— Так это для маскировки, — меня распалило его сомнение, — слова-то трудно ли выучить.
В общем, Рындя согласился с моими доводами, и мы решили поговорить с Артуром Викторовичем начистоту. Пусть не темнит. Шеф, сидя за этим столом, выслушал нас (меня, собственно) с большим вниманием — и бровью не повел.
— Превосходно, — сказал он. — Потрясающе. Дедуктивный метод… А неандертальцы пользовались беспроволочным телеграфом.
— При чем здесь неандертальцы? — спросил я.
— При том. Проволоки-то в их пещерах не нашли. Чем этот довод хуже того, что, раз я в забросы не хожу, значит, человек из будущего? Прибыл в командировку научить Рындичевича и Возницына технике движения во времени — двух избранников. А вам не кажется, избранники, что вера в пришельцев из будущего — такой же дурной тон и нищета духа, как и вера в космических пришельцев, коя, в свою очередь, лежит рядом с верой в бога! «Вот приедет барин, барин нас научит…» Лишь бы не самим. Вынужден вас огорчить: никакого будущего еще нет. Прошлое есть, настоящее есть — передний фронт взрывной волны времени. А будущее — целиком в категории возможности.
— Ну, здрасьте! — сказал я. — Когда я отправляюсь на сутки хотя бы назад, оно для меня — полная реальность.
— Ты не отправляешься назад, в прошлое, друг мой Саша, — шеф поглядел на меня с сочувствием, — ты остаешься в настоящем и действуешь во имя настоящего.
Значит, вы еще недопоняли… Все наши действия суть воспоминания. Полные, глубокие, большой силы — соотносящиеся с обычными воспоминаниями, скажем, как термоядерный взрыв с фугасным, но только воспоминания. Действия в памяти…
— …такие, что могут изменить реальность! — уточнил я.
— А что здесь особенного, мало ли так бывает! Если очевидец вспомнит, как выглядел преступник, того поймают; не вспомнит — могут и не поймать. Он может вспомнить, может не вспомнить, может сказать, может умолчать — интервал свободы воли. У нас все так же: воспоминания плюс свободные действия в пределах возможного. Только, так сказать, труба повыше да дым погуще. Никакой «теории из будущего» здесь не нужно.
И смотрит на нас невинными глазами да еще улыбается.
— Нет, ну, может, нам нельзя?.. — молвил Рындичевич. — Мы тоже свою работу знаем, Артур Викторович: в забросе лишнюю информацию распространять не положено. Тем более такую! Но — мы же свои… И никогда никому… Вы хоть скажите: третья мировая была или нет?
— Конечно, нет, раз засылают оттуда, о чем ты спрашиваешь! — вмешался я. — До того ли бы им было? Вы лучше скажите, Артурыч, вы из коммунистического или ближе?
— Да… черт побери! — Багрий хряпнул по столу обоими кулаками. Говорят вам, нет еще будущего, нету!.. Ох, это ж невозможное дело, с такими поперечными олухами мне приходится работать!
И начал употреблять те слова, какие, по мнению Рынди, в будущем станут неизвестны. Кто знает, кто знает!
III. СИГНАЛ БЕДСТВИЯ
— Так! — Багрий смотрит на нас. — Не слышу предложений по Мискину. А время идет, в девять часов в институте начнется рабочий день.
Я молчу. Честно говоря, мне не нравится вариант, который навязывает нам Глеб А.; багриевский явно надежней. Какие же у меня могут быть идеи! А с другой стороны, надо поднатужиться: в заброс идет тот, чей план принят.
— Инспекция, — говорит Рындичевич. — Инспектор по технике безопасности и охране труда от… от горкома профсоюза. По жалобам трудящихся.
— Не было жалоб, — говорю я. — Не жалуются сотрудники на Емельяна Ивановича.
Они за него хоть в огонь.
— Вот именно! — вздыхает шеф.
— Ну тогда — из-за нарушений, вон их сколько! — Славик указывает на бумаги. — Явиться в лабораторию за час до происшествия, обнаружить упущение, потребовать немедленно исправить. Там ведь всего и надо этот баллон вынести в коридор, защитить в углу решеткой или досками. А без этого инспектор запрещает работать.
— Это Мискину-то безвестный инспектор по ТБ запретит работать?! — иронически щурится Артурыч. — Ну, дядя…
— Да хоть кому. Имеет право.
Багрий хочет еще что-то возразить, но мешает звонок. Он берет трубку (сразу начинают вращаться бобины магнитофона), слушает — лицо его бледнеет, даже сереет:
— Какой ужас!..
Мы с Рындичевичем хватаем параллельные наушники.
— …набирал высоту. Последнее сообщение с двух тысяч метров. И больше ничего, связь оборвалась. Упал в районе Гавронцев… — Это говорил Воротилин, в голосе которого не было обычной силы и уверенности. — Рейс утренний, билеты были проданы все…
— Карту! — кидает мне шеф. Приношу и разворачиваю перед ним карту зоны, снова беру наушник. Багрий водит пальцем, находит хутор Гавронцы, неподалеку от которого делает красивую из-лучинку река Оскол, левый приток нашей судоходной. — Где именно у Гавронцев, точнее?
— Десять километров на юго-восток, в долине Оскола.
— В долине это хорошо — она заливная, не заселена…
— Опять ты свое «хорошо», — горестно сказали на другом конце провода. Ну, что в этом деле может быть хорошего!
— Да иди ты, Глеб, знаешь куда!.. — вскипел Багрий. — Не понимаешь, в каком смысле я примериваю, что хорошо, что плохо?
— Ага… значит, берешься?
— Успех гарантировать не могу — но и не попытаться нельзя. Главное, причину бы найти, причину!.. Теперь слушай. Сначала блокировка. Карта перед тобой?
— Да.
Никогда прежде эти двое — немолодые интеллигентные люди разных положений и занятий — не называли друг друга запросто по имени и на «ты»; не будет этого с ними и после. Но беда всех равняет, сейчас не до суббординации и пиетета.
— Проведи вокруг Гавронцев круг радиусом 15 километров. Здесь должно быть охранение — и чтоб ни одна живая душа ни наружу, ни внутрь. Охраняющие тоже не должны знать, что произошло. Ничего еще не произошло!
— Сделаю.
— Телефонная связь с Гавронцами должна быть сразу оборвана. Дальше: на аэродроме известие о падении БК-22…
(«БК-22, вот оно что! Ой-ой…» Я чувствую, как у меня внутри все холодеет.
БК-22 — стосорокаместный двухтурбинный и четырехвинтовой красавец, последнее слово турбовинтовой авиации. Рейсы его через наш город начинались этой зимой, я видел телерепортаж открытия трассы. И вот…)
— …распространиться не должно. Всех знающих от работы на эти несколько часов отстранить, изолировать. Я сообщу по рации с места, когда их усыпить.
— Ох! Это ведь придется закрыть аэропорт.
— Значит, надо закрыть. Только сначала пусть пришлют сюда два вертолета: грузовой и пассажирский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
