"Больше всего ей подходит определение "женщина-ребенок", – подумал Салсбери. Ее серебристо-светлые волосы ниспадали на узкие плечи, обрамляя лицо, источавшее детскую красоту: кристально чистые зеленоватые глаза, совершенно чистая молочного оттенка кожа с мало заметными темноватыми веснушками на щеках, вздернутым носиком, с ямочками, прямой линией скул и с круглым маленьким подбородком… Каждая из ее черт была утонченной и какой-то неиспорченно-наивной. Чуть более пяти футов роста, она весила не более ста фунтов. Тем не менее в рубашке с красными и белыми полосами, без бюстгальтера, в шортах из джинсовой ткани ее хрупкая фигура привлекала своей женственностью. Груди были маленькими, высоко посаженными, их подчеркивала удивительно узкая талия, соски выступали сквозь тонкую ткань рубашки. Ноги были стройными, упругими, красивой формы. Когда Салсбери, стоя перед ней, оглядывал ее сверху вниз, она застенчиво глядела на него, не смея встретиться с ним взглядом. Волновалась. Если внешность хоть что-то говорит, то перед ним, должно быть, стояла самая беззащитная, самая ранимая изо всех когда-либо встреченных им женщин.
Однако даже если бы она была бойцом, настоящей дикой кошкой, сейчас она была ранима. Так ранима, как ему всегда хотелось. Потому что он обладал властью…
– Лола?
– Да.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
– Ты помолвлена с Филом Карковом?
– Нет, – тихо проговорила она.
– Просто встречаешься с ним?
– Да, иногда.
– Ты с ним спишь?
Она покраснела. Разволновалась.
Хорошенькое маленькое животное…
– Пошел ты, Даусон.
– И ты тоже, Эрнст. Салсбери усмехнулся.
– Ты спишь с ним, Лола? Едва слышно она спросила:
– Я обязательно должна отвечать?
– Ты должна говорить мне правду.
– Да, – прошептала она.
– Ты с ним спишь?
– Да.
– Как часто?
– О.., каждую неделю.
– Маленькая распутница!
– Вы будете меня бить? Он рассмеялся.
– Раз в неделю? Дважды?
– Дважды, – проговорила она. – Иногда три раза…
Салсбери повернулся к Бобу Торпу.
– Убирайся отсюда к черту. Отправляйся в конец холла и вместе с дежурным жди там, когда я тебя позову.
– Хорошо, – ответил Торп и закрыл за собой дверь.
– Лола?
– Да?
– Что Фил проделывает с тобой?
– Что вы имеете в виду?
– В постели.
Она опустила глаза и принялась рассматривать сандалии.
Энергия переполняла его, пульсировала в сотне тысяч клеток его тела: искрила, вспыхивала, била разрядами. Он охмелел от восторга. Вот ради чего нужна вся эта программа "ключ-замок": ради этой энергии, ради этого господства, ради этой неограниченной возможности управлять душами других людей! Никто впредь не осмелится прикоснуться к нему. Никто никогда не поимеет его. Отныне он будет иметь их всех. И будет иметь всегда. Отныне и впредь. Отныне и навечно, аминь. Аминь, Даусон. Ты слышишь? Аминь. Спасибо тебе, Господи, что ты послал мне эту миловидную маленькую задницу, аминь. Салсбери вновь был счастлив, впервые с самого утра, с тех пор, как прикоснулся к жене Торпа.
– Готов спорить, что Фил проделывает с тобой все, – проговорил он.
Она молчала. И только переминалась с ноги на ногу.
– Не правда ли? Скажи, он творит с тобой все, Лола? Согласись. Признай это. Я хочу слышать, как ты это скажешь.
– Он проделывает со мной все.
Взяв за подбородок, он приподнял ее голову.
– Я собираюсь проделать с тобой все, – произнес он.
– Не бейте меня.
– Хорошенькая, маленькая, маленькая сучка, – проговорил Салсбери. Он был возбужден как никогда прежде за всю свою жизнь. Дыхание сделалось тяжелым. Однако разум оставался ясным. Он ее абсолютный хозяин. Он господин для всех для них. Именно эта фраза, произнесенная Говардом Паркером, всплыла в его памяти десятилетия спустя, как причудливая галлюцинация вспыхивает в болезненном воображении, многие годы спустя после последней таблетки ЛСД: абсолютный хозяин. – Именно это я и собираюсь проделать с тобой, – сказал он, обращаясь к Лоле Тайбек. – Я намерен тебя избить так же, как я бил других. Заставлю тебя расплатиться. Заставлю истекать кровью. Я твой абсолютный хозяин. Ты будешь принимать все, все, чем я буду тебя угощать! Все. Может быть, тебе даже понравится. Ты научишься любить это. Может быть…
Руки его сжались в кулаки.
