Одна из таких встреч состоялась почти перед самым ужином. Бывшая наемная убийца как раз с плохо скрываемым отвращением записывала сцену, в которой легендарный Рут грозно обвинял Грэга в роли костолома во всех смертных грехах. Эпизод заключался в том, что избитый во время драки костолом, весь в крови, все-таки поднимается на ноги с дубиной в руках, готовясь броситься на древнего освободителя всех гаибсов. А тот подхватывает с пола автомат и, перед тем как нажать на спусковой крючок, разражается гневной и справедливой тирадой против захватчиков, выносит противнику приговор и добавляет напоследок:
– За это я тебя убью!
Костолом идет в свою последнюю атаку, и его якобы отбрасывает автоматная очередь. В тот момент когда из ствола начинало изрыгаться пламя, Грэга дергали привязанным к поясу тросом, и он с ревом падал на спину. В разных местах его одежды фонтанами начинала пульсировать «кровь», а главный герой киноэпопеи подходил к телу, дергающемуся в конвульсиях, и, устало вытирая со лба пот и грязь, удовлетворенно констатировал:
– Одной мразью во Вселенной меньше!
Гилана так сосредоточилась на своей подпольной работе, что вздрогнула, заметив, что рядом с ней кто-то стоит.
– Не бойся, – бывший граф Гайс говорил тихо, впившись взглядом в происходящее на съемочной площадке. – Мне надо просто сказать тебе несколько слов. Срочно передай Матеусу: ситуация усложняется. Надо немедленно искать выход из этого смертельного места. Пусть думает быстрей. У меня пока никаких идей нет.
Гилана на всякий случай торопливо осмотрелась вокруг и только потом спросила:
– А что, собственно, случилось?
– Да ты сама все только что видела. – Гайс тоже затравленно огляделся и зашептал еще быстрее: – Видела, но всей сути тебе не дано понять. Только я со своим даром могу сделать это. И суть в том, что этот козел Галичано на сто процентов уверен, что по-настоящему убьет своего противника. И говорит при этом чистейшую правду.
– Да он просто невероятно талантливый актер, – попыталась возразить Гилана, – и сам верит в то, что говорит…
– Ерунда! Со мной такие трюки не проходят. Он действительно уверен, что убьет этого крестьянина лично. К тому же у меня сегодня был пренеприятнейший разговор с главной жабой здешнего болота. Мердок похвалил меня после снятой сцены за актерский талант и тут же посетовал: «Даже жалко тебя становится». Я тут же насторожился, так как он говорил чистейшую правду, и обеспокоенно спросил о мотивах его жалости. На что этот главреж стал юлить: «Жалею, что не могу тебя оставить в своей группе лучших актеров… Придется тебя прятать в Серпантине… А ведь сколько ролей еще ты смог бы сыграть…» И вот тут он врал почти на каждом слове!
– Ты хочешь сказать, что нас просто используют и могут крупно подставить? – сжалась от нехороших предчувствий женщина. Но запись разговора со своим собеседником не останавливала.
– Вот именно! И я каждый день нахожу тому подтверждения, – буркнул Гайс и поспешно отошел в сторону: в их сторону направлялись сразу несколько гаибсов, и он, видимо, не хотел, чтобы их переговоры привлекли чье-то внимание.
Гилана тоже поспешила ретироваться подальше от съемочной площадки.
Во время ужина она подробно пересказала Матеусу разговор с бывшим графом. Как ни странно, разжалованный космодесантник отнесся ко всему довольно спокойно.
– Верить такой гниде совершенно нельзя, – размышлял он вслух. – Он сам может подставить кого и как угодно. Но меры принять стоит. Поэтому просьба ко всем…
Товарищи за столом прекратили разговоры и прислушались, стараясь при этом не наклоняться друг к другу, словно заговорщики.
– Если Гайс, – продолжил Николай с ленцой, словно речь шла о пустяках, – или кто-то из его подручных будут что-то говорить в вашем присутствии, старайтесь запоминать дословно и передавать мне.
Завершив ужин, пленники в этот вечер получили возможность минут десять никуда не торопиться, ожидая развода по камерам, чем «бригада подскока» и воспользовалась. Все разбрелись по столовой, а Матеус словно невзначай оказался возле своего главного противника, который в последние дни так стремился перейти в категорию временных союзников. Говорили они иносказательно, но тем не менее прекрасно понимали друг друга.
– Так что, все-таки настаиваешь на проведении чемпионата по домино?
