— Настоящие красавцы! — еще раз повторил Коровин. — Это все ваши?
Гудков кивнул. На его лице появился неуловимый оттенок гордости.
— И вы еще будете утверждать, что метеориты встречаются редко?
— У вас есть собственный опыт, — сказал Гудков.
За прошедшие двое суток установленные на камате мощные радиолокаторы дальнего обнаружения засекли в их секторе всего один небольшой обломок, но и тот шел мимо, и уничтожать его не пришлось. Это согласовывалось с метеосводкой, обещавшей один метеорит в пять дней.
— Вы правы, — сказал Коровин. — Оказывается, здесь иногда тоже хочется переменить обстановку.
За двое суток космоса в кабине не прибавилось. Экраны обзора стали картинами — пейзаж в них застыл, потому что меняться ничто не могло. Звезды оставались на месте — никакие межпланетные перелеты не в силах спутать рисунок созвездий. Камат висел в экране заднего вида. Взаимное расположение катера и камата осталось прежним, и он тоже казался нарисованным в глубине телеэкрана. Был еще, правда, Юпитер. Впереди, потому что камат должен был воспользоваться его гравитацией, чтобы набрать скорость на пути к Сатурну. За два дня Юпитер стал несколько ярче, но заметить это невооруженным глазом было невозможно.
— Тут нет ничего удивительного или странного, — сказал Гудков. — Например, раньше я работал в ближнем космосе, на осах. Возил боксеров на станцию.
— Простите, где вы работали?
— На орбитальных самолетах, осах. Возил людей на станцию. Станция у них называется Большая ОКС, сокращенно — бокс. Поэтому тех, кто там работает, называют боксерами. Или бокситами, кому как нравится.
— Понятно, — сказал Коровин. Разговор входил в обычное непритязательное русло.
— И что вы думаете? — продолжал Гудков. — Знаете, почему я оттуда ушел? От скуки. Не потому, что там мало происшествий, нет. Наоборот, сплошные аварии и инциденты. Но я не желаю вам присутствовать при подобной аварии.
— Почему?
— Потому что вам не дадут и пальцем пошевелить. Все за вас сделают.
— Кто?
— Центр, кто же еще, — сказал Гудков. — Есть у них такая организация. Так и называется — Центр управления полетами. Но работают здорово, молодцы.
— И поэтому вы перешли сюда?
— Частично, — сказал Гудков. — Здесь намного свободнее. Есть люди, которые считают, что безопасность превыше всего. Я не отношусь к их числу.
— Скажите, — проговорил Коровин после непродолжительного молчания. — А вот если вы встречаете очень большой метеорит, типа астероида? Уничтожить который обычными средствами вы не можете? Что тогда?
— Не понимаю. Объекты до ста тонн мы расстреливаем уверенно. Если вам угрожает что-то грандиозное, то штурман камата успевает пересчитать программу и уйти. Даже на малой тяге. Просто потому, что впередсмотрящие станции засекают большой метеорит на очень большом расстоянии.
— А если впередсмотрящие недооценивают угрозу?
— Ясно, — сказал Гудков. — В принципе такое, конечно, возможно. Но что делать, я не знаю. Никогда не был в подобной ситуации.
— Я вот к чему, — сказал Коровин. — Говорят, иногда конвойный расстреливает весь боезапас, но не уничтожает метеорит. Тогда он идет на таран. Рассказывают, что были такие случаи.
Гудков молчал, опустив серые глаза и похлопывая правой ладонью по широкому подлокотнику. Потом он серьезно посмотрел на Коровина.
— Нет, вряд ли. Я бы знал. И почему пилот должен гибнуть? Он может катапультироваться, и его подберут Другие.
Он замолчал. В наступившей тишине вдруг проснулся, ожил связной громкоговоритель. Минуту он молча хрипел. Потом сказал металлическим, нечеловеческим голосом:
— Рубин-пять, «Рубин-пять», здесь база. «Рубин-пять», вызывает база. Боевая тревога в вашем секторе.
Для воображаемого наблюдателя, поднявшегося над каматом к Северному полюсу мира, сектор патрулирования простирался вперед, левее траектории каравана. Конвойный катер находился в вершине конуса, в тысяче километров от камата. Локаторы дальнего обнаружения засекают метеорит средних размеров на расстоянии, в сто раз большем. При скорости сближения порядка 100 км/с на все остальное остается 15–20 минут. Радиус действия атомных торпед составляет десять тысяч километров. При работе на максимальной дальности их следует запускать сразу после сигнала тревоги, чтобы они успели к месту встречи с целью.
Сейчас со стороны Юпитера, угрожая камату лобовым столкновением, приближался метеорит массой приблизительно в тонну. В том месте на курсовом экране, где он должен был находиться, висела бледная точка. Изображение синтезировалось бортовым вычислителем по данным, полученным из диспетчерской. Бортовые локаторы катера пока не видели метеорита. Атомные торпеды обычно стартуют вслепую, и до перехода на самонаведение их движением управляют по данным, полученным с камата.
Все, что требовалось от Коровина при сигнале тревоги, он уже сделал. На мгновение почувствовав себя автогонщиком, он надел на голову прозрачный колпак шлема, натянул на руки перчатки и пристегнулся к креслу привязными ремнями. Сиденье ощутимо давило на него снизу, потому что катер менял позицию, переходя в точку встречи. Катер двинулся, подчиняясь Гудкову, который приготовился, казалось, еще до сигнала тревоги.
— Ладно, — деловито сказал Гудков. — Уговорили. Выпущу еще одну. Все-таки тысяча килограммов.
Он что-то нажал, и перед ним послушно загорелся новый экран. Знакомые созвездия несколько раз качнулись из стороны в сторону, постепенно успокаиваясь. На втором малом экране небо было уже неподвижно. Он зажегся полторы минуты назад. А в центре пульта управления, в метровом прозрачном кристалле, две яркие искры слабели и замедлялись на фоне звезд. Гудков направлял их так, чтобы они приближались к бледному огоньку цели.
— Выпускать торпеды было необязательно, — сказал Гудков. — Метеорит некрупный, нам хватило бы бластеров ближнего боя. Правда, я с ними давно не работал. Все больше на дальних подступах, торпедами. Но зачем вам столько оптики?
Перед Коровиным было разложено его собственное оружие. Расчехленные, заряженные и готовые к съемке кинокамера и два фотоаппарата. Они лежали на широких подлокотниках кресла.
— Увидите, — сказал Коровин. — Я хочу заснять процесс приближения на кинопленку, чтобы дать общую картину. А вблизи — только фотокамеры! Их две, чтобы не перезаряжать.
— Я о другом. Ведь все фиксируется на магнитной ленте. Зачем вам съемка?
Коровин засмеялся.
— Магнитофон ничего не понимает в композиции, — сказал он. — Но вы разрешите мне использовать часть записей? Для фильма?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
