картинных галерей, читала Диккенса, Джейн Остин и Джорджа Элиота.
Благодаря Эбби Джон понял, что от жизни можно получать удовольствие. Они ходили на танцы, на футбол, катались на двухместном велосипеде и на лодке, а по воскресеньям посещали церковь. Когда они шли рядом по улице, Эбби совершенно естественным образом грызла печенье, которое доставала из кармана у Джона. К весне третьего курса молодой Рокфеллер был уже почти своим на Беневолент-стрит, где жили Олдричи. Однажды он обмолвился, что собирается летом поехать с Альтой в круиз по норвежским фьордам. Несколько недель спустя сенатор купил билеты для себя с женой и двух дочерей на тот же самый пароход, и во время круиза они встречались за ужином. С возобновлением занятий осенью Джон и Эбби встречались так часто, что поползли слухи об их скорой свадьбе. Но Джону-младшему ни одно решение не давалось легко. Он должен был всё как следует взвесить, обдумать… И потом — что скажет отец?
Уйти красиво
Гровер Кливленд не выставил свою кандидатуру на новых президентских выборах, понимая, что шансов у него никаких. Кандидатом от демократов стал адвокат и бывший конгрессмен Уильям Дженнингс Брайан. 9 июля 1896 года он произнёс речь в поддержку биметаллизма и против золотого стандарта: «Вы не распнёте человечество на золотом кресте», — попутно обвинив в экономической депрессии промышленных магнатов. Речь нашла широкий отклик у популистов; предвыборная кампания Брайана стала «крестовым походом рабочего класса против богатых». Республиканцы выдвинули ему в соперники Уильяма Маккинли, опиравшегося на бизнесменов, успешных