Я уже ничему не удивлялся и всему верил. Даже в припершегося на зов Черного повелителя с рогами и копытами. Наверное, у них этот жанр с ужастиками напрочь отсутствовал. Вполне хватало реальных случаев.
— Извини, — сказал, — вырвалось. Больше не буду. Ты же не пошла в банду, а я, уж извини, немного представляю, как это бывает, когда живут двойной жизнью. На тебя давят из-за происхождения, в котором ты не виноват, родители не спрашивали, хочешь ты родиться или нет. И взбесившийся оборотень тоже не интересовался, желаешь ли в следующее новолуние перекинуться. Покусал, и все. Твоей вины в этом нет, но расплачиваться придется всю оставшуюся жизнь. И общество очень часто несправедливо, причем твое возмущение всех только удивляет. Что особенного? Всегда так было. Утрись и терпи. Чем ты лучше других? Ты невольно объединяешься с такими же недовольными, а самый простой путь — это путь насилия. И потом обязательно скажут: «А мы ведь знали, что он такой!» И ты назло шагнешь по этой дороге еще дальше.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Нет, — успокаиваясь, сказал я, — я обычный человек. Просто был у меня друг, который очень далеко зашел по этой извилистой тропинке. А всего-то не коренная национальность, меньшинству всегда хреново, если оно не хочет ассимилироваться. А если при этом еще и умудряются жить лучше местных, чистая и не замутненная размышлениями, почему он смог, а я нет, ненависть им обеспечена. Теперь его боятся, а я вовсе не уверен, что у него в душе осталось что-то человеческое. Мясорубка, перемалывающая врагов в фарш просто потому, что ему так удобно. Не переступить, а пройти прямо по головам, старательно вытирая о людей грязь.
Остаться человеком всегда сложнее. Дело не в бедности и не в социальной среде, в таких районах всегда на улицах веселые компании, и ты их не обойдешь. Даже не в том, что отец тебя в детстве бросил, а мать надрывалась на трех работах. Никто не заставлял тебя учиться или устраиваться на работу. Никто не давал тебе мудрых советов и не стремился помочь, всем на тебя плевать, но ты все равно прекрасно знал, где граница, за которой другая жизнь. Возможно, более легкая, но там придется бить детей и стрелять в женщин, раскраивать черепа ни в чем не повинным мужчинам. В жизни бывает всякое, но я не делал ничего такого, чего бы потом стыдился. Наверное, это характер. И воспитание. По-другому не объяснишь.
А насчет врагов под кроватью — это не оригинальная новость. Черный грешит на белых, не дающих ему житья. Белый — на азиатов, мусульманин — на христиан. В другую сторону тоже верно. Вечно ищут виноватых вне себя. Найдут кого-нибудь и обвинят во всех бедах. Нет на свете и не может быть одного всемирного заговора. Их много. Все они друг другу мешают, а в тех местах, где совпадают, взаимодействуют. И объяснение очень простое. В любом коллективе, где больше трех человек, всегда есть лидер. Больше четырех товарищей — уже идет раскол по интересам. Больше шести — они не могут выработать общего мнения по принципиальным вопросам. Большие коллективы дробятся на малые.
Теперь возьмем людей, которые стремятся к глобальным целям и имеют для этого возможности и средства. Эти люди уже изначально лидеры: каждый со своими понятиями, убеждениями и законами. За каждым стоят интересы определенной религиозной, финансовой, политической, национальной и так далее и тому подобное группировки. Даже в одной стране интересы финансовых групп не совпадают, а тут уже речь идет обо всем мире. Почему ООН, Евросоюз и прочие глобальные объединения настолько беспомощны, что важные дела стремятся решать на уровне Большой семерки-восьмерки, квартета и прочих небольших организаций? Слишком много разных интересов. Кроме того, заговор должен быть длительным, на протяжении поколений. Но каждое новое поколение имеет отличные от предыдущего убеждения, во всяком случае, в двадцатом веке. Сказал бы кто американцам сороковых годов, что негры будут более равные, чем белые, — вот удивились бы!
Машина затормозила у шлагбаума, и я понял, что излишне увлекся, перестав обращать внимание на окружающую обстановку. Как-то до сих пор нет ощущения опасности. Катаемся туда-сюда, а бандиты где-то далеко. Уж ко мне они иметь претензий не могут и всяко не выскочат сейчас из кустов с калашами наперевес.
— Больница, что ли? — удивился я, обнаружив надпись «Приемный покой» и машину «Скорой помощи», из которой кого-то выгружали на каталке. — А здесь нам что надо?
— Это мне надо, — сказала Энджи. — Я сейчас поставлю на стоянку, подожди меня в кафе. Тут есть неплохое на первом этаже.
— Меня нельзя оставлять в одиночестве, у меня агорафобия.
— Что у тебя?
— Боязнь открытого пространства, — расшифровал для необразованных. — У вас в Америке все страшно большое, даже помещения.
— Не стоит нервничать, — правильно поняв мое нежелание ее отпускать, буркнула она, сворачивая на огромную подземную стоянку в несколько этажей, — не сбегу.
На втором этаже она обнаружила свободное место и заняла его, потянув ручной тормоз с таким хрустом, что я удивился, как не оторвала.
— У меня здесь племянница лежит, — сказала она, глядя невидящими глазами сквозь стекло. — Либби. Элизабет. Обычная ангина с температурой. Вдруг начали кровоточить десны, тошнота, постоянная рвота и еще куча всего. Побежали по врачам, нашли острую лейкемию. Если бы вовремя не заметили, почти наверняка смерть. А так есть шанс. Вот только страховка уже не покрывает все расходы. Денег давно нет, а нужна пересадка костного мозга. И никакой гарантии, что наступит ремиссия. Так что, — она криво усмехнулась, — вы очень вовремя появились со своим предложением и деньгами. Иначе пришлось бы грабить инкассаторов, а теперь хоть на первый раз есть чем оплатить лечение. Нечего тебе там делать, и не надо на это смотреть. Я иду сначала потрясти пачкой долларов, а потом навестить. У нее волосы выпадают, и стесняется посторонних. А у меня больше никого и нет. Брат и его дочка.
— Извини. Я ведь просто пошутил.
— Я знаю, — похлопала Энджи меня по плечу. Я постарался не сморщиться от боли. Сил у нее немерено, и она вполне способна дружески сломать пару костей и потом удивиться. Не думаю, что так всегда, иначе бы оборотни столетиями не могли прятаться, но в расстроенных чувствах она явно плохо себя контролирует.
Подождав, когда она войдет в лифт, я неторопливо пошел по этажу в поисках кафе и телефона. Вообще-то у меня есть мобильник с сим-картой, рассчитанной на час разговоров и приобретенный без предъявления документов. Кончилась сумма, выкидываешь и вставляешь другую. Здесь такие в ходу. Очень удобно использовать шпионам и продавцам наркотиков. Потом не проверишь разговоры, да и отследить сложно, номер постоянно меняется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
