— Произошло самое настоящее чудо. Хотя бы уже то, что мы попали именно сюда, в этот дом, в эту квартиру… Ты только подумай, ведь я уже была здесь. Пусть в животе моей мамы, но все же была.
Нанас хотел рассказать, как только что думал об этом, но девушка уже продолжала:
— Но еще большее чудо, что один человек, которого я всю свою жизнь почитала не меньше отца, чтобы спасти мою жизнь, позвал на помощь, а услышал этот призыв мой настоящий отец… Услышал за сотни километров!
— Так это он принял… радиограмму?!..
— Нет, принял не он, но это неважно. Ему передали, но он ведь все равно услышал.
— И он полетел за тобой? Но ты ведь говорила, что делать это на самолете глупо, что на нем в Видяеве не сесть…
— Глупо? — повернулась наконец к нему Надя. — А ехать на оленях в эпицентр ядерного взрыва не глупо?..
— Я же ничего не знал, а он-то знал все!
— Да, знал. Но знал, что если не полетит, то я погибну. Он и не рассчитывал там садиться, собирался катапультироваться с защитными костюмами для себя и меня, а потом вместе со мной идти, ползти назад — уж как придется… Даже если и умереть — то со мной рядом. Прямо так здесь и написал перед вылетом, слово в слово. Полетел, даже несмотря на то, что самолет не был полностью исправен. Он все эти годы восстанавливал его по мере возможностей, но один из двух двигателей довести до ума так и не успел. Отец написал здесь, что шансов долететь у него пятьдесят на пятьдесят. Не так уж и мало, по его мнению. Впрочем, он полетел бы все равно, будь этот шанс один на тысячу, на миллион… Он был так счастлив узнать, что я жива, и так боялся потерять меня снова!..
— А как он вообще оказался в Полярных Зорях, если жил здесь? Он написал что-нибудь об этом?
— Написал. Я как раз прочитала начало и конец дневника. Он начал вести его уже там… До катастрофы они с мамой жили здесь. Вот-вот ждали моего появления, даже имя придумали… Отец служил в авиационном полку, летал на «сушке» — СУ-24. В тот день сюда прибыл вертолет из Видяево, помнишь, я тебе рассказывала? Вскоре объявили тревогу, и отец совершил боевой вылет. В самолет попали осколки ракеты, но его удалось посадить на заброшенном аэродроме в поселке Африканда. Это как раз рядом с Полярными Зорями. Отец добрался до города и остался там, потому что узнал, что комбинат «Североникель» в Мончегорске разрушен, и все жители от разлившегося хлора погибли. А потом организовали экспедицию к Мурманску; он конечно же гоже пошел и убедился, что в этом поселке пусто. Он знал, что так будет, по все равно верил, на что-то надеялся, и вот… В общем, он мысленно похоронил маму вместе со мной и стал жить в Полярных Зорях. Про его тамошнюю жизнь я еще не читала.
— Прочитаешь. И меня научи читать обязательно. Научишь ведь?
Надя посмотрела на него странным взглядом. Не понравилось Нанасу, как она на него посмотрела. И не зря.
— Думаю, нет, — сказала она, отведя глаза в сторону.
— Как это нет? Почему?..
— Нанас…
Взгляд Нади снова метнулся к нему, и было в нем столько боли и отчаяния, что Нанасу захотелось броситься к ней, обнять, закрыть собой ото всех бед… Но он этого не сделал — ноги приросли к полу; лишь колени вновь начали свою давно забытую песню: «Нет-нет-нет-нет!..» Надя же опять отвернулась и заговорила сухим, деревянным голосом:
— Нанас, я должна тебе это сказать, поэтому прошу меня выслушать и не перебивать. Когда ты сказал там, в Видяеве, что тебя прислал за мной дух, я, конечно, посмеялась, но в то же время оценила смекалку этого «духа» — как удачно тот встретил темного дикаря и сыграл на его суевериях. Правда, я пыталась тебя разубедить, и, по-моему, в чем-то мне это удалось, но я так до конца и не смогла понять, что руководит тобой больше — приказ этого «духа», то есть страх перед ним, боязнь ослушаться или уже чтото иное… Но сейчас это неважно. Теперь ты знаешь точно, что это был не дух, а человек, что он попросту обманул тебя, воспользовался твоим невежеством, простотой, наивностью — называй как хочешь. И теперь… особенно теперь, когда дальше пути все равно нет, ты имеешь полное право уйти, вернуться домой. Я думаю, что компенсацией за обман для тебя станут те знания и умения, что ты получил. У тебя есть снегоход, есть настоящее оружие, самое главное — ты теперь знаешь, как все обстоит вокруг на самом деле, и можешь сделать со своим нойдом и его приспешниками все, что захочешь. Ты сможешь теперь сам править саамами, стать нойдом, царем, королем, хоть самым главным духом для них. Бери снегоход, езжай. И не держи на моего отца зла, он ведь всего лишь хотел спасти свою дочь, а для этого… для этого хороши все средства…
Надя замолчала, а в голове Нанаса началась настоящая буря. Он хотел кричать, вопить, ругаться, что-то доказывать и отрицать, но над этим бушующим ураганом незыблемо и ярко, точно солнце, все время сияла самая главная мысль: «Мне нужна только ты». И эта мысль оказалась настолько сильнее всего остального, что Нанас буквально почувствовал, как мрачные тучи рвутся на тонкие лоскуты и бесследно тают под ее жаркими лучами. Ему стало так легко, что и сам он готов был сейчас взмыть в эту небесную солнечную чистоту.
— Хорошо, я поеду домой, — очень спокойно, будто о чем-то вполне обыденном, сказал он. Но, увидев, как вздрогнула Надя, быстро добавил: — Но только вместе с тобой.
Надя посмотрела на него так, словно увидела впервые. В ее взгляде было столько всего, что Нанас просто опешил. Ему померещилось в нем и такое, к чему он попросту не был готов, что тотчас запретил себе даже осмысливать.
— Зачем я тебе?.. — выдохнула Надя.
— Я не могу без тебя… жить, — ответил Нанас. Слова слетели с губ сами, их было уже не вернуть. «Да и зачем возвращать? — подумал он. — Ведь это правда. Это единственное обстоятельство, с которым я не собираюсь бороться и которое не хочу побеждать».
Надя метнулась к нему, как мотылек к языку пламени. Только она не сгорела. Чувствуя жаркое тепло прижавшегося к нему Надиного тела, вспыхнул сам Нанас. Он пылал таким неудержимым, ослепительным счастьем, что, казалось, вот-вот запылает и все вокруг.
Сколько все это длилось, он не смог бы сказать — может, мгновенье, а может быть, вечность. Но оказалось, что и вечность когда-то кончается. Мысли, обыденные, приземленные, которым не дано было витать в опаленных солнцем небесах, очухались и начали активно шевелиться. И одной из них, самой настырной и наглой, удалось-таки сбросить его с безоблачных жарких высот. А еще одна, сразу воспользовавшись этим, подсказала ему нечто дельное.
— Нет, мы не поедем в сыйт… — прошептал, озвучивая первую мысль, Нанас.
— Почему? — подняла отчего-то мокрое лицо Надя.
Но он сразу заметил в ее больших карих глазах облегчение.
— Во-первых, как ты сама говорила, возвращаться — плохая примета. Во-вторых, потому что ты этого не хочешь, — улыбнулся он, в ответ на что ее лицо сразу вспыхнуло, однако Надя не стала ничего отрицать. Нанас подмигнул: — Да я и сам этого не хочу. С тобой мне, конечно, было бы хорошо везде, но я хочу теперь еще и узнавать что-то новое, мечтаю увидеть то, что никогда не видел. Наверняка и ты этого хочешь.
Надя кивнула:
— А в-третьих?
— В-третьих, нам туда просто не проехать. Отворотка к Ловозеру дальше оленегорской. Мы опять нарвемся на бандитов. Старик говорит, что патрули там тоже бывают. А после того, как мы его отбили, они наверняка там пасутся. Кстати, поэтому же мы не сможем вернуться и в Видяево.
— И что же тогда?
— Поедем дальше. В Полярные Зори.
— Но как?
— Ты же сама говорила, что я придумаю.
— И ты придумал?
— Есть одна мысль… — Нанас осторожно, с явной неохотой отстранил от себя Надю и поискал глазами принесенную карту. — Вот, смотри, — он развернул широкий лист на лежанке и ткнул пальцем в крупное скопище коричневых квадратиков, — это же Мончегорск?
— Ну да, — кивнула Надя и показала на небольшую кучку черных квадратиков рядом: — А это — Двадцать седьмой километр.
— Ага. И дорога идет вот так, — Нанас провел пальцем по знакомой «ниточке» дальше. — А вот это, синее, это ведь озеро?
— Да, тут даже название есть… Большая Имандра… — Надя быстро догадалась, куда он клонит: — Ты предлагаешь объехать Мончегорск по озеру?
— А почему нет? Вот видишь, — показал он, — этот синий рукав тянется прямо сюда…
— Губа Мончегуба, — прочитала Надя.
— Выезжаем на эту губу и вдоль берега легохонько едем к Имандре, — прочертил Нанас по карте ногтем. — Затем огибаем по ней вот этот большой выступ н сворачиваем в эту… тоже губу, да?
— Губа Витегуба, — склонилась над картой Надя.
— И что мы там видим? — улыбнулся Нанас и сам же ответил: — Нашу дорогу. А где Мончегорск? Во-о-он он где, сзади! Ну, как?
— Ты просто гений! — просияла Надя. — Но нас ведь могут заметить из города, когда мы поедем по Мончегубе…
