Спасли восемь яблонь и физрука Андрея Александровича. Разве можно между деревьями в коричневых брюках стоять, с пейзажем сливаться? Вдруг бы зайцы не разобрались, где яблоня, а где физрук? Но теперь зайцы Андрею Александровичу не страшны. Уж одной ноге — точно. Её Женька Петров побелил. Не нарочно. Но за доброе дело — сойдёт.
Итого набралось добрых дел двадцать восемь.
Ещё Анатолия Николаевича, учителя технологии, от курения отучили. У школы курить запрещается: дети могут увидеть. Так он в уголок, за кусты, спрятался. Только достал сигарету — а ему куст смородины говорит печёнкинским голосом:
— Курение убивает!
Тут же бросил — на всю жизнь, наверное. Плюс доброе дело, записываем.
Только с тридцатым делом, последним, вышла заминка. Хотели в столовой помочь — да там очередь из желающих. В классе убрать — так всё убрано. И уборщица тряпкой отмахивается: не мешайте. Ей за четвёртым «Г» коридоры перемывать.
— Сделайте доброе дело — уйдите уже! — говорит.
Тут четвёртый «А» как обрадуется: пиши, Катя, тридцатое дело!
С юбилеем, любимая школа!
Митя и чужая фамилия
Было раз в классе у Мити Печёнкина родительское собрание. Только родителям идти на него некогда оказалось. Не смогли с работ вырваться. Мама дедушку попросила: «Сходите, Дмитрий Захарович!»
Ну, раз просят — пожалуйста. Пошёл на родительское собрание дедушка Митя.
— Посижу, — говорит, — снова за партой.
На собрании Митю сначала хвалили. Учится хорошо. К физике с биологией интерес проявляет: в кружки ходит, книжки про Архимеда читает. Дедушка Митя довольный, думает: «Весь в меня!»
А потом ему Наталья Сергеевна раз — и испортила настроение.
— Бегает на переменах, как реактивный, дороги не разбирая. С Петровым на пару. Проведите, пожалуйста, с внуком воспитательную беседу.
Пришёл дедушка Митя домой. Митю-внука позвал.
— Ну, рассказывай, — говорит. — В чём причина? Что скажешь в своё оправдание?
А Мите сказать, в общем, нечего. Ну бегали, с Женькой Петровым. Ну попались — дежурным по школе. Шестой «Б» вроде дежурил. А дежурные, если кто бегает, всегда спрашивают: ваши фамилии? Записали — и в класс сообщили.
— То есть вы прямо так и ответили: Петров и Печёнкин? — удивился дед Митя. — Вот ведь дети — всему учить надо! В другой раз скажи: Иванов. Чтобы я за тебя на собрании не краснел. Школа большая. Кто вас там по фамилиям помнит?
Митя в другой раз так и сделал, как дедушка научил. «Иванов», — говорит. А у Женьки Петрова нет дедушки под рукой, как у Мити. Его учить некому. Вот он и ляпни: «Петров». По-честному, как обычно. А дежурный как засмеётся:
— Где третий?
— Какой третий?
— Сидорова-то не хватает!
Мол, не врите. Пришлось Мите признаться, что не Иванов.
— Эх ты, Женечка, — сказал Митя, — всему-то учить тебя надо. Не мог чью-то фамилию, не свою, им назвать? Больно дежурный фамилии помнит?
Женька пообещал:
— В другой раз — обязательно!
И в другой раз всё сделал как надо. Митя снова сказал «Иванов». А Петров, чтобы не было подозрений, — «Печёнкин». Не своя ведь фамилия!
Дедушка Митя, узнав, так смеялся — даже ругаться не смог. Просил больше на переменах не бегать — фамилию не позорить.
Пьеса
Задумала как-то классная руководительница Наталья Сергеевна четвёртый «А» к искусству театра приобщать. Так на классном часе и объявила.
— Звучит зловеще! — шепнул Митя Печёнкин Женьке Петрову. — В оперу поведут. Вот увидишь.
Но Наталья Сергеевна в оперу не собиралась. Она ещё балет не забыла — тот, что в прошлом году. А потому предложила:
— Давайте все вместе напишем пьесу. Потом её поставим и покажем на сцене.
