Главная моя подготовительная работа, однако, была в Управлении. Для ГРУ я имел два основных задания. Первое была организация и укрепление разведывательной работы четвертого отдела, для которого я буду главным легальным резидентом в Германии, несмотря на мое тассовское прикрытие. Я должен был координировать эту работу с главным резидентом ГРУ в Германии, военным атташе, но я не буду полностью ему подчиняться и буду иметь свой собственные шифры и каналы связи. Второе задание, разумеется, было действительно мерзким: проверка верности пражского сообщения, которое было осуждено Сталиным. Для этого я ожидал некоторой помощи со стороны военного атташе, однако, главное будет зависеть от меня, поскольку источник контролировался моим отделом. Моя подготовка для обоих заданий требовала исчерпывающего пересмотра многих дел в Управлении и многочисленных совещаний со специалистами.
Я также провел значительное исследование для защиты моего прикрытия. Поскольку я никогда не бывал в Германии до этого, то я решил, что не должен быть беспомощным из-за отсутствия знаний страны после моего прибытия. Для заполнения таких пустот я изучал, почти запоминал, планы улиц, в особенности, берлинских. В дополнение, я просмотрел многие фотографии германской столицы, прочитал много литературы с их описаниями так, что когда я завершил это, то чувствовал, что знаю Берлин почти на уровне его жителя.
В середине моей подготовки пришел май. Из-за моего приближающегося отъезда за границу впервые в моей армейской жизни я не должен был активно участвовать на праздновании. Вместо этого мне дали пропуск для наблюдения за парадом в стороне от мавзолея Ленина. По этому случаю Красная Площадь была тщательно промыта, воздух был теплым и приятным и облака в небе были голубыми. Вдобавок, со мной была Тамара.
Мне нравились парады, сияющие оркестры, стройно шагающие солдаты, но моей главной целью присутствия здесь была посмотреть на Владимира Г. Деканозова[10], советского посла в Германии, с которым мне предстояла встреча на следующий день по приказу Голикова. Мне сказали, что Деканозов будет на верху, на мавзолее.
Посол действительно находился здесь. Маленький коротыш, всего полтора метра ростом, он стоял на переднем ряду, один, с правой стороны Сталина. Верно, Деканозов был старым и близким сотрудником Сталина, но необычный почет, оказанный ему, являлся знаком предпочтения немцам.
Я был осторожным с этим маленьким человеком. Он был ветераном подпольной работы еще с дореволюционных времен. Он также стоял высоко в НКВД, будучи начальником зарубежных разведывательных операций перед посылкой в Германию. Я должен был явиться к нему, поскольку был совершенно секретный приказ Сталина, изданный накануне Второй мировой войны, требующий координации и контроля со стороны послов операций ГРУ и НКВД за границей. Целью приказа было устранение соперничества, но практический эффект заключался в постановке ГРУ под контроль НКВД как дома, так и за границей, поскольку большинство послов было из НКВД.
Хотя меня предупредили в Управлении, что Деканозов был часто деспотичным и использовал оскорбления и грязный язык при общении с подчиненными, он был достаточно вежлив со мной. Он спросил о моем происхождении, проверил мой немецкий и приветствовал мое присоединение к советской колонии в Берлине. Одно лишь тревожило меня. Он был убежден, что Германия не нападет на нас, и сказал, что у меня достаточно много времени, чтобы освоиться и делать свою работу.
По возвращению от встречи с послом Голиков похвалил меня за мое поведение там. Он только что переговорил по телефону с Деканозовым. Начальник сказал, что я выдержал мой первый дипломатический экзамен.
Последний инструктаж мне дал заместитель Голикова, неприятный и здоровый бывший танковый командир. Главным образом, это было ободряющий разговор о моих заданиях в сочетании с повторными предупреждениями, чтобы обходить проблемы с НКВД. Он был рад, что я замещу человека НКВД, Тарасова, который не смог справиться с работой по своему прикрытию. В заключение, однако, его слова прощания чрезвычайно обеспокоили меня. Его заключительными словами были: «Товарищ Ахмедов, не бойтесь людей НКВД. Мы вас защитим. Человек, которого вы заменяете в Берлине, не только человек НКВД, но и еврей. Их дням приходит конец. Мы рады, что вы татарин». Я не могу говорить, являлись ли эти слова высокопоставленного офицера выражением своего мнения или они свидетельствовали о том, что антисемитизм в России начинал вновь возрождаться.
Из многих причин, которые оставили у меня горечь, было не только то, что моя жена была еврейкой. Однако, я постепенно позабыл это к тому времени, когда была сделана последняя вещь подготовки: получение нового гардероба и всего из гражданского. За несколько часов в специальном магазине Управления, где было все из женской и мужской одежды. Я выбирал. В конце концов, я выбрал три красивых костюма, десяток рубашек, несколько пар обуви, плащ, шляпу, нижнюю одежду, носки и носовые платки. Все подходило прекрасно и было английского производства. В качестве поклажи я выбрал дорогой кожаный чемодан. Независимо оттого, буду ли способным или нет, по меньшей мере я буду выглядеть как преуспевающий газетчик.
Когда я приехал домой от этой покупательской лихорадки за пару дней до отъезда, Тамара едва узнала меня. Она поворачивала меня вновь и вновь, восхищаясь мной и заставляя стоять перед зеркалом, когда она подправляла мне шляпу в правильное, по ее мнению, положение.
Это был единственной радостной частью наших последних дней вместе. Все было очень серьезно и печально с любимым человеком, который никогда не жаловался о недостатке денег и примитивности жизни в качестве жены армейского офицера, с которой я никогда не ссорился, не находился в непонимании в течение почти одиннадцати лет нашей женитьбы.
Наши последние дни вместе мы провели, изобретая маленькие шифры для включения в наши письма, чтобы дать знать друг другу обо всем серьезном, что могло бы произойти с каждым из нас. Тогда я спросил ее, подумает ли она о возможности присоединиться ко мне в будущем.
Она взяла мои руки, как всегда, когда она глубоко задумывалась, и сказала: «Исмаил, конечно, я хочу быть с тобой. Однако, сейчас ты поезжай один. Это твоя работа и ты должен ехать. Во всяком случае, ты сможешь видеть Европу, не только Германию, но, возможно, и другие страны как Швейцария, Италия. Это хорошо видеть мир. Я была бы рада ехать вместе с тобой и наслаждаться видам, другими народами, городами, видеть которых мы вместе мечтали. Однако, я не могу ехать в Германию. Я не могу видеть, как нацистские звери мучают еврейский народ. У меня нет для этого нервов, пожалуйста, пойми меня и прости. Езжай один; я здесь управлюсь. Когда, и если, тебя переведут в другую страну, скажем, в Англию или Францию, то я с удовольствием приеду к тебе. В нацистскую Германию — никогда».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
