Вскоре город покинула добрая половина дворянства. В конце концов к нам прибыл и сам герцог Бакстоун. После этого на поклон к Дарианне стали являться придворные. Сложилась интересная ситуация: расположение нашего лагеря давно уже не было ни для кого секретом. Мы не скрывались, это было невозможно. Да и не нужно. Хотел бы я посмотреть на храбреца, который попытался бы на нас напасть. Кроме Вериллия, конечно. Но о нем по-прежнему не было никаких вестей. Совет магов тоже помалкивал. Поэтому я был очень удивлен, когда в один прекрасный день к храму Брижитты строевым шагом прибыл отряд городской стражи. Мы с дядей Ге и Дрианном вышли навстречу самоубийцам, чтобы поинтересоваться, кого они решили арестовать. «Разрешите доложить, — браво выкрикнул тучный капитан, — городская стража Южного луча прибыла в распоряжение ее высочества». Интересно, что все блюстители порядка с честью прошли проверку на благонадежность. То ли им самим надоел разгул преступности, с которым они уже не справлялись, то ли жалованье задерживали.
Столица бурлила, как зелье в котле колдуна. «Народ готов к бунту, — говорили агенты, — поднимется в любой момент».
Между тем императорский двор почти в полном составе переехал в лес Душегубов. Изнеженные аристократы стойко мирились со всеми неудобствами, справедливо полагая, что лучше уж переносить тяготы походной жизни, будучи на стороне победителя, чем сидеть в комфорте рядом с неудачником, ожидая переворота. А в том, что он будет, никто уже не сомневался. Ясно, что не все дворяне присоединились к принцессе исключительно из соображений чести и совести. Кто-то вовремя переметнулся к сильной правительнице. Кто-то надеялся выслужиться. Кого-то не устраивало положение дел в стране. Главное, что все они сделали выбор в пользу Дарианны. Дворец постепенно пустел. «Его высочество запирается в своих покоях и не выходит оттуда сутками», — вежливо сообщали перебежчики. «Его высочество молится», — говорили другие. «Принц Келдин в отчаянии», — доносили третьи.
Наконец, Дарианна решила послать во дворец парламентера с предложением сдаться и распустить Совет магов. Эта миссия была поручена Копылу. Престарелый волшебник отказался отправлять к Келдину астральную проекцию, поехал в карете в своем, так сказать, натуральном виде, непонятно пояснив: «Придворный этикет…»
— Его высочество не пожелал меня принять, — доложил он, вернувшись. — А в Совете меня чуть не убили заклятием распыления. Едва успел выставить защиту. Там сказали, что подчиняются только приказам Верховного.
— Вот как? — недобро усмехнулась Дарианна. — И где же он?
— Судя по всему, так и не появлялся, — пожал плечами Вадиус.
— Келдин не пытался вам навредить?
— Отдал приказ об аресте. Но гвардейцы вывели меня за ворота и отпустили. Думаю, они все же приняли решение…
Слова чародея оказались пророческими. На следующее утро полк имперских гвардейцев с герцогом Дрингстааром во главе присоединился к повстанцам. В тот же день, под охраной ястребов и гвардии, сопровождаемая воплями заполонившей Виндор бушующей толпы, ее высочество принцесса Дарианна с триумфом вошла во дворец.
13
— Ваше высокомагичество…
«Опять», — устало подумал Вериллий, взмахом руки снимая защиту с двери. На пороге робко переминался уже знакомый ему нелепый паренек.
— Ваше…
Не тратя драгоценное время на лишние беседы, Верховный маг ворвался в сознание юноши. От сильнейшей ментальной встряски тот застыл с выпученными глазами, а Вериллий, разобравшись в потоке мыслей и воспоминаний, восхищенно зацокал языком. Принцесса сильна! Недаром он в свое время принял решение устранить ее. Главным и несомненным достоинством ее высочества было умение окружать себя умными, верными и преданными людьми. Дарианна могла бы стать великой императрицей. Могла, но не станет. Ее судьба предрешена. Но какова! И ведь сумела заручиться поддержкой мальчика… Каким образом? Любовь, конечно. Самая привлекательная приманка для юности. М-да… и чего же хочет от него Совет? Не знают, что им предпринять? Верховный рассмеялся. Что ж, поиграем. Даже интересно будет наблюдать за тем, как станет выкручиваться принцесса. Впрочем, у чародея были определенные догадки на этот счет. Он поместил в сознание секретаря отчетливую мысль: «Ни в коем случае не вступайте в переговоры. Не впускайте никого в здание Совета. Держите оборону. Ждите моих распоряжений. Ничего не бойтесь, прочтите внимательно закон о регентстве».
