Его посетители, по крайней мере, пребывали в хорошем расположении духа. Они повернулись друг к другу, образовав зловонный треугольник невнятной тарабарщины, и то повышали, то понижали голоса, споря, умоляя и убеждая в чем-то друг друга; однако Алгернон Хебстер из всего их разговора мог ясно различить лишь звуки «га-га-га» да иногда категорическое «гы!».
Его губы презрительно вытянулись. Цвет человечества! Первые среди людей! Вот эти грязнули? Он закурил сигарету и пожал плечами. Ну да ладно. Первые среди людей. А бизнес есть бизнес.
«Только не забывай, что они не сверхлюди, — сказал себе Хебстер. — Они могут быть опасны, но они не сверхлюди. Отнюдь нет. Вспомнить хотя бы ту эпидемию гриппа, которая почти всех их выкосила, или как ты сам надул двух других Первачей в прошлом месяце. Они не сверхлюди, однако и к человечеству не принадлежат. Просто они другие».
Хебстер одобрительно посмотрел на свою секретаршу. Грета Сейденхайм стучала по клавишам машинки, словно записывала самые что ни на есть заурядные деловые письма. Он с любопытством подумал, какой системой она пользуется, чтобы отразить интонационные особенности этой беседы. Впрочем, он верил в Грету — она уж что-нибудь придумает.
— Га-га-га, гы! Га-га-га, га-га-га, га-га-га, гы, гы. Га-га-га, гы, га-га-га, га-га-га, гы? Гы.
С чего вдруг столь бурное обсуждение? Он всего-навсего спросил, как их зовут. Разве в Аризоне не пользуются именами? Наверняка они знают, что здесь это вполне обычно. Сами ведь заявили, что о подобных вещах осведомлены, по крайней мере, не хуже, чем он сам.
Может быть, на этот раз их привело в Нью-Йорк что-то другое? Возможно, что-нибудь, связанное с Пришельцами?.. Хебстер почувствовал, что у него мурашки поползли по шее, и, дабы успокоиться, пригладил ладонью волосы.
Беда заключалась в том, что выучить их язык было так просто. Суметь понять их вот в такие моменты разговорчивости было сущим пустяком. Почти так же легко, как оступиться, балансируя на бревне, или как сигануть со скалы в пропасть.
Ладно, времени у него в обрез. Кто знает, как долго вахтер сумеет продержать следователей ОЧ в приемной? Необходимо снова перехватить инициативу, причем так, чтобы не обидеть посетителей каким-нибудь непредсказуемым и в высшей степени опасным образом, как оскорбить можно лишь Первачей.
Хебстер постучал по столу — очень осторожно. Гоготанье тут же резко оборвалось. Женщина медленно встала.
— Что касается имен, — гнул свое Хебстер, не сводя взгляда с женщины, — то поскольку вы, парни, утверждаете...
Женщина на миг скорчилась, словно от боли, и села на пол. Улыбнулась Хебстеру. Ее гнилозубая улыбка была ослепительна, как погасшая звезда.
Хебстер прочистил горло и приготовился сделать еще одну попытку.
— Если вас интересуют имена, — вдруг сказал старик, — то вы можете называть меня Ларри.
Президент «Хебстер секьюритиз» вздрогнул и заставил себя сказать «спасибо» хотя и слабым, но не слишком удивленным голосом. Он поглядел на щуплого юношу.
— Меня можно называть Тезей, — грустно представился молодой человек.
— Тезей? Чудесно! — Одно было хорошо в Первачах: уж если нашел с ними общий язык, то быстро продвигаешься вперед. Но подумать только — Тезей!.. Теперь женщина, — и можно приступать к делу.
Все смотрели на нее, даже на безупречно-красивом лице Греты проступило любопытство.
— Имя, — сама себе прошептала женщина. — Имя имени.
«Только не это, — простонал про себя Хебстер. — Как бы нам здесь не увязнуть».
Ларри, по всей видимости, решил, что потеряно уже достаточно много времени, и обратился к женщине с предложением:
— Почему бы тебе не назваться Мэу?
Молодой человек — Тезей, как выяснилось, — вроде бы тоже заинтересовался этой проблемой.
— Очень хорошее имя Ровер, — подсказал он.
— А как насчет Глории? — безнадежно спросил Хебстер.
Женщина размышляла.
— Мэу, Ровер, Глория, — бормотала она. — Ларри, Тезей, Сейденхайм, Хебстер, я. — Она как будто подводила итог.
Хебстер знал, что произойти может все что угодно. Но, по крайней мере, они больше не вели себя, как снобы: говорили с ним на его языке. Не только перестали гоготать, но и оставили эти глумливые двусмысленности, которые были еще хуже. Во всяком случае, в их словах сквозил смысл — своего рода.
— Для данной встречи, — проговорила наконец женщина, — подходящим именем для меня было бы... Будет... Меня зовут Луизитания.
— Превосходно! — выкрикнул Хебстер давно вертевшееся у него на языке слово. — Какое прекрасное имя. Ларри, Тезей и... э-э... Луизитания. Отличная компания. Замечательная. Итак, давайте перейдем к делу. Вы ведь пришли по делу, насколько я понимаю?
— Точно, — кивнул Ларри. — Мы слышали о вас от тех двоих, которые месяц назад ушли из дома в Нью-Йорк. Они рассказывали про вас, когда вернулись в Аризону.
— Правда? Я так и думал.
Тезей соскользнул с кресла и плюхнулся на пол рядом с женщиной, которая что-то выщипывала из воздуха.
— Да, рассказывали про вас, — повторил он. — Говорили, что вы приняли их очень хорошо, что вы оказали им такое уважение, на какое только способно подобное вам существо. Еще они сказали, что вы их обжулили.
— Ну что вам ответить, Тезей? — Хебстер развел холеными руками. — Я ведь бизнесмен.
— Вы бизнесмен, — согласилась Луизитания, тихонько поднявшись на ноги и с силой ударив обеими руками что-то невидимое перед собой. — Здесь, в данной точке, в данный момент — мы тоже. Вы можете получить то, что мы принесли, но вам придется за это заплатить. И не воображайте, будто вам удастся обдурить нас.
Она опустила сложенные пригоршней ладони, внезапно раскрыла их, и оттуда выпорхнул крохотный орел. Он полетел к флюоресцентным панелям, сияющим на потолке. Подниматься ему было трудно, поскольку на груди у него висел тяжелый полосатый щит, в одной лапе он сжимал пучок стрел, а в другой — оливковую ветвь. Орел повернул свою миниатюрную лысую головку и зашипел на Алгернона Хебстера —
при этом из клюва выпала лента с надписью «Е Pluribus Unum», — а потом начал быстро снижаться. Не успев коснуться пола, он исчез.
Хебстер зажмурился, вспомнив о необходимости проявлять полнейшее равнодушие по отношению ко всему происшедшему, оставаться столь же спокойным, как и Первачи. Профессор Клеймбохер утверждал, что Первачи — духовные алкоголики. Но тогда почему от общения с ними у всех остальных начиналась белая горячка?
Он открыл глаза.
— Итак, — промолвил Хебстер, — что вы продаете?
На несколько секунд воцарилось молчание. Тезей,
казалось, позабыл, о чем хотел сказать. Луизитания уставилась на Ларри.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