И четвёртый «А» согласился. Только девочки пьесу хотели писать про любовь. А мальчики — про пришельцев из космоса. Чуть не поругались. Но Наталья Сергеевна по-другому решила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, ребята. Всё-таки вы пока не Шекспир. И играть будете перед второклашками. Так что пускай будет сказка.
Ладно, сказка так сказка. Сбегали после уроков в школьную библиотеку, сказок набрали, былин. И фантастики шесть томов. Ведь фантастика — тоже, в общем-то, сказки. А Митя Печёнкин взял томик Шекспира.
Сели за классный компьютер — пьесу писать. В двух действиях, с прологом и эпилогом.
Тут у Натальи Сергеевны телефон музыку заиграл: тадададам! Бетховен, симфония номер пять. Директор, значит, звонит. Говорит: загляните на педсовет. Наталья Сергеевна и пошла — не прогуливать же.
— Ну и что, — сказал Митя, — начнём без неё. Образец у нас есть.
И в Шекспира подглядывает — что там должно быть в начале?
А, понятно: название! Вот только — какое? Название — это же самое важное. Назовёшь, скажем, пьесу «Кощей и Яга» — и получится про любовь. Девчонки, конечно, обрадуются. Только мальчики против. Второклассники ведь тоже люди, про любовь им вовсе не интересно. И про репку неинтересно, репка — для дошколят. А что если про роботов? «Роботок-горбунок» — как, нормально? Или вот: «Роботок с лапоток». Мал, да удал. Корпус титановый, спереди — лазерный излучатель, сзади — ракетная установка, против Змея Горыныча.
Тут девочки не согласились. Робот — это разве герой, говорят. Так, банка консервная. А герой должен быть симпатичный — как Атос из «Трёх мушкетёров». Или, скажем, Добрыня Никитич, раз сказка. «Добрыня Никитич и Василиса Прекрасная».
Мальчики кричат: «Роботок!» Девочки: «Богатырь!» Сложно выбрать. Но Митя справился.
— Всё, — говорит, — кончили спорить. Записываю: «Добрыня и Роботок с лапоток».
Чтобы никому не обидно было.
Место действия быстро придумалось. «На далёкой-далёкой планете» — красиво и романтично. «Жили-были на далёкой-далёкой планете робот с роботихой. И был у них сынок маленький — Роботок с лапоток…»
Все сказали: годится! Митя с книжкой сверился и посередине строки написал: «Пролог». Точно как у Шекспира. Потом: «Действие первое».
«Собрались как-то взрослые роботы на заправку лететь. А Роботку наказывают: не выезжай со двора — там опасности! Будешь умницей — новый подшипник тебе привезём…»
Митя в Шекспира опять заглянул:
— Всё не так! Это сказка обычная получается, а не пьеса. В пьесах всегда по-особому говорят, не как у нормальных людей.
Робот-отец:
— Мой сын! Мы на заправку. Со двора
Не выезжай. Не надо рисковать.
Робот-мать:
— А коль вести себя примерно будешь,
То мы тебе подшипник привезём.
Молодец Митя! Сам Шекспир бы лучше не справился.
Саша Лискина подхватила:
— «Роботы улетают. Роботок забывает о наказе родителей. Появляются пчёлы-киборги. Целая стая». Так?
Оля спросила:
— А киборги — это роботы?
Сразу видно: фантастику не читает. Киборг — он наполовину живой. А робот — совсем железяка.
— Пчёлы — хвать Роботка! — встрял Женька Петров. — А тот как закричит… В смысле, по радио передаёт: «Несёт меня пчела в далёкие края…»
Стас сказал:
— Не в рифму.
Тут все снова загомонили:
— Ну и что! У Шекспира нет рифмы.
— В пьесах рифмы не обязательны. Несёт меня пчела неведомо куда…
— А чего неведомо — ведомо: на запчасти. К космической пиратке Жабе-Яге, на разбойничий астероид.
— Сбили совсем, — сказал Митя. — Несёт меня пчела, пчела меня несёт. Несёт меня пчела. И все дела!
Так и записали. А Митя продолжил:
— «На сигнал бедствия из глубин космоса появляется богатырь Добрыня на своём верном вороном звездолёте…»
— И вовсе не на вороном, — сказал Ваня Маркин. — Посмотрите картину художника Васнецова.
Пришлось в интернет заглянуть. Так и есть — Ваня прав. Вороной конь на картине — у Ильи Муромца. У Добрыни конь — белый. Хотя и не звездолёт.