***Пилот вертолета сделал вираж вокруг лагеря лесорубов, высматривая удобное место для приземления среди беспорядочных пятен света, падавшего на землю из освещенных окон строений.
В пассажирском салоне Даусон нарушил долгую тишину.
– Огдена необходимо убрать. Клингер воспринял это предложение как само собой разумеющееся.
– Конечно. Ему нельзя доверять.
– Неуравновешен.
– Но если мы его уберем, – заметил генерал, – сможем ли мы продолжить реализацию плана?
– Все, что удалось сделать Салсбери, вложено в компьютер, находящийся в Гринвиче, – ответил Даусон. – Продолжение исследования нам не под силу. Но мы неплохо сможем воспользоваться конечным продуктом.
– Разве он не зашифровал свои данные?
– Естественно. Однако через день после установки компьютера, задолго до того, как им начал пользоваться Огден, я дал задание программистам декодировать и выводить все данные, которые потребую, независимо от того, как будет сформулировано это требование, независимо от паролей, цифровых комбинаций или других способов, которые он мог бы применить для ограничения моего доступа к информации. Геликоптер завис в воздухе и начал снижаться.
– Когда мы с ним разберемся?
– С ним разберешься ты, – сказал Даусон.
– Я лично, или же мне следует запрограммировать кого-то другого?
– Ты лично. Он может перепрограммировать кого угодно, – улыбнулся Даусон. – У тебя есть пистолет?
– Конечно.
– В кобуре на пояснице?
– Прикреплен к правой голени.
– Замечательно.
– Возвращаясь к главному вопросу, – сказал Клингер. – Когда я должен буду убрать его?
– Сегодня. В течение часа, если возможно.
– Почему не по возвращении в Гринвич?
– Мне не хочется хоронить его за государственный счет. Слишком высок риск.
– Как мы поступим с его телом?
– Закопаем здесь. В лесу.
Геликоптер коснулся земли.
Пилот выключил двигатели.
Над головой ротор чихнул и начал замедлять вращение. Долгожданная тишина сменила грохот лопастей.
Клингер уточнил:
– Ты хочешь, чтобы он просто исчез с лица земли?
– Верно.
– Его отпуск завершается пятого числа следующего месяца. В этот день он должен появиться в Институте Брокерта. Человек он пунктуальный. Утром пятого, когда он не выйдет на работу, начнется возня.
Его станут разыскивать.
– Его не будут искать в Черной речке. Нет никаких следов, указывающих на его связь с этим местом. Считается, что он отдыхает в Майами.
– Начнется очень тихая, но массовая и повсеместная охота за человеком, – заметил Клингер. – Разведка Пентагона, ФБР…
Расстегивая ремень безопасности, Даусон заметил:
– Также ничто не связывает его с тобой или со мной. В конце концов они решат, что он переметнулся на другую сторону, дезертировал.
– Очень может быть.
– Наверняка. Даусон открыл дверцу.
– Мне воспользоваться вертолетом, чтобы вернуться в город? – спросил Клингер.
– Нет. Если он услышит, что ты прилетел, у него могут возникнуть подозрения". Найди здесь автомобиль или джип. А последние несколько сотен ярдов лучше пройди пешком.
– Хорошо.
– Да, Эрнст!
– Что?
В тусклом свете кабины зубы Даусона, стоимостью по пятьсот долларов каждый, блеснули в широкой и опасной улыбке. Казалось, в нем изнутри, позади глаз, вспыхнул свет. Ноздри трепетали – волк, напавший на кровавый след.
– Эрнст, не надо так переживать.
– Ничего не могу поделать.
– Нам предназначено пережить сегодняшнюю ночь, выиграть это и все последующие сражения, – произнес Даусон торжественно убедительным тоном.
– Хотел бы я быть так же уверен в этом, как и ты.
– Ты обязан. Над тобой, мой друг, простерто благословение Божие. Это предприятие ведется с благословения Господа. Никогда не забывай об этом, Эрнст.
Он вновь улыбнулся.
– Не забуду, – пообещал Клингер.
Но тяжесть пистолета, прикрепленного к голени, ободрила его больше, нежели слова, сказанные Даусоном.
***Внимательно прислушиваясь к каждому постороннему звуку. Пол и Сэм выбрались из церкви через заднюю дверь, пересекли открытое пространство и вышли на берег реки.
Высокая трава была мокрой от дождя. Через двадцать ярдов ботинки Пола промокли насквозь, вымокли носки и джинсы до колен.
Сэм нашел тропинку, пересекавшую берег под углом в сорок пять градусов. Каждое углубление, каждая ямка были заполнены водой. Они постоянно скользили и спотыкались, идя по грязной тропинке и размахивая руками, чтобы сохранить равновесие.
