле, Олд Шеттерхэнд произнес:
— Удалось, причем гораздо легче, чем я ожидал, — и, прерывая посыпавшиеся возгласы благодарности, спросил: — Где ваши лошади?
— Там, в коррале, за каменной стенкой.
— Оружие у всех при себе?
— Да.
— А вещи?
— То, что было при нас, они отобрать не смогли, ну а оставленное в седельных сумках, вероятно, разграбили.
— Вьючные лошади были?
— Да, они везли вещи переселенцев. Не знаю, что там осталось. Буря началась так быстро, что даже не было времени разгрузить и расседлать их.
— Хм! Если весь ваш скарб на месте, мы можем сразу отправиться прочь отсюда. В противном случае придется вынуждать краснокожих отдать нам похищенное. Сэм Хокенс проведет меня в корраль, остальные остаются здесь. Внимательно следите за всем, что происходит в пуэбло. Как только появится какой-нибудь краснокожий, сразу же стреляйте в него, но не прицельно. Понятно? Вполне достаточно, если пуля только просвистит мимо. Эти люди должны знать, что мы все еще здесь. А мой брат Виннету приведет наших коней.
Когда все трое удалились, кантор заметил:
— Так вот они какие, эти великие герои, которых я так хотел увидеть! В темноте я не смог их рассмотреть, но даже сама встреча с ними мне очень импонирует. Они сыграют выдающуюся роль в моей опере.
— Нет, вы уж взгляните на них при свете дня! — обратился к нему Хромой Фрэнк. — Едва увидев их в первый раз, я понял: это неординарные личности! А разве не пророчески я сказал? Стоило только им появиться — и мы уже на свободе.
— Прямо-таки геройский поступок, — согласился Дролл. — Ни одного волоска не упало с наших голов. Все прошло бы еще лучше, если бы фрау Эберсбах поменьше болтала.
— Я? — быстро вмешалась вездесущая фрау. — Вы считаете, что это я виновата в том, что у меня вырвался крик?
— Конечно! Кто же еще?
— Кантор.
— Покорнейше попрошу! — отозвался названный. — Кантор эмеритус! Вы не имеете права утверждать, что я нарушил эту тишайшую тишь. Через мои губы не просочилось ни единого звука, будь он произнесен даже пианиссимо [52]. Это вы кричали, фрау Эберсбах.
— Не отрицаю, но почему я кричала? Если бы вы крепче держались, герр отставник! Когда вы в следующий раз возымеете удовольствие срываться с лестницы, не делайте это в тот момент, когда внизу стоит дама, да еще с моей репутацией! Если вы не будете крепко держать в руках свои гаммы, хорошенькая будет у вас опера! Понятно?
