На улице гости странного города ознакомились с некоторыми свежими достопримечательностями. Я включил внешний микрофон — какое изобилие звуков, превеликое множество звуковых волн. Гомон, гогот, рев скотины, ржанье лошадей, бреханье собак. Трепотня о том о сем, приказы, грубости, в язык я, к сожалению, не врубился, остался он непонятным. В отсутствие живых людей звуки сами казались живыми. Они появлялись из ничего, как бы ниоткуда. Технические фокусы? Наверное.
Кто-то дал нам ласковое небо, воздух, приятное тепло, веселенькие домики, в точности скопировав одну из самых приятных сред для обитания. Кто-то достаточно прочувствовал наши запросы и готов услужать. Безусловно, ему требуется что-то взамен. Но “что” именно, у кого спросить?
Кто-то в состоянии обрушить на нас парочку домов и вмиг похоронить. Или угробить более экономичным способом.
Однако, вместо этого занимается ерундой — удивляет, поражает, пугает. Кто-то хочет нам понравится и приглянуться.
— Слушай мою команду,— замучившись непониманием, гаркнул я. — Как главарь банды — надеюсь, никто не станет возражать против такой должности, требую от всех: НИЧЕМ НЕ ВПЕЧАТЛЯТЬСЯ, НЕ ВОСХИЩАТЬСЯ, НЕ ОЧАРОВЫВАТЬСЯ.
— Даже я никогда не отдавал более глупого приказа,— ухмыльнулся баран-капитан. — Пальма первенства вам, товарищ главарь банды.
Мы в своем возвращении свернули за угол и вместо той улицы, по которой уже погуляли, оказались на пристани. Плескалась о сваи вода, солнце золотило свод небесный, подмазывало под импрессионистов рябь морскую. У пристани стояла бригантина, на которую были перекинуты сходни. На берегу, невзирая на отсутствие людей, громоздились мешки, корзины, бочки.
Капитан уставился мутным взором на неожиданное судно и вдруг мешки сдвинулись с места, бочки покатились, а на самой бригантине принялись подниматься паруса.
— Она слушается меня! Эх, зараза! — в один легкий прыжок тучный капитан перемахнул на борт корабля и заорал крайне возбужденным горлом. — Я только посмотрю, мне просто интересно.
Через минуту он уже был на мостике. Наверное, повинуясь его приказам, натянулся грот, затем и стакселя. А там и другие паруса, фамилий и имен которых я никогда не знал. Замелькали ручки штурвала, сходни съехали на берег и бригантина со скрипом начала отваливаться от пристани. Это судно напоминало некогда модные на Земле парусники типа “летучий голландец” для богатых причудников, нашпигованные роботами и сервомеханизмами, которые были хорошо замаскированы и не мешали иллюзии.
— Куда вы? — крикнул я капитану. — Вода — это же не ваша стихия.
— Я тут хозяин, потому не намерен отвечать на глупые вопросы,— окрысился капитан и отключился от нас.
Бригантина уходила в сине море. То ли показалось, то ли взаправду на баке различил я несколько фигур, которые будто конденсировались из тумана, одновременно теряя четкость из-за растущей дистанции. Или иллюзии дистанции. Все-таки слишком это зрелище напоминало мне павильонную сценку. Я обернулся к Шошане.
— Ты как думаешь, куда он собрался, наш полоумный моряк?
— Он полностью втянулся в этот мирок, где все его слушается. Где ты не давишь ему на мозги, где не висит над ним начальство из судоходной компании. Где не проводишь две трети жизни в коробке, свистящей через мерзлячую пустоту. И где какой-то бугай не уводит у него девушку, обожаемую всеми фибрами стареющей души.
Надо признать, были подобраны очень верные ключики к капитану. Да и во мне с Шошаной найдутся замочные скважины, после чего наша мораль кувыркнется вверх тормашками. Ведь потеть больше не требуется, все появляется само, силой одних мыслей и желаний. Сбылась вековечная мечта идиотов.
— Надеюсь, что этот податливый мирок, мирончик, миришка не является миром нашей мечты и мы вскоре распрощаемся с ним,— уверенность в моем голосе, конечно, была наигранной.
Шошана не плеснула ответным оптимизмом, впрочем она частенько отмалчивалась.
Ну, а если таковы проделки демона-Плазмонта? Вдруг ОН может имитировать все подряд, включая спектральные характеристики, атомарные и кристаллические структуры обычного вещества? И вот ударно постарался тут для нас.
Что, конечно, трудно объяснимо — ведь подобные фокусы требуют огромных энергозатрат. Надо не только уметь изображать атомы и молекулы, но вдобавок обладать массой сведений, которых не сыщешь на Меркурии, и даже, пожалуй, на Марсе.
