Улисс и Люси отбыли часа два назад в Галактический Центр, но Инек так живо чувствовал Талисман, словно он все еще оставался на станции. Хотя, может быть, подумал Инек, дело и не в станции вовсе, а в нем самом, в душе. Может быть, это ощущение останется в нем теперь навсегда, где бы он ни оказался.
Он не спеша прошел по комнате и сел на диван. Прямо перед ним разбрызгивала фонтаны света пирамидка. Инек протянул было к ней руку, но потом передумал. Что толку? Если за долгие годы ему так и не удалось разгадать ее секрет, почему это должно произойти сейчас?
Милая вещица, но бесполезная.
Интересно, как там Люси, подумал Инек, и тут же ответил сам себе: наверняка с ней ничего теперь не случится.
А ему надо снова работать, а не рассиживаться. Дел полно. Да и время его отныне уже не будет принадлежать ему одному, потому что Земля вот вот постучится в дверь. Конференции, встречи и тому подобное… Через несколько часов здесь уже, возможно, появятся газетчики. Впрочем, Улисс обещал вернуться помочь, и, может быть, с ним прибудут другие инопланетяне.
Сейчас он чего-нибудь поест, а потом примется за работу. Если не ложиться спать, можно много успеть.
Одинокими ночами так хорошо работается… А сейчас ему и в самом деле одиноко, хотя именно сегодня одиночеству положено бы отступить – ведь теперь все изменилось. Теперь у него есть и Земля, и галактика, и Люси, и Улисс, и Уинслоу, и Льюис, и старый философ – веганец, что спит под каменным надгробьем.
Инек поднялся, прошел к столу и, взяв в руки статуэтку, которую подарил ему Уинслоу, принялся рассматривать ее, медленно поворачивая в свете лампы. В деревянной фигурке человека тоже чувствовалось одиночество – теперь он это увидел, – одиночество путника, шагающего бесконечно долгой дорогой.
Но ведь по-иному и быть не могло. Он должен был идти один. Выбирать тут не приходилось, потому что этого требовала работа. И теперь она… нет, не закончена, поскольку сделать нужно еще очень много. Но закончилась ее первая часть, и уже начинается вторая.
Он поставил статуэтку на место и вспомнил, что не успел отдать Уинслоу кусок древесины, который привез ему путешественник с Тубана. Кстати, теперь можно будет рассказать ему, как здесь оказались все эти деревяшки. Они могут даже вместе пройтись по дневникам и выяснить, когда и откуда попала на Землю каждая из них. Уинслоу это занятие наверняка понравится.
Инок услышал шорох шелка и резко обернулся.
– Мэри! – воскликнул он.
Она стояла на границе падающего от лампы света, и всполохи, разбрасываемую пирамидкой, делали ее похожей на сказочную фею. Да, пронеслось у него в голове, именно так, потому что утерянная сказочная страна вдруг вернулась обратно.
– Я чувствовала, что должна прийти, – сказала Мэри. – Тебе было одиноко, Инек, и я не могла не вернуться. Да, не могла.
Возможно, так оно и есть. Очевидно, создавая ее образ, он невольно запрограммировал в нее стремление быть рядом с ним, когда ему одиноко.
Ловушка, подумал он; ловушка, из которой ни он, ни она не могут вырваться. Вместо свободы воли – абсолютная точность механизма чувств, им же самим и созданного.
Ей не следовало возвращаться, и, наверное, она знала это не хуже его, но ничего не могла с собой поделать. Неужели так будет вечно?
Инек стоял неподвижно, словно окаменев: всей душой он рвался к ней и в то же время остро осознавал ее иллюзорность.
Первой сделала шаг в его сторону Мэри. Вот она уже близко и сейчас должна остановиться – ведь ей так же, как и ему, известны правила игры и так же больно признавать, что она всего лишь иллюзия.
Но Мэри не остановилась и подошла так близко, что Инек уловил исходивший от нее легкий запах яблоневого цвета. Она протянула руку и коснулась его запястья.
Не сделала вид, а на самом деле коснулась! Он почувствовал прикосновение ее пальцев, их прохладу.
Инек стоял неподвижно, и ее рука лежала на его руке.
«Всполохи света! – догадался он. – Пирамидка, сложенная из шариков!»
Ну конечно же! Инек сразу вспомнил, кто подарил ему эту игрушку – путешественник с одной из тех планет в системе Альфарда, где обитали чудотворцы. С помощью их книг он и освоил искусство сотворения иллюзий. Путешественник хотел помочь ему и подарил пирамидку, а он тогда не понял ее назначения. Вернее, они не поняли друг друга, что, в общем-то; случается нередко. В галактическом Вавилоне очень легко ошибиться или просто не найти нужных знаний.
Пирамидка оказалась несложным, но очень занятным механизмом – своего рода фиксатором, превращавшим иллюзию в реальность. Нужно лишь придумать что-то, а затем включить пирамидку, и созданное воображением становится таким же реальным, как окружающий мир.
Только себя все равно не обманешь, потому что иллюзия всегда остается иллюзией…
Инек потянулся к Мэри, но она отпустила его руку и медленно шагнула назад. В комнате повисло тяжелое молчание ужасное, пронзительное молчание одиночества. Шарики в пирамидке продолжали вращаться, разбрасывая радужные огоньки, и по стенам все так же бегали, словно юркие мыши, цветные всполохи.
– Прости, – сказала Мэри, – но это все равно бессмысленно. Самих себя не обмануть.
Инек стоял, не в силах вымолвить слово.
– Я так ждала… Мечтала и надеялась, что когда-нибудь это произойдет.
– Я тоже, – произнес Инек. – Хотя я никогда не думал, что такое возможно.
Видимо, в этом то все и дело. Пока ничего подобного не могло случиться, оставалась возможность предаваться романтическим мечтам о далеком и недоступном. Да и романтическими они казались только потому, что были несбыточными.
– Словно ожившая кукла… – проговорила Мэри, – или любимый плюшевый мишка. Прости, Инек, но нельзя же любить куклу или плюшевого мишку, которые вдруг ожили. Ты всегда будешь помнить, как было раньше: кукла с глупой нарисованной улыбкой, медведь с торчащей из шва ватой…
– Нет! – вскричал Инек. – Нет же!
– Мне жаль тебя, – сказала Мэри. – Тебе будет нелегко. Но я ничем не могу помочь. Тебе предстоит долгая жизнь наедине со своими воспоминаниями.
– А как же ты? Что ты собираешься делать?
Не у него, а у Мэри хватило духу признать истинное положение вещей, посмотреть правде в лицо.
Но как она смогла почувствовать, понять?
– Я уйду, – ответила Мэри. – И никогда больше не вернусь. Даже когда буду очень нужна тебе. По-другому не получится.
– Но ты не можешь уйти. Мы с тобой в одной ловушке.
– Как странно все случилось, – сказала она. – Мы оба оказались жертвами иллюзии.
– И ты тоже?
– И я. Точно так же, как ты. Ведь ты не можешь любить куклу, а я не могу любить мастера, ее изготовившего. Раньше нам обоим казалось, что это возможно, а сейчас, когда стало понятно, что это не так, мы все еще тянемся друг к другу и от этого мучаемся и страдаем оба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
