С грустной иронической усмешкой писал он о том, что, живя в обширных лесах Сибири, он кончит тем, что сделается счастливым человеком «по Руссо» — встанет на четвереньки. Он пишет, как трудно ему бороться со скукой и одиночеством и что он не Геркулес, чтобы выйти победителем из этой борьбы.
«Что будет со мной?» — этот вопрос не раз вставал перед ним. Еще в письме из Тобольска он писал Воронцову, что на лицах живущих здесь людей он читает памятные слова Данте[113]: «Оставь надежду всяк сюда входящий…» Даже увлекательные прогулки отравлены сознанием подневольной жизни. И вот он жалуется в письмах, что все занятия ему надоели.
Неторопливо шли однообразные дни. И так много было их впереди, что по временам неодолимая тоска и уныние сжимали сердце Радищева. Жизнь становилась в тягость ему.
Скитаться по лесам, в пустынях осужденный.Претящей властию отвсюду окруженный.На что мне жить, когда мой век стал бесполезен? —
спрашивал он в печальных стихах, сочиненных в Илимске.
Но в то же время он сознавал неизменную силу своей души, своих убеждений и веры, над которыми были бессильны все испытания, несчастия и беды:
Душа моя во мне, я тот же, что и был!..
* * *
В начале декабря 1796 года до Илимска докатилась весть о смерти императрицы Екатерины.
«…Часы пробили 12, и вместо нелепости жирной масленицы настает противоположная нелепость сурового поста. Дворец превращается в смирительный дом, везде бьют палкой, бьют кнутом, тройки летят в Сибирь, император марширует, учит эспонтоном[114]. Все безумно, бесчеловечно, неблагородно. Народ попрежнему оттерт, смят, ограблен, дикое своеволие наверху… рабство, дисциплина, молчание…»[115]
Весть о смерти Екатерины пробудила в Радищеве надежду на освобождение. Никогда еще илимский плен не казался ему таким нестерпимо тягостным.
В конце декабря Радищев получил уведомление из Иркутска, что ссылка его кончилась. Павел, ненавидевший все, что делалось и учреждалось при жизни Екатерины, «простил» ее жертву — Радищева.
«…Находящегося в Илимске Александра Радищева оттуда освободить, и жить ему в своих деревнях, предписав начальнику губернии, где он пребывание иметь будет, чтобы наблюдение было за его поведением и перепискою», — гласил рескрипт императора Павла.
Радищев немедленно отправился в Иркутск и 25 января получил деньги на дорогу.
Решили ехать не мешкая. Даже сильные морозы не могли задержать Радищева в Илимске. Ни одного дня не хотел он подарить Илимскому острогу, отнявшему у него пять лет жизни.
И вот настал день, когда Радищев мог записать в своем дневнике;
«1797 г., февраля 20.
…Распродав или раздав все в Илимске, на что употребил я 10 дней, мы выехали при стечении всех почти илимских жителей в 3 часа пополудни… О, колико возрадовалось сердце наше…»
Исправник, который не так давно грозил Радищеву, перепугался, узнав, что император простил его. Провожая Радищева, он кланялся ему в ноги, умолял пощадить его. Он был уверен, что Радищев едет «прямо в министры»…
Час преблаженный!День вожделенный!Мы оставляем,Мы покидаемИлимски горы.Берлоги, норы!..
В таких трогательно-наивных стихах Радищев радостно воспел свое освобождение.
«Я возвращаюсь в Россию!» — с восторгом, полный надежд, писал он Воронцову, вкладывая в эти слова глубокий, волнующий смысл: «Я возвращаюсь к жизни!..»
Путь Радищева до Илимска продолжался больше пятнадцати месяцев.
Обратный путь он проделал за шесть месяцев. Он спешил, случайные задержки в пути казались ему невыносимыми.
Но на радостном пути домой его подстерегало несчастье.
Стояли жестокие морозы. Елизавета Васильевна простудилась и тяжело заболела. Остановились в Таре, в 575 верстах от Тобольска.
Здесь не было хорошего лекаря. Нужно было спешить в Тобольск.
В дорожном дневнике, который Радищев начал вести тотчас по выезде из Илимска и в который он по своей привычке заносил все, что привлекало его внимание в пути, он записал:
«В Тобольск приехали на рассвете 1-го апреля. Сыскали заготовленную квартиру. О! колико первое мое в Тобольске пребывание было приятнее. В горести свидеться с теми, кого всех больше на свете любишь, или расстаться с ними навек…»
В этом городе, который, по его собственным словам, всегда будет иметь для него притягательную силу, он похоронил своего верного друга — Елизавету Васильевну.
В дневнике — короткая запись:
«7-е смерть. 9-го погребение»…
И снова он пустился в дальнюю дорогу, — теперь уже один, со своими детьми…
Навстречу Радищеву шла весна. Реки освобождались ото льда; и из Перми он отправился в дальнейший путь на барке-коломенке, во главе флотилии, состоявшей из 50 барок, груженных железом. Эти барки, спустившись по Каме, должны были итти вверх по Волге до Нижнего Новгорода. На флагманской барке ехали приказчик и шесть вооруженных матросов для защиты каравана от возможного нападения волжских разбойников.
Запись в дневнике:
«Берега Камы все лесисты, нагорный берег то идет по правую, то левую сторону реки. Лес был голый. Зелени не было…»
И через два дня:
«Плыли при малом ветерке, берега лесисты, но есть поля расчищенные. Чем далее плыли, тем зелень начала показываться, сей день видели первый дубняк…»
Близкое общение с пробуждающейся природой, широкая в вешнем разливе река, рассветы и закаты над водным простором, однообразно-спокойное течение дней — все это действовало умиротворяюще, помогало переживать горечь утраты.
Караванный рассказал романтическую историю о разбойнике Иване Фадееве, которую Радищев тотчас же записал в дневник. История не могла не заинтересовать его. Этот разбойник особенно жестоко преследовал дворян, которые дурно обращались со своими крепостными крестьянами. Однажды стражники окружили Ивана в избе какого-то крестьянина. Отважный разбойник дал приютившему его мужику 500 рублей и приказал поджечь избу. Изба загорелась. Ворота неожиданно распахнулись— Иван вырвался из них на лихой тройке. За ним пустились в погоню. Чтобы задержать преследователей, он стал разбрасывать по дороге деньги — «и тем спасся».
В конце мая доплыли до Казани.
«С утра странствовал в Казани, — пишет Радищев. — Уже чувствовал удовольствие, ехав туда, воображал, что проезжаешь не пустыни, и ходил по городу почти в восхищении…»
Он побывал у губернатора, заглянул в книжную лавку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