— Ступай, — прикрикнул Вериллий на юношу, который все еще продолжал бессмысленно таращиться на мага, словно полуснулая рыба за стеклом аквариума.
Секретарь вздрогнул и выбежал за дверь. Вериллий снова рассмеялся. Игра началась. Правда, сам он уже не участвует в ней, но тем забавнее будет следить за ходом событий. Тем более что речь идет о Дарианне. Ридриг был слабоват. Ничего не стоило обводить его вокруг пальца. Даже обет, который не позволял причинять прямой вред августейшей семье, не помешал чародею расправиться с простодушным монархом. О Келдине и говорить нечего: один только вид принца навевал на Верховного тоску, а его постоянные жалобы и нытье приводили в раздражение. А вот Дарианна — другое дело. Девочка будет сражаться до конца.
Вериллий любил играть. Собственно, вся его жизнь была игрой. Ставка — власть. Фигуры — люди. А поле постепенно становилось все шире и шире, пока не превратилось в целый мир. Вернее, множество миров. Такие мелочи как ответственность за собственные действия и людей, которыми он распоряжался, никогда его не смущали. Ответственность… Вериллий с детства ненавидел это слово. Может быть, потому что не совсем понимал, что оно означает? «Ты должен быть ответственным», — внушала мать, оставляя на него ораву сопливых, орущих, вечно чего-то требовавших младших братьев и сестер. «Отвечай за свои поступки!» — повторял отец, наказывая подростка розгами за малейшую провинность… Тогда Вериллий еще носил непритязательное имя Вер Фламп. Семейство Флампов жило в небольшом городке под названием Смиллхенж, в двух днях пути от Виндора.
При воспоминании о детстве лицо Верховного исказила гримаса ненависти. «Не думай об учебе. Ты должен работать. Ведь ты старший, и в ответе за семью». Братьев и сестер становилось все больше, а еды в доме — все меньше. Чтобы прокормить весь этот табор, Вер вынужден был с тринадцати лет помогать отцу в мастерской. К пятнадцати он уже работал не меньше взрослого мужчины. Тяжелый труд кожевенника, казавшийся бессмысленным, скучным и тупым, не вызывал в нем ничего кроме отвращения. Он мечтал о карьере мага и не понимал, зачем трудиться подобно рабу, зарабатывая гроши, когда можно стать волшебником и получать действительно хорошие деньги. «Это не для нас, — прерывал его отец, едва только сын попытался заикнуться о своих намерениях. — Простые люди магами не бывают. Знай свое место». «Знай свое место, — поддакивала мать, — трудись да молись. Честная бедность лучше неправедного богатства». Она вообще знала множество пословиц, доказывавших неоспоримые преимущества нищеты. Но Вер в них не верил. Он твердо знал: бедность, тяжкая работа — не его судьба. С раннего детства он чувствовал в себе какую-то непонятную силу, которая все росла и ширилась в нем, наполняла существо, рвалась наружу. Став старше, он понял: бурлящая энергия — магические способности. Но откуда? В его семье никто не обладал такими талантами. Магия, живущая в нем, требовала выхода. А Вер не знал, как ею пользоваться. Ему необходимо было учиться, хотя бы азам. Проще всего было бы пойти в ученики к какому-нибудь магу, затем сдать экзамен на первую, потом на вторую степень. Возможно, после этого он сумел бы поступить в бакалавриат. Это являлось пределом для юноши из семьи ремесленника — продолжать образование в университете и магистратуре имели право только дворяне. Но так далеко Вер не заглядывал. Он попытался поговорить с отцом. «И думать забудь, — отрезал тот, — ты должен работать и помогать семье». Отцу чужды были высокие устремления и честолюбивые мечты. Иной раз, глядя на своих родных, юноша не верил, что это — его семья. Вот этот грубый, молчаливый, вечно нахмуренный человек с серыми от въевшейся грязи руками — его отец? А женщина с плаксивым лицом и бесформенным, раздавшимся от бесконечных родов телом — его мать? Галдящие дети в заношенной одежде — его братья и сестры? Вер не чувствовал к ним никакой любви. Скоты. Тупые, бездарные, бессмысленные скоты, сидящие в собственном дерьме и даже не стремящиеся из него выбраться! Но он-то не такой! И он сумеет уйти отсюда в другую жизнь, богатую и интересную.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
