Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из анализа документов МВД и военного ведомства явствует, что в предвоенный период арест и депортация военнообязанных враждебных государств, а также высылка подозреваемых в шпионаже представлялись как два не связанных между собой комплекса мероприятий. Даже учет лиц категорий велся разными ведомствами. Списки военнообязанных германцев и австрийских подданных вели органы МВД, а учет подозреваемых в шпионаже - военная контрразведка. Предполагалось, что контингент подлежащих ссылке военнообязанных по своей численности многократно превзойдет группу "неблагонадежных в отношении шпионажа". Причем, для ссылки тех, кому предстояло стать военнопленными, достаточно было формальных оснований - наличие германского или австрийского подданства и пребывание в резерве армий этих государств. Для включения же кого-либо в число неблагонадежных необходимы были указания (пусть не доказанные) на его возможную личную причастность к иностранному шпионажу. В последнем случае национальность и подданство не имели никакого значения, между тем как в отношении военнообязанных они являлись необходимыми и достаточными.
Фактически в первые же месяцы войны военные и гражданские власти уравняли высылку военнообязанных Германии и Австро-Венгрии с высылкой лиц, подозреваемых в шпионаже.
Оба, изначально не зависящие друг от друга, комплекса мероприятий, утратив свои специфические особенности, превратились в массовую депортацию австрийских и германских подданных, а также этнических немцев из прифронтовых районов и западных губерний России.
Способствовало это повышению эффективности борьбы с разведкой противника? Прежде всего, следует отметить, что необходимость депортации военнообязанных враждебных государств, как общепринятая мировая практика, не подлежит сомнению. Естественно, в эту группу высланных попали и нераскрытые контрразведкой агенты противника. По признанию М.Ронге, вследствие данных мероприятий русских властей австрийская разведка понесла ощутимые потери, и ее работа была крайне затруднена. Ронге писал: "Ряд наших работников, находившихся в России, был интернирован, часть объявлена на положении военнопленных... Оставшиеся на свободе пользовались для посылки своих донесений передаточными адресами в нейтральных странах. Эти телеграммы шли до цели в продолжение многих недель, вследствие чего теряли свою ценность"{50}.
Неизбежны и целесообразны были также аресты и последующая высылка лиц, заподозренных в связях с разведкой противника. Однако произвольное распространение властями таких подозрений на этнические группы гражданского населения в реальности делу борьбы со шпионажем помочь никоим образом не могло. Военные власти посредством высылки немецкого населения из Европейской России преследовали, как им казалось, глобальную цель - ликвидировать основу для воспроизводства и расширения агентурной сети противника. Конечно же, достичь этой цели не удалось, зато сомнительная польза реализованных мероприятий с лихвой перекрывалась негативными для России последствиями массовой депортации гражданского населения. К ним можно отнести переполнение массами высланных немцев и австрийцев, практически оставшихся без средств к существованию, дополнительная нагрузка на слабую транспортную систему страны и, что немаловажно, неразбериха, вызванная потоком беженцев и насильно выселенных, создавала благоприятную почву для развития шпионажа.
В далекой от фронтов Сибири практически не было отступлений от намеченного в предвоенный период порядка высылки военнообязанных иностранцев и подозреваемых в шпионаже. Высылка военнопленных (в данном случае военнообязанных германцев и австрийцев) поглотила высылку тех немногих, кого контрразведка заподозрила в связях с противником.
2. Общероссийские кампании "разоблачений" как метод борьбы со шпионажем
Как представляется, любопытной особенностью организации борьбы с германским и австрийским шпионажем в Сибири стало то обстоятельство, что высылка из городов на север всех подозреваемых и причисленных к категории военнопленных невероятно осложнила работу контрразведки в регионе.
