— Я полагаюсь на тебя, Люба, — сказал Малышев.
Светлана доела то, что было на тарелке, допила вино и встала из-за стола.
— Пойду, спасибо, Владимир Сергеевич, все было очень вкусно, просто обалденно.
— Я тогда тоже, — сказала Воронина.
— Мам, ну перестань ты демонстрировать свои пещерные инстинкты. У вас получается чудесный ужин, куда ты намылилась?
— Я намылилась? Хорошо сказано… Я куда? Я никуда…
— Я провожу Свету, — сказал Малышев.
— Спасибо, Владимир Сергеевич, сама доберусь. Я вам позвоню, когда приду домой, договорились?
— Непременно позвони! — приказала Воронина.
Они проводили Светлану до лифта и вернулись в квартиру. Остановились в прихожей, Малышев обнял Любу за плечи, она потянулась к нему губами.
— Ох, Володя, от меня ведь чесноком несет…
— От меня тоже.
После долгого, страстного поцелуя она спросила:
— Я сегодня показалась тебе красивой, а раньше? Ты врал мне, да?
— Нет. Ты для меня всегда красивая, а когда и для всего мира красивая, я могу только радоваться этому. Понимаешь?
— Ни черта я не понимаю… Свяжись с вами, журналистами, задурят голову…
Он подхватил Воронину на руки и понес в свою комнату. Именно этого она и хотела.
Глава 26
Бромчик вошел в кабинет, остановился у стола, растерянно моргая белесыми ресницами.
— Ну вы даете, Любовь Георгиевна… — пробормотал он.
— Что вы хотите этим сказать, Павел Григорьевич?
Бромчик растерянно пожал плечами:
— А что тут скажешь? Вы прямо как… кинозвезда. Совсем другой стали, Любовь Георгиевна.
— В чем? — спросила она, делая вид, будто не понимает подчиненного.
— Да во всем. Хотите честно?
— Хочу.
— Были начальником, а теперь просто очень красивая женщина. Конечно, и начальник, но совсем другой. Такому подчиняться — одно удовольствие. Приятно даже.
— А раньше, выходит, было неприятно?
— Нет, раньше подчинялся как начальнику, ну, вы понимаете, а теперь совсем другой компот.
— То есть раньше вы меня женщиной не считали, так следует понимать? — допытывалась Воронина.
После недолгой паузы Бромчик осторожно сказал:
— Так вы же сами этого хотели.
— Спасибо за откровенность, Павел Григорьевич. А теперь к делу. Пожалуйста, оформите мне документы на инспекционную поездку в Дорохинскую колонию. Это раз. Проследите, чтобы документы на препровождение осужденного Малышева были доставлены в колонию вовремя. Я хочу проследить за этапированием его в Москву, завтра будет рассмотрена апелляция адвоката.
— Парня освободят?
— Я надеюсь.
— Любовь Георгиевна, у меня есть предложение по этому поводу. Парнишке предстоит служить в армии, а что, если взять его в наш спецназ? До сих пор не могу забыть морды двух телохранителей, которых он отделал. Такой кадр погоды не испортит.
— Подумаем, Павел Григорьевич, у нас впереди еще суд. Вам там выступать обвинителем.
Бромчик недовольно поморщился.
— Ведите себя естественно, как совесть подсказывает. И все будет нормально.
— Понял, Любовь Георгиевна.
— Свободны, Павел Григорьевич. О документах позаботьтесь немедленно.
Через час Воронина позвонила Малышеву:
— Володя, ты еще дрыхнешь?
— После такой ночи… А что, Люба?
— Сорок минут тебе на сборы, я заеду, двинем во Владимир. И не болтай по телефону лишнего, понял?
— Так точно, товарищ генерал!
Она положила трубку, довольно усмехнулась. Какая это была ночь, Господи! Что они только не вытворяли на его диване, потом в ванной, потом опять на диване! Часа в три только уснули, обнимая друг друга, а утром Володя даже глаза едва открыл, когда она вскочила с дивана.
— Прости, Любаша… я не могу тебе приготовить кофе, — пробормотал он. — Это выше моих сил.
— Я сама тебе приготовлю, Володя! — сказала она, целуя его в щеку.
— Кофе? Нет, не надо, я хочу еще немного поспать, извини, но ты сумасшедшая женщина…
А она чувствовала себя превосходно и в чужой квартире ориентировалась легко и свободно. Впрочем, она уже и не казалась чужой, эта квартира, привыкала потихоньку. Они ведь договорились, что когда Александра освободят, она поселится тут. А ребята будут там. Это просто и понятно — Володе дорога его квартира, а ей все равно где жить. Никаких особых чувств к собственной квартире она давно уже не испытывала — ну место, где она может переночевать, поужинать, если дочка приготовит, — и все.
Светлана позвонила вчера, сказала, что добралась домой нормально, ложится спать. Она там хозяйка, и пусть они вдвоем живут… Да, конечно, пусть. Им, молодым, нужно пространство, чтобы жить вместе, любить друг друга. Это же так прекрасно! Ну вот и ладненько.
Когда вчера шли к дому Володи, Светлана рассказала о том, как однажды Александр побил солидного телохранителя и даже стекло «мерседеса» разбил, требуя, чтобы его наглый хозяин вышел и встал на колени перед ее дочкой. Она еле утащила его от этой машины, хозяин хоть и перепугался, но мог и стрельбу открыть, они же все ненормальные, такие любители женщин.
Это ж надо — требовать такое! Она тотчас же спросила, запомнила ли Светлана номер машины; да, конечно, нет, испугалась до смерти. Но парень-то был каков, а? Молодец!
Чем больше она думала о Малышеве-младшем, тем больше уважала его. Ну все, хватит лишних мыслей. Бромчик сделает нужные документы, они с Володей поедут во Владимир, вернее, в Дорохин, проследят, чтобы Александра немедленно отправили в Москву. А завтра начнется разбирательство. И пусть только бизнесмен Полевик не сдержит своего слова!
Багрянов пришел ко второму часу, не любил рано вставать. Светлана стояла с подругами в коридоре, улыбалась, слушая рассказ рыжей Алевтины. Сегодня дочь прокурорши показалась Багрянову особенно красивой, даже пульс участился, когда представил себе, как привезет ее на дачу! Уж там она никуда не денется. Не замечая, что громко сопит, он подошел к ней, хотел поцеловать в щечку, но Светлана боковым зрением увидела его, резко отстранилась.
— Никогда не подкрадывайся ко мне, Степа! — сердито сказала она.
— Тем более сзади, — добавила Женя, и все засмеялись.
— Ты отлично выгладишь, Света, — сказал Багрянов. — Просто супер!
— Забыл добавить — как всегда, — заметила Алевтина.
— Вот именно, — согласно кивнула Светлана.
— Понятное дело, как всегда, — не стал спорить Багрянов. — Свет, можно тебя на минутку?
— Не успеешь за минутку, — заметила бойкая на язык Женя.
Багрянову уже надоели идиотские шуточки девчонок, и он решительно сказал:
