уютом.
Гости нажертвовали в пользу музея до 10–12 рублей и получили от меня на память по
путеводителю.
Приятный вечер и надолго он останется у меня в памяти. Могу, значит, я кое-что делать.
10 апреля. Днем я был на выставке.
Вечером, когда я только что лег спать, Акушев сообщил, что приехавшие офицеры желают меня
видеть.
Я вылез к ним и пригласил в свою комнату. Приехавшие оказались: один ветеринарным врачом
Орловым (248), который в прошлый год гостеприимно встретил меня в Конотопе (249), а другой –
инженерный капитан. Оба они приехали за лошадьми, ко мне зашли под предлогом поговорить по
делу, а в сущности-то – в надежде закусить, найти на вечер компанию и т[ак] д[алее]. Но их надежды
не сбылись, т[ак] к[ак] я под собой не чувствовал от усталости ног, да и семья уже почти спала.
11 апреля. Сегодня последний день выставки, а тут нужно сдавать приемщикам лошадей.
На сегодня я предоставил это дело делать им одним.
12 апреля. Сдача лошадей [675] продолжалась сегодня уже в моем присутствии.
13 апреля. Утром сдача лошадей закончилась. Убавилось порядочно, скатилась с моих плеч
лишняя забота и работа.
Мною совместно с М[ихаилом] К[онстантиновичем] осмотрено сегодня высшее
начальное [676] училище, часть комнат которого на лето пока уступают под музей. Помещение пока
вполне достаточное, да и место-то самое центральное в городе.
14 апреля. Ездил сегодня в Трубайцы, сделал там санитарный осмотр и выдал солдатам жалование.
Погода и дорога были хорошие, т[ак] ч[то] я прокатился с удовольствием, заезжал еще кроме того
к церковному старосте и привез из церкви (250) кое-что для музея.
15 апреля.
16 апреля.
17 апреля.
18 апреля. Город и солдаты конского запаса празднуют сегодня 1-е мая (251). Утром я в отделение, а также и в город, не ездил, а поехал в канцелярию уже вечером, когда узнал, что там пришла какая-то
телефонограмма [677].
Последняя действительно была от полк[овника] Попова об отпуске 25 % сорокалетних (252). Но я, чтобы не было лишних скандалов, решил отпускать всех [678] стариков, которые разве немного
превышали процентную норму и тут же объявил солдатам. Вот у них радости-то было.
19 апреля. В отделении идет [679] суета писаря и грамотные пишут 40-летним отпускные
билеты. 43 [680] лет и старше увольняются в чистую. Всего убывает из отделения до 90 человек.
20 апреля. Вечером я был на общем собрании (ротном) отделения. Сначала все шло гладко.
В вопросе о денщиках мои взгляды с солдатами разошлись, да к тому же [681] были, хотя и
сдержанные недоброжелательные замечания вообще по адресу «врачей». В начале я говорил все-таки
кое-что, а потом перестал, т[ак] к[ак] солдаты были настроены сами больше говорить. В конце концов, я ушел и дал себе слово не ходить больше на такие собрания, где я – чужой человек, где меня мало
понимают и я их также.
Но пришел-то сюда я все-таки по их же просьбе (гл[авным] образ[ом] Патласова).
21 апреля. Виделся сегодня с Мих[аилом] Константиновичем у него на дворе, где условились
поехать завтра на какой-то хутор, где, по рассказам, есть какая-то старина.
22 апреля. В отделение я сегодня совсем не ездил, а весь почти день был занят перевозкой книг из
б[ывшего] [682] дома д[окто]ра [683] Дюкова (253) в музей.
23 апреля. Великолепный денек. Съездив на почту в город и почитав газеты, я пошел с Ларенькой
гулять в поле. Дорогой мы обсуждали вопрос о будущем нашего научного [684] хранилища, где ему
основаться.
24 апреля. Сегодня в 6 ч[асов] вечера в Народном Доме должно состояться заседание «Просвиты», на котором будет принят устав музея и выбраны члены его Упорядковаго Гуртка (254).
С утра и до 12 зарядил такой дождь, что я считал уже дело погибшим – опять придет мало народу
как и 9 числа. Но погода сжалилась, и после обеда начался великолепный день.
25 апреля. Жена [685] Е[вграфа] Я[ковлевича] Дюкова получила от мужа телеграмму: «передай
музей [686] Бирюкову согласно его просьбы телеграммой. Евграф». Таким образом Хорольский музей
обогатился лишним отделом – противоалкогольным, в котором есть масса диапозитивов к
волшебному фонарю (255), самый фонарь, литература, плакаты, препараты, фигурки пьяниц и т[ак]
д[алее].
В 4 часа в здании высшего начального училища состоялось заседание членов Упорядковаго Гуртка
с моим участием. Решался вопрос о постоянном помещении для музея. Завтра по этому поводу мы
пойдем в земскую управу.
Я заявил членам гуртка, что музей должен иметь потом специально оборудованное здание и на
постройку [687] этого здания должен основаться [688] теперь же особый фонд. Я указал очень много
источников и способов, как может-же пополняться этот и как может осуществиться и постройка
самого здания.
26 апреля. Утром мы с Мих[аилом] Кон[стантиновичем] [689] осматривали [690] школу [691], что
занята лазаретом Красного Креста. Это здание земство думает отвести под музей, но все дело из-за
лазарета, который некуда перенести. Возможно, по словам Гуд[им]-Левковича, что лазарет умрет
естественной смертью от безденежья.
Сегодня [692] приехали офицеры-приемщики. Завтра, значит, опять работа по сдаче лошадей.
Даже мороз по коже при одном воспоминании об [693] этой противной работе.
27 апреля. Отправка лошадей почему-то была на сегодня отложена.
28 апреля. Решил и чуть-ли не под самый вечер, ехать в Полтаву и просить офицера для
командования отделением. Будет уже с меня 2 шкуры драть.
Вечером сегодня я заехал на почту и получил от Е. Я. Дюкова письмо, в к[ото]ром он высказывает
свои взгляды и пожелания об устройстве библиотеки из подаренных книг.
29 апреля. Утром я приехал в Полтаву, где был в обоих музеях (256), у князя Долгорукова, на
архиерейском дворе (257), чтобы посмотреть Покровский храм (258) еще раз, и, наконец, у полковника
Попова. Старик был пьян, все философствовал и упрашивал меня послужить в качестве командира
отделения. Пришлось уступить старику-добряку, да к тому же и офицеров-то нет, чтобы кто-нибудь
мог принять отделение.
30 апреля. В поезде от Полтавы я встретился с Нарожским о[тцом] Захарией. У него выходит
какая-то ерунда с приходом в Еньках (259), куда перебивает дорогу дьякон (260) из Петропавловской
церкви г[орода] Хорола.
Домой [694] я приехал в 5 утра, послал за кучером, который запряг лошадей и повез о[тца]
Захарию домой. Но в 3 ч[аса] дня батько воротился ко мне [695], получив от благочинного
телефонограмму, что Еньки остаются за ним.
О[тец] Захария так повел дело, что я опять предложил ему своих лошадей, чтобы доехать до
уездного комиссара,