из всех блестящих букв были составлены жемчуга [слов], а из них — сложные слова. Благодаря украшению [слов] изяществом этого искусства (т. е. каллиграфии) засверкали лучи приятных мыслей. [Когда он писал] блестящим тауки, освещающим мир, было ясно, что благодаря счастью августейшего [хана] одна треть обитаемой четверти земли будет включена [в его владения]. [Во время] письма [почерком] та’лик[496], запечатленным в его сердце, [поддерживаемом] божьей милостью, он показывал, что благодаря исключительной справедливости, [приятной], как благоухающее растение, он начертает на лике времени письмена о [своем] могуществе на всем пространстве семи поясов земли. Мисра: Его перо выводит царские письмена почерком насх.* Он изучил различные виды письма, [правила о том, как] писать буквы в том или ином положении при различных видах почерков. Согласно изречению: “[Надо научиться] вам изящному письму”, он положил голову на черту повиновения. Он расщеплял изящным образом благоухающее амброй перо усердия, затачивал кончик его на макате[497] терпения. [Согласно стиху]: “Если бы все то, что на земле из деревьев, — перья... не иссякли бы словеса Аллаха”[498], он довел до благоприятного конца, до благополучного завершения [обучение различным] видам письма. Он написал свой царский указ прекрасным пером, рассыпающим перлы [слов], он украсил его царским шифром, славной тугрой.
Стихи /56а/
О ты, от боязни перед письмом которого лишился сознания Меркурий,
От стыда перед твоим пером перо Йакута[499] опустило голову.
Пальцы его, рассыпающие перлы и открывающие сокровищницы да ров и благодеяний, во время письма свидетельствовали об оказании [ему] божьей милости, [о чем говорится в стихах]: “И Господь твой щедрейший, который научил каламом”[500], благодаря чудодейственному перу зубцы славной крепости его украсились надписью: “Нун. Клянусь письменной тростью и тем, что пишут!”[501]. На стенах и дверях времени он начертал наилучшим образом [то, что соответствует] содержанию [стиха]. Мисра: О ты, в книге достоинств которого [усвоение] каллиграфии составляет лишь одну главу.
О том, как [Абдулла-хан], освободившись от обучения слову всевышнего господа, направил свои благородные помыслы на приобретение знаний обо всем нужном для покорения стран, [о том, как] после приобретения разного рода необыкновенных знаний он [обратил] исключительное внимание на познание средств покорения мира и миродержавия
Его величество [Абдулла-хан] с помощью великого бога за несколько лет приобрел знания и [достиг] совершенства в высочайшей степени. На протяжении многих лет среди хаканов времени и султанов, могущественных, как Джамшид, не будет подобного ему и не будет более достойного показаться перед зеркалом судьбы.
Если для объяснения высоких достоинств, описания великих заслуг его величества славного [Абдулла-хана] создадут произведения, огромные, как небосвод, составят пространные [сочинения], то [и тогда] не будет изложена и занесена [в книгу] даже тысячная их доля, немногое из большого числа [сведений].
Стихи
Я полагал, что все мое существо до последнего волоска станет языком,
Перо все целиком обратится в рассказ.
Но я понял, что его похвальные качества за пределами постижения ума
И невозможно передать их с помощью рассказа и повествования.
В школе адаба в благословенном сердце [Абдулла-хана] обнаружилось сильное стремление к чтению и письму, [которым он уделял] чрезвычайное, огромное внимание. Покоритель мира на скрижалях мыслей начертал картины духовной жизни и светлые образы. От каллиграфии, изящного письма он перешел к блестящей сабле, сверкающему мечу, от книг, написанных прекрасным почерком, он перешел к чудесным [играм] с копьем. [Ведь] если меч, покоряющий мир, не приступит к удивительным делам, то можно представить себе, как мало пользы извлекут только тем, что будут водить слабым пером во владениях государя, могущественного, как небо. Если сабля, сверкающая, как молния, не покажется перед врагом с улыбкой, то, как всем известно, перо своим плачем ничего не сможет добиться на любом поле битвы и во время мятежа.
Стихи
Вместо пера возьми в руки копье, пронзающее грудь,
Ибо от него останется след на страницах державы,
Оставь нож для очинки пера, возьми блестящее копье,
Ибо блеск его лезвия заставит осесть пыль мятежа.
Если даже красноречивое, прекрасное перо будет объяснять событие на двух языках, то и тогда как можно сравнить его с мечом, который может разговаривать с душой врага.
Стихи
Дела страны надо решать с помощью острого меча,
Как можно решать [дела] страны языком пера?
Крепко обнимает невесту власти тот,
Кто целует лезвие сверкающего меча.
/56б/ Когда сила здоровой природы, пыл блестящего ума [Абдулла-хана] освободился от приобретения всякого рода знаний, в зеркале лучезарных мыслей его, в сердце, подобном солнцу, засияло желание завоевать мир, засверкали лучи стремлений к покорению мира. Он направил мысли и снаряжение походов для завоевания стран, на устройство дел, [связанных] с управлением страной. Он пожелал пускать стрелы из лука, подобного луку бровей красавиц. На ристалище счастья при игре в поло чоуганом, подобным завитку локона красавицы, он доводил мяч могущества до крайних пределов [возможности]. Благодаря постижению тайн стрелы и лука, блеску меча и копья он заслужил сотни похвал, тысячи одобрений у могущественных султанов. [Своей] храбростью и смелостью он заставил забыть рассказы о Рустаме, сыне Дастана, и о битвах Исфандийара. [Знанием] законов управления миром, законов завоевания мира он затмил[502] славу Дараба и победы и успехи Искандара. Острие его копья, блестящего, как алмаз, похитило рубиновый цвет у рубина чистой воды. Острием стрел из белого тополя он пробивал крепкий камень с такой легкостью, словно [протыкал] иглой шелк и хару[503]. Блеск его меча, сжигающего мир, [срезал] вершину горы [и] сбрасывал [ее наземь]. Драконоподобная сабля его разрубала на куски тело дракона, уподобив [бунчуку] знамени.
Месневи
Когда он постиг каллиграфию, изящество в письме,
Он направил поводья к искусствам, [необходимым] для государей,
В стрельбе из лука, фехтовании
Он возвысился достоинством, словно копье.
В стрельбе из лука он так прославился[504],
Что [от зависти] сбежал румянец с лица столепестковой розы.
Если бы его меч коснулся железного замка,
Одним ударом он расколол бы [его] до основания.
Если бы его копье пронзило гору Каф[505] до [самого] ее центра,
Внутри ее появилась бы рана, напоминающая середину [буквы] “каф”[506].
Когда он садился на коня, чтобы развлечься охотой, птица в воздухе
