Она изначально собиралась повернуть дело таким образом, чтобы Сэмюэль верил, будто все исходит от него, – но Сэмюэль может раздумывать вечность, а вечности у нее в запасе нет. У Бернис не оставалось выбора, кроме как соблазнить его. Захоти Сэмюэль сделать первый шаг, давно бы сделал.
Если план удастся, она и Сэмюэль соединятся в восторженном порыве и начнется жизнь, полная счастья. А если ее ждет неудача, жизнь потеряет всякий смысл и останется только наложить на себя руки.
В тот вечер богослужение вышло на редкость задушевным. Бернис это было на руку, ведь религиозный пыл может излиться совсем иными чувствами, как родник дает начало полноводной реке.
– Нет слов, как я благодарна Богу, – сказала Бернис, когда они расставили стулья и навели порядок. Они стояли в глубине шатра, и Сэмюэль протянул руку, чтобы выключить свет. Как раз подходящая минута, вставить словечко о Боге весьма кстати. – В жизни я не была счастливей, чем в эти несколько недель.
Сэмюэль улыбнулся.
– Ты столько сил вложила, Бернис. Что бы я без тебя делал?
Бернис погасила свет.
– Не знаю, как мы жили друг без друга все эти годы. – Она придвинулась ближе, коснулась его.
Сэмюэль отпрянул, включил свет. У него дрожали руки.
– Что с тобой? – спросил он хрипло.
Его вспышка привела Бернис в чувство, но она все же надеялась, что он потерял дар речи от возбуждения.
– Сэмюэль…
– Бернис, нам пора домой. Тебя ждет муж, меня – жена.
– Мы хотим одного и того же. – Бернис взяла его за руки, направляя туда, куда, по ее мнению, они стремились. – Сам знаешь.
Сэмюэль отдернул руки, смерил ее взглядом.
– Нет, – сказал он. – Я не хочу. А если тебя одолевает искушение, молись. Бог поможет побороть неуместные чувства.
– Неуместные? – Бернис обуял гнев. – Неуместные? – Голос ее срывался.
– Бернис, пойдем домой.
Он взял ее под руку.
Бернис отшатнулась.
– Черта с два! – прошипела она. – Думаешь отвести меня домой и усадить к Тою на колени? «Забирай, у меня с ней все кончено»?
Сэмюэль невольно отступил, не веря ушам.
– Нет, не кончено между нами, Сэмюэль. От меня так легко не отделаешься. Я одна тебя поддерживала, когда на тебя сыпались неудачи. Да что там, от меня помощи было больше, чем от твоей женушки. Она пьянчуг обихаживает, и ее, может, сейчас лапают.
Сэмюэль покачал головой, отвернулся. Бернис поняла, что затронула больное место, решила развить тему.
– Слышала я, Кэлвин Фарлоу не вылезает из бара с тех пор, как там Уиллади хозяйничает. А Кэлвин знает подход к женщинам. Оглянуться не успеешь, а он уже затесался в твои сны.
Сэмюэль рассмеялся. Смех вышел глухой, невеселый, но все-таки смех, а Бернис Мозес никогда не была посмешищем.
– Не вздумай надо мной потешаться, Сэм Лейк, – пригрозила она.
– Прости, – сказал Сэмюэль. – Прости за смех. Это уже не смешно, а жалко.
Жалко! Сэм назвал ее жалкой! Бернис сверкнула глазами. В этот миг она его ненавидела всей душой.
– Да, жалко, – продолжал Сэмюэль. – Ты ухитряешься испортить любое хорошее дело. Ты и хорошее дело несовместимы. Все, к чему ты ни прикоснешься, обращается в яд.
– Яд? – эхом отозвалась Бернис. – А что, это мысль.
И пошла прочь.
В ту ночь Сэмюэлю не спалось, он все думал про последние слова Бернис. Неужто вздумает прибегнуть к яду? И себя она отравит или кого-то еще? Впрочем, неважно, все это пустые разговоры. Бернис хитра и лжива, но никогда не станет рисковать комфортом и безопасностью, и уж тем более свободой. Сэмюэль проводил взглядом умчавшуюся машину и решил, что Бернис уехала домой. Наверняка явится завтра вечером на службу и станет уверять, будто он ее неправильно понял.
Разбудить Тоя и обо всем рассказать? Но чего он добьется? Лишь прибавит Тою огорчений, а Бернис все повернет так, будто Сэмюэль с ней заигрывал.
Пожалуй, стоит просто смолчать. Иногда лучше держать людей в счастливом неведении. Сэмюэль и не подумал, что его рассуждения отдают «мозесовской честностью» в худшем виде. Он засыпал с одной лишь мыслью: скорей бы утро, скорей бы вернулась Уиллади.
Глава 35
На рассвете, когда Уиллади с трудом дотащилась до спальни, Сэмюэль кинулся к ней, уцепился за нее, словно утопающий за спасательный круг. Осыпал поцелуями ее волосы, пропахшие куревом, глаза, красные от усталости, губы, шею, плечи и прочие родные местечки, в последнее время заброшенные.
Уиллади пыталась высвободиться. Сэмюэль не выпускал.
– Я тебя люблю, – говорил он. – Уиллади, я без тебя как птица без крыльев.
– Я пропахла баром, – твердила она.
– Ну и пусть, пусть, пусть.
– Да что с тобой, Сэмюэль?
Сэмюэль смеялся. Громко, раскатисто, так что за стеной слышно. А если слышно, ну и пусть, пусть, пусть.
– Мне вчера было видение, – сказал он. – Господь явил мне видение. Мне стало ясно как день, во что превратилась бы моя жизнь без тебя.
Бернис не знала куда себя деть. Металась из угла в угол, словно тигрица в клетке, и выла. До этого дня она рисовала в мечтах свое будущее с Сэмюэлем, а теперь, когда мечты пошли прахом, сделалась равнодушна ко всему на свете.
Умирать на самом деле не хочется, но и жить тоже, вдобавок она загнала себя в угол – обмолвилась про яд. Самоубийство, или попытка, или, на худой конец, инсценировка самоубийства – единственный способ спастись от позора и проучить Сэмюэля. Он, понятное дело, станет казнить себя, а как только разнесется слух, его станут винить и люди. Его доброе имя будет запятнано, если не растоптано.
Что до ее доброго имени, то не все ли равно? Не секрет, что думают о ней люди с тех пор, как погиб Йем Фергюсон. Сейчас ее зауважали лишь за религиозный пыл, но к чему продолжать этот спектакль? Она всего лишь играла в надежде заполучить Сэмюэля, но будь она проклята, если станет и дальше строить из себя святошу. Если бы Сэмюэль и вправду пекся о ее бессмертной душе, то помог бы ей не сбиться со стези добродетели.
И потом, она не останется в округе Колумбия. И даже в Арканзасе. Чего ради? Есть на свете места и получше, и она вот-вот пустится на их поиски.
Но всему свое время.
Сэмюэль наверняка терзается, гадает, что кроется за ее словами и не сотворит ли она с собой что-нибудь. Скорее всего, после прошлой ночи он постесняется ее проведать сам, но наверняка кого-нибудь пришлет.
К вечеру Бернис собрала все, что в доме нашлось ядовитого, и выставила рядком на кухонном столе. Отбеливатель, нашатырь, очиститель труб, политура, лак для полов, крысиный яд, пузырек успокоительных пилюль, что прописал доктор, и большая бутыль патентованной микстуры, что дала Калла, когда Бернис имела глупость пожаловаться на болезненные месячные.