Но все ж я не могу сейчас не думать о демоне. Гадать, мечтать, грезить. Если он так удружил нам, необходимо ли возражать и в этом случае? И снова голосовать за его уничтожение?
Я почти расслабился, захотелось гармонии с природой и разными тварями. Но что-то растормошило меня и заставило спорить с самим собой.
Вдруг демон подбирается к нам несколько с другой стороны, чем к васинским благородным ничтожествам? “Нолики” запросто покорялись в порядке содействия большому делу. От нас такого не дождешься, поэтому Плазмонт пробует другой вариант — завоевывает наши души. То есть проникает в наши протогены. Может, успех именно в этом деле — а не при поглощении тела — означает, что демон заберет нас к себе полностью и бесповоротно. Наверное, едва мы начинаем любить его подарки, то открываем каналы доступа к себе. В общем, если мои соображения не относятся к разряду бреда, Плазмонт соблазняет нас “вниманием”, как хитрый кавалер простодушную бабу, и добивается тем самым своих гнусных целей.
22
— Взглянем на нарисованную мной план-карту. Из нее ясно одно. Когда мы идем назад, то назад не попадаем. Что, впрочем, не должно бросать нас в дрожь и панику. Ведь какая-то система в этом всем имеется. Какая-то система всегда найдется.
Мы с Шошаной сидели под портиком древнегреческого стиля. Мы уже в своем “возвращении назад” (тут закавычено, потому что перлись мы невесть куда) прошли китайский город, где было много бумаги, картона, огоньков и изогнутых линий. Миновали и что-то крепко-русское: с теремами, резными наличниками, крылечками, коньками, золотыми луковками куполов. Скафандр снял даже я, уложив его в заплечный мешок — на блуждания в подсунутом нам мире никакого бы кислорода не хватило. Поэтому оставался сэкономленным один баллон, на тот случай, если удастся выбраться из этой петрушки.
— Ты-то сам хочешь вернуться? — резонно поинтересовалась Шошана. — Ведь прав был Кравец, в Васино нас в лучшем случае повесят или расстреляют, в худшем пустят живьем на передовые опыты по генетике. А здесь можно жить неограниченно долго и, по-моему, довольно счастливо — этакими волшебниками.
— И даже написать книгу по архитектуре. Правда, перо мы потеряли, но можем использовать вместо чернильницы собственный нос.
Сейчас и козел бы понял, что мы в объятиях Плазмонта. Да чего там козел — инфузория туфелька догадалась бы, что мы угодили в полностью обустроенный нитеплазменный иномир. Я с Шошаной тоже все осознал, ненамного опередив козла и инфузорию.
Заодно можно было понять, что гостеприимный наш хозяин существовал всегда, и вся история землян в нем. Своими соблазнами и чудесами он приобретал слабенькие душонки, за пучок пятачок, хотя какие-нибудь рыцари, монахи и колдуны активно сопротивлялись ему. Когда очередная цивилизация вроде Атлантиды пропадала в пучине инфляции, тотального дефицита и цунами, он скупал ее по дешевке оптом. Поэтому Плазмонта частенько принимали за Князя Тьмы. Ну и однажды кто-то неловкий провез спору в своем нутре прямо на Меркурий. Здесь Плазмонт начал расцветать и срывать охапками души наших “благородных ноликов”, умело пользуясь их недоразвитостью. И теперь готов откусывать жирные куски от самой планеты. Но с кое-кем ему еще придется повозиться. Надеюсь.
Демона может одолеть только демон. Вакансия победителя пока открыта.
Сегодня утром нам показалось, что мы знаем, как выбраться отсюда. Шошана долго мудрила по своей системе симметрий, разбираясь, каким образом чередуются знаки заряда у секторов нитеплазменного мира — где импульсу движения суждено быть поглощенным, а где скушанный импульс возвратится обратно. Мы уже замаршировали в нужном направлении. По совершенно свободной дороге, где вокруг такая лепота — города древних майя и ацтеков. Потом с удручением отметили, что всем известное трение покоя уже не помогает ногам топать вперед, они выматываются, будто вращают землю под собой.
А немного погодя, дорога начинает откидывать тебя назад — словно любимая жена нелюбимого мужа — попросту не дает поставить каблук с подошвой на свою поверхность. Ты долго ищешь, где меньше “отпружинивает”, наконец, утирая пот, прижимаешь ногу к земле. Ты все-таки идешь, но куда-то вбок, совсем в ненужную тебе сторону.
Любой на нашем месте очумел бы и стал заливаться безумным смехом. А мы с Шошаной если и сверзились с мозгов, то весьма незаметно. Мы даже проанализировали такой проклятый феномен, который на Земле явно прозывался “леший водит”.