– Конечно! – Гайс попытался придать своему лицу как можно больше благодушия и доброты. – Иначе в следующие выходные скука нас заест окончательно.
– Если они еще будут.
– Вот именно. А что, у тебя есть уже наметки, как провести чемпионат? – Без сомнения, бывший граф интересовался: есть ли какой-нибудь план побега.
Матеус пожал плечами:
– Пока никаких. – И тут же пожалел о своей лжи. Потому что глаза его собеседника вспыхнули такой радостью, что становилось понятно: из любого ответа он четко выделяет правду и ложь. Бывший десантник с трудом заставил себя расслабиться, прогоняя из головы главную мысль: теперь придется говорить с этим типом только иносказательно и неконкретно.
В образовавшейся паузе Гайс молчал, выжидая. Пришлось продолжить свою мысль:
– Но все зависит от тебя: передавай мне все свои замечания о правилах игры, и мы согласуем регламент. Можешь действовать через остальных участников соревнования. Особенно меня интересуют моменты, где возможны двойные трактовки правил. Ты постарайся четко доказать, где правда, а где ложь. Как тебе такие условия?
– Постараюсь приложить все свои умения, – пообещал Гайс – Но хочу тебе сразу же заявить от лица всех любителей домино: чемпионат надо проводить немедленно. Я уже не говорю о предварительных и отборочных турах. Напоминаю лишь о том, что скоро съемки закончатся и нас раскидают по таким дырам космоса, что ни о каком матче-реванше и речи не будет. А ведь проигравшим очень захочется отыграться, да только второго шанса они не получат. Жалко расставаться с таким опытным игроком, как ты…
– Кто бы говорил, – прервал его Николай. – Обдумывай быстрей правила, чтобы потом игра шла без споров. И еще, если вдруг обсуждение правил будет проходить при моих людях, можешь просто показывать жестами свое согласие или несогласие. Например, правда – трогаешь себя за правое ухо; неправда – касаешься мочки левого. Принято?
– Хорошо. Но я уже сейчас заявляю: все твои правила приму безоговорочно. И наши игроки с этим тоже согласны – уж больно хочется пожить в напряженном ритме чемпионата.
– Какие высокопарные речи! – Матеус позволил себе ухмыльнуться. – Но попробуй только пикни, когда адмиральского «козла» получишь.
– Буду плакать, но «пикать» – нет.
На том и разошлись два актера «по принуждению». Не прошло и минуты, как они со своими товарищами потянулись к открывшейся двери столовой.
Уже в камере Матеус постарался теми же иносказательными способами добиться от своей бригады полного взаимопонимания и сотрудничества в предстоящем сборе информации. Куда, как и на кого смотреть в любой сложившейся ситуации, что подмечать и о чем докладывать в первую очередь.
Провокация и предательство со стороны Гайса ни в коей мере не сбрасывались со счетов, но игнорировать его предупреждения, как предположительного эспера, тоже нельзя было. Если бывший граф ведет двойную игру, то хуже все равно не будет Но если он прав в своих обвинениях против Мердока, Кацки и иже с ними, то действительно надо брать ноги в руки и бежать, уползать, улетать отсюда любыми способами. Безмерная любовь к киноискусству – это одно, но рисковать при этом чудом полученной жизнью просто глупо. Тем более когда действительно есть кое-какие возможности для побега, который с этого момента получил кодовое название «чемпионат».
Следующие несколько дней опять выбили пленников из колеи. Настала очередь групповых сцен, в которых собирали чуть ли не всех актеров. И начали с самой мерзкой и неприятной, причем как для гаибсов, так и для их пленников. Разве что за небольшим исключением, о котором стало известно в конце дня.
По сюжету сочувствующего гаибсам славного малого, которого играл Гайс, злющий полковник Соляк заставлял насиловать привязанную к столу гаибсу. Снимали так, что сам процесс напоминал откровенную порнографию, – и все это под смех облаченных в древнюю униформу сослуживцев из спецбатальона и дикие крики сатанеющего полковника.
Гайс должен был играть переживание, сочувствие и страх, замешенный на зарождающейся любви, извивающийся вокруг стола Мердок буквально исходил потом и захлебывался поучительными приказами. Как ни странно, бывший граф выдержал это издевательство почти до самого конца. Правда, его несколько раз непроизвольно вырвало, чему удивились в первую очередь его подельники. Больше всех веселился Соляк:
