— Коля, успокойся, ты не чмо. Не хочешь играть в войну — не играй, я тебя не неволю. Но чем ты тогда себя займешь? Ты ведь лазил по местному интернету, ты знаешь, как живет этот мир. Одно рабочее место на десять тысяч человек, все эти места давно заняты, потому что средняя продолжительность жизни превышает двести лет. Чтобы найти себе дело, надо учиться сто лет подряд, а потом неизвестно сколько ждать, пока освободится вакансия. Либо изобрести что-нибудь новое, а для этого тоже надо учиться не одно десятилетие. Этот мир вывернут наизнанку — у нас каждый хочет отдыхать, но должен работать, а здесь все наоборот. А мужик должен работать, чтобы не превратиться в чмо.
— Так вы мне в армию вступить предлагаете? — спросил Колян.
— Да бог с тобой! Нет тут никакой армии, тут даже для полиции дело находится раз в столетие. Я о другом говорю. Я не верю, что мы с тобой здесь приживемся, мы с тобой не такие люди, чтобы по доброй воле стать чмом. Я смотрел в архивах наши судьбы, то, что с нами должно было произойти, не будь этого портала в будущее. В 2006 году я стал крестным отцом, потом, когда я заболел и отошел от дел, на этом посту меня сменил ты. Ты был хорошим отцом, под твоим руководством семья пережила антикрайм.
Колян аж выпучил глаза от удивления.
— Наша группировка продолжала работать после антикрайма? — переспросил он. — Разве такое возможно?
— Невозможно, — ответил Иван Георгиевич. — Но ты смог вывести капиталы из тени и трудоустроить большинство ребят. Это само по себе уже подвиг. Мне особенно понравилось, что ты не стал цепляться за свои миллионы, в первую очередь ты думал о людях и только потом — о деньгах.
— Не думал, а буду думать, — поправил Колян. — То есть, не буду, а…
— Подумаю бы, — предложил свой вариант Иван Георгиевич. — По-русски лучше не скажешь. По-английски можно сказать would have thought… нет… have been would have thought… тоже ерунда получается. Временные парадоксы обычными словами не выражаются. Я разговаривал с москомпом, он говорит, что придумал специальную систему понятий для таких вещей, но на человеческий язык она не переводится. То есть, перевести ее можно, но для этого придется новый язык придумывать.
— А что думает москомп по поводу ваших планов? — спросил Колян. — Он одобряет ваши военные игрища?
— Одобряет. Не могу понять, почему, но одобряет. Он сказал, что не будет возражать, если мы с тобой начнем переделывать прошлое до 2239 года.
— Почему 2239?
— В этом году был создан первый искусственный интеллект. Москомп просто опасается за свою детскую психику. Он ведь эгоистичный, как человек.
— Он нас слушает, — заметил Колян.
— Ну и пусть, — отмахнулся Иван Георгиевич. — Он не обидчив. Я правильно говорю, москомп?
Маленький металлический шарик серой молнией ворвался в поле зрения и завис перед Иваном Георгиевичем.
— Правильно, — сказал он. — Я подтверждаю и одобряю каждое ваше слово.
— А все-таки, — обратился Колян к москомпу, — какой смысл в том, что мы будем учиться военному делу? У тебя в отношении нас есть какие-то планы?
— Планы — не самое удачное слово, — заявил летающий шарик. — Я ничего не собираюсь от вас требовать. Если вдруг захотите уйти из мира в наркоманию или в виртуальность — я и слова не скажу. Но если вы мне поможете, я буду рад.
— В чем тебе надо помочь?
— Надо — тоже неудачное слово. Не надо помочь, а можно помочь. Ты помнишь, что произошло в Беслане 1 сентября 2004 года?
— Где?
— В Беслане. В Северной Осетии.
Колян попытался вспомнить и не смог. Что-то там действительно произошло и это что-то было очень нехорошим. Какой-то теракт, что ли…
— Чеченские боевики захватили в заложники целую школу, — подсказал москомп. — Погибло более трехсот человек, в основном дети. Это событие можно безболезненно удалить из мировой истории. Последующие события тоже.
— Будут еще теракты?
— Сомневаешься? Зря. Конечно, будут, причем очень серьезные теракты, один даже с применением ядерного оружия.
— Что?!
— Это в Америке будет, — подсказал Иван Георгиевич. — Но все равно неприятно — американцы хоть и пиндосы, но их тоже жалко. Так, значит, ты советуешь все-таки попробовать изменить реальность?
— Не советую, а предлагаю, — уточнил москомп. — И не прямо сейчас, а потом. Вначале я советую пройти курс военного обучения. Во-первых, проще будет действовать, а во-вторых, за это время у меня появятся новые мысли. Если боитесь, что упустите время, то зря — портал позволяет прибыть в любое наперед заданное время. Вы можете провести здесь хоть сто лет, а потом прибыть в прошлое точно в нужный момент.
Москомп замолчал. Иван Георгиевич тоже помолчал с минуту, а затем спросил:
— Коля, ты со мной?
Колян вздохнул и ответил:
— Куда же я без вас…
А про себя подумал: вот и снова он меня убедил. Гад.
Глава девятая
1.
— Вверх! — заорал голос москомпа у Коляна в голове. — Вертикально вверх и врубай полную тягу!
К тому времени, когда москомп закончил свою тираду, разворачиваться было уже поздно. Перед тем, как совершать крутые маневры, надо снизить скорость, а это Колян уже никак не успевал сделать. Он все-таки крутанул тело назад, ледяной ветер больно ударил по глазам и вогнал выдыхаемый воздух обратно в горло. Надо было рот закрыть.
Колян попытался откашляться, но это было невозможно. Он начал задыхаться. Скорость падала, но он уже потерял контроль над своим телом, оно неуправляемо кувыркалось, а гравитационная тяга, которую Колян не успел вовремя выключить, бросала его из стороны в сторону. Амплитуда прыжков постоянно возрастала, казалось, голова вот-вот отвалится.
Оставалось последнее средство — врубить полную тягу. Если повезет, она выбросит тело наверх и погасит скорость. Коляну не повезло.
— Смерть была мгновенной, — сообщил москомп.
Колян снял виртуальный шлем и сел на кровати, при этом его сильно качнуло вбок. Вестибулярный аппарат сходил с ума. Кроме того, Коляна сильно тошнило, а все тело сотрясала адреналиновая дрожь.
— Рекомендую повторить попытку через две минуты, — посоветовал москомп. — Надевай шлем.
Колян машинально потянулся к шлему, но тут же отбросил его в сторону.
— На сегодня хватит, — заявил он.
Москомп промолчал.
— Зачем мы занимаемся этой ерундой? — страдальчески вопросил Колян. — Ранцевый антиграв имеет функцию удаленного управления. Ты можешь пересадить часть своего сознания ко мне в ранец, станешь моим ар-два-дэ-два и мы с тобой будем нормально летать, а не так, как я сейчас. Я никогда не научусь управляться с этой штуковиной.
— Научишься, — возразил москомп. — Недели через две ты сможешь летать и не падать, еще через две недели ты сможешь летать в сложных метеоусловиях. Через три месяца ты сумеешь проделать базовый комплекс высшего пилотажа и не разбиться при этом. А еще месяца через три ты поймешь, зачем все было нужно.
— И зачем?
— Сейчас ты не поймешь. Я уже пытался объяснять…
— Ну да, трехмерное пространственное мышление, улучшенная координация движений…
— Не просто улучшенная. Освоение ранцевого антиграва дает качественный скачок…
— И зачем мне этот скачок? Если бы я хотел стать по-настоящему крутым, я бы еще в двадцатом веке занимался карате или айкидо каким-нибудь.
— Ты и занимался.
— Знаешь, почему я бросил?
— Недостаток мотивации. Твои навыки стали достаточными, чтобы отбиться от трех-четырех безоружных хулиганов или одного вооруженного. Дальнейшее самосовершенствование ты счел нецелесообразным.
— Вот видишь, ты все понимаешь! И все равно заставляешь меня заниматься ерундой.
— Я тебя не заставляю. До тех пор, пока ты не нарушаешь законы, я не имею права заставлять тебя делать что бы то ни было. Я чисто физически не могу тебя заставлять.
— Но все равно пытаешься — уговариваешь, соблазняешь… Давай поговорим начистоту. Что тебе от меня нужно? Только не надо говорить про самосовершенствование и прочую ерунду. Тебе нужно от меня что-то конкретное. Что?
Москомп немного помолчал, обдумывая ответ.
— Это трудно объяснить человеческими словами, — сказал он наконец. — Но я попробую. Скажи мне, Николай, тебе нравятся люди двадцать восьмого века?
— Я никого из них не знаю… — начал было Колян, но москомп его перебил:
— Ты знаешь достаточно, чтобы составить цельное представление о нашем мире. Ты хотел бы поселиться здесь навсегда?
Колян пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:
— Почему бы и нет?
— Я перефразирую вопрос, — сказал москомп. — Хотел бы ты жить здесь всегда и никогда не уходить в другие времена?
— А, вот ты к чему клонишь… Ты считаешь, что в твоем времени люди плохие, и хочешь, чтобы я тоже это признал? Да, признаю, по-моему, так и есть. По сравнению с двадцать первым веком жизнь у вас сильно изменилась к лучшему, а общество — к худшему. Науки как таковой уже лет двести как нет, все новые изобретения делаешь ты и твои братья по разуму. В колониях дела обстоят чуть-чуть получше…