Напомним, что накануне войны специфику контрразведывательной работы в Сибири составляла преимущественная ориентация на противодействие разведывательным службам Японии и Китая. В данном случае географический фактор имел решающее значение. К тому же Германия с Австро-Венгрией в силу большой удаленности Сибири от европейских фронтов не могли, да и не стремились создать там массовую агентурную сеть. ГУГШ скептически воспринимало саму мысль о наличии германской агентуры в Сибири. Однако с началом войны центр моментально изменил свою оценку возможностей противника. Поскольку шла война с Германией и Австро-Венгрией, то именно их агентов теперь следовало искать даже там, где, по мнению ГУГШ ещё год назад их не должно было существовать вовсе.
В этой связи перед сибирской контрразведкой встала задача радикальной перестройки своего аппарата на новые цели. Агентура, ориентированная на работу среди китайцев или японцев, теперь была непригодна. Внедренные в японские и китайские спецслужбы агенты оказывались бесполезны.
Главное управление Генерального штаба решительно пресекло все попытки Хабаровской и Иркутской контрразведок в условиях войны с центральными державами продолжить поиск и ликвидацию японской агентуры. Так, верный своим методам, начальник Иркутской контрразведки ротмистр Попов задержал на телеграфе 2 телеграммы японского консула Мицуи. Одну он изъял, не отправив по назначению, а по информации, содержавшейся в тексте другой, начал расследование. За это, вместо ожидаемых благодарностей, ротмистр получил нагоняй от начальства. Из Петрограда генерал Монкевиц отправил срочную телеграмму генерал-квартирмейстеру штаба Иркутского округа: "Благоволите приказать розыскные действия по сношениям японского консула в Петрограде Токио Мицуи не предпринимать. Телеграмм не задерживать"{51}.
В Николаевске-на-Амуре при обыске у японского подданного П.Симада жандармы обнаружили документы, изобличавшие его в связях с японской разведкой. Начальник штаба Приамурского военного округа не решился взять на себя ответственность за арест японца, а предпочел предварительно посоветоваться с ГУГШ, изложив в письме 14 августа 1914 года причины собственных сомнений: "...Симада имеет многомиллионное коммерческое предприятие, осуществленное им при помощи японского правительства... применение к нему репрессивных мер... может вызвать конфликт с Японией, что в данный момент нежелательно, так как Япония - союзник Англии"{52}.
Генерал Монкевиц одобрил эти рассуждения и телеграфировал в Хабаровск: ...переписки не возобновлять. Если Симада задержан, по политическим соображениям необходимо освободить"{53}.
Выйти на германскую агентурную сеть, даже не зная, существует ли она, в одночасье было невозможно. Трудно обнаружить за несколько недель войны то, что не смогли выявить, или на что не обращали внимание в предвоенные годы.
Где и как искать в Сибири австро-германских шпионов? Во-первых, военнообязанные австрийцы и германцы уже были объявлены военнопленными, задержаны, и высылка их была лишь вопросом времени. Во-вторых, в течение всего мобилизационного периода жандармские и военные власти Сибири были заняты преимущественно организацией мобилизации, поддержанием порядка в формируемых частях и перевозкой войск. Военные власти, помимо забот о скорейшем формировании и отправке на фронт сибирских корпусов, столкнулись с необходимостью подавления солдатских мятежей. По всей Сибири прокатилась волна погромов, учиненных мобилизованными солдатами. Самый крупный из них - погром 22 июля 1914 года, учиненный запасниками в Барнауле. Для вразумления толпы пьяных хулиганов, подразделениям местного гарнизона пришлось применить оружие. В результате погибли 35 человек{54}.
Жандармы в этот период полностью переключились на выяснение степени воздействия начавшейся войны на политические настроения в различных слоях общества, и предотвращение антивоенных выступлений оппозиционных самодержавию партий. Военная контрразведка была занята слежкой за выезжавшими из России по Транссибирской магистрали германскими и австрийскими дипломатами. К тому же контрразведка штаба Иркутского военного округа и управление Забайкальской железной дороги затеяли постыдную склоку, выясняя, кто первый распорядился удалить12 человек германских и австрийских подданных из полосы отчуждения дороги: на отрезке Иркутск - Танхой. В течение месяца в спор были втянуты командующий Иркутским военным округом, министр путей сообщения, начальник Генштаба и военный министр.