— Да, мы выйдем на секунду, — Хедстрём показал на дверь. Йоста кивнул.
— Простите.
Видно было, что Мари рада этой передышке.
— Что с тобой? Видно же было, что она может расколоться, — прошипел Патрик, как только они оказались в коридоре.
Йоста изучал свои туфли. Откашлявшись, он испуганно взглянул на Патрика:
— Мне кажется, я сделал большую глупость.
Фьельбака, 1871 год
Как только лодка с Карлом и Юлианом отчалила от берега, наступили самые счастливые дни в жизни Эмели. Только теперь она могла вздохнуть спокойно. Дагмар ее баловала. Эмели даже было неловко от того, как сильно тетушка о ней заботилась и как мало ей нужно было делать по дому. Она пыталась помогать с посудой и готовкой, чтобы приносить пользу, но Дагмар приказала ей отдыхать, и у Эмели не было сил противиться сильной воле тетушки.
Впервые в жизни она отдыхала, и отдых оказался весьма приятным занятием. Тем более что на ней уже сказывалась беременность: болели ноги, спина и живот от тяжести и брыкания младенца. Усталость была такой сильной, что Эмели могла проспать двенадцать часов ночью и еще прилечь после обеда — и при этом не чувствовать себя бодрой. Но было здорово иметь рядом Дагмар. Тетушка готовила чай, варила странные напитки, которые должны были придать Эмели сил, и кормила ее разными странными продуктами. Но они не особо помогали. Усталость не проходила. Зато Дагмар чувствовала себя нужной. Поэтому Эмели покорно выпивала и съедала все, что ей предлагали.
Больше всего Эмели нравились вечера. Вечерами они усаживались в гостиной и вязали и шили одежду ребенку, болтая за работой. Рукодельница из Эмели была неважная — на хуторе ей приходилось заниматься другими вещами. Но опытная Дагмар быстро ее всему научила. Стопки с детскими одежками росли с каждым днем. Там были шапочки, распашонки, носочки и все остальное, что нужно младенцам. Самым красивым, на взгляд Эмели, было одеяло из кусочков ткани, которое они шили вместе. Каждый квадратик они вышивали разными мотивами. Эмели очень нравилось вышивать розы. При виде их сердце у нее сжималось от тоски по острову Она тосковала по Грошеру. Не по Карлу или Юлиану — век бы их не видеть, — только по Грошеру. Он навеки поселился в ее сердце.
В один из вечеров она попыталась поговорить с Дагмар об острове с его странностями. Но это оказалось единственной темой, которую тетушка отказалась обсуждать. Сжав губы, она отвернулась. Эмели поняла, что Дагмар не хочет ничего слышать о том, что она, Эмели, видела на острове. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Она и сама не могла объяснить, что именно видела и почему это казалось ей таким простым и естественным на острове. Были и другие запретные для Дагмар темы. Эмели пыталась расспрашивать ее о Карле и его детстве, о конфликтах с отцом. Но ответом ей была та же мина. Единственное, что сказала тетушка, — это что отец Карла слишком требователен к сыновьям и что Карл его часто разочаровывал. Но подробностей она не знает, сказала Дагмар, и не хочет об этом говорить. Эмели не стала настаивать. Ей не хотелось нарушать атмосферу покоя в доме тетушки, где так приятно было сидеть по вечерам и вязать носочки малышу Грошер и Карл подождут. Они находились словно в другом мире. В ее же мире не было ничего, кроме спиц и белой пряжи, сверкавшей в свете керосиновой лампы. Жизнь на острове снова станет реальностью. Но позже, не сейчас. Пока еще пусть длится этот сладостный сон.
— Как вы ее нашли? — спросила Паула, при помощи Петера поднимаясь на борт спасательного катера.
— Нам сегодня позвонили и сказали, что лодку прибило к берегу в заливе.
— А почему вы ее раньше не нашли? Вы же искали? — спросил Мартин, откровенно восхищаясь катером. Он мог делать тридцать узлов. Может, удастся уговорить Петера поддать газу на пути к заливу.
— Да тут заливов тьма-тьмущая, — ответил Петер. — Так что вам еще повезло, что она вообще нашлась.
— А вы уверены, что это та лодка?
— Лодку Гуннара я знаю.
— А как мы ее доставим в гавань? — спросила Паула, любуясь видами. Она так редко выходила в море. Надо делать это почаще.
— Возьмем на буксир. Я так и хотел сделать, но потом решил, что вы, наверное, захотите ее сначала осмотреть.
— Вряд ли мы много там найдем, — ответил Мартин, — но небольшая морская прогулка нам не помешает.
Он бросил взгляд на педаль газа, но попросить так и не отважился. Движение было довольно интенсивное, да и топливо тратить нечего.
— Можешь как-нибудь сплавать с нами подальше, тогда и проверишь лошадиные силы, — улыбнулся Петер, словно прочитав мысли Мартина.
— С удовольствием! — просиял тот.
Паула покачала головой. Мальчишки с их игрушками.
— Вон там! — показал Петер.
Между камней они заметили небольшую деревянную лодку без видимых повреждений.
— Это лодка Гуннара. Вне всяких сомнений, — сказал Петер. — Кто ею займется?
Паула притворилась, что не поняла вопроса. У нее, выросшей в асфальтовых джунглях Стокгольма, не было никакого желания прыгать по мокрым скалам и вязать морские узлы. Пусть Мартин это делает. Поняв намек, тот прошел на нос и спустился первым, чтобы поймать брошенный Петером канат. Последний выключил мотор и помог Пауле спуститься из лодки. Она чуть не поскользнулась на водорослях, но удержалась. Упади она в воду, Мартин дразнил бы ее всю жизнь. Они осторожно пробрались к лодке.
— И как она сюда попала? — почесал затылок Мартин.
— Ветром прибило, — ответил Петер.
— Из гавани? — спросила Паула и тут же поняла по лицу Мартина, что вопрос глупый.
— Нет, — отрезал он.
— Паула из Стокгольма, — пояснил Мартин, за что получил злобный взгляд Моралес.
— В Стокгольме тоже есть шхеры, — возмутилась она.
Мартин с Петером приподняли брови.
— Это болото, а не шхеры, — сказали они в один голос.
— Эх…
Паула решила, что жители западного побережья безнадежно косные. Если она еще раз услышит, что «Стокгольм — это задворки Швеции», даст наглецу по морде.
Петер поднялся на борт «МинЛуиса», а Мартин ловко прицепил лодку на буксир. Потом он позвал Паулу к себе:
— Иди, подтолкни.
И начал толкать лодку в воду.
Паула осторожно пошла к нему, стараясь не поскользнуться на мокрых скалах. После некоторых усилий они столкнули лодку в воду.
— Вот и хорошо, — сказала Паула и пошла к катеру.
Внезапно почва ушла у нее из под ног, и Паула оказалась по пояс в воде. Черт. Теперь над ней долго будут издеваться коллеги.
* * *
Теперь они были с ней постоянно. От этого ей было как-то спокойно, хоть и увидеть их можно было только краем глаза. Иногда ей казалось, что мальчик похож на Сэма. У него были кудряшки и глаза маленького бесенка. Но Сэм был брюнетом, а мальчик-призрак — блондином. И взгляд его был всегда прикован к матери. Ее Энни скорее чувствовала, чем видела. Она угадывала ее присутствие по знакам. Юбка, подметавшая пол, упреки ребенку, предостережения об опасности… Видно было, что она очень переживает из-за ребенка, как и сама Энни. Настоящая мать-наседка. Женщина пыталась заговаривать с Энни. Она что-то хотела ей сказать, но та отказывалась слушать. Мальчику нравилось бывать в комнате Сэма. Иногда Энни казалось, что они разговаривают, но она не хотела проверять. Не хотела им мешать, если это действительно так. Потому что это давало ей надежду на то, что Сэм когда-нибудь заговорит и с ней тоже. Энни начала понимать, что у сына она ассоциируется со всем негативным, что ему пришлось пережить в жизни. Внезапно ее охватила дрожь. Что, если здесь, на острове, они не в безопасности? Что если однажды к ним приедет лодка? И привезет все то зло, от которого она попыталась сбежать?.. Но тут она поняла, что ее напугало. Из комнаты Сэма доносились голоса. Страх испарился. Светловолосый мальчик говорил с Сэмом, и тот отвечал. Сердце сжалось в груди от счастья. Так сложно определить в жизни, что хорошо, а что плохо. Приходится полагаться на инстинкты. Любовь к Сэму говорила, что надо дать ему время. Покой и тишина излечат все раны.
Лодка не придет. Энни повторяла это как мантру, глядя в окно на кухне. Лодка не придет. Сэм разговаривает, а это хороший знак. Снова раздался голос мальчика. Энни улыбнулась. У Сэма появился друг.
* * *
Под пристальным взглядом Патрика Йоста рылся в кармане куртки.
— Будь так добр — объясни, что происходит.
Йоста наконец нашел то, что искал, и протянул Хедстрёму.
— Что это? Или, точнее, кто? — спросил тот, разглядывая фото.
— Не знаю. Но я нашел это дома у Сверина.
— Где именно?
Йоста сглотнул.
— У него в спальне.
— А что оно делает у тебя в кармане?
— Я решил, что оно может пригодиться, и взял с собой, но потом забыл, — отвел глаза Йоста.
— Забыл? — От злости у Патрика потемнело в глазах. — Как ты мог забыть такое? Мы же постоянно твердим, что ничего не знаем о Матсе и о людях, с которыми он общался.
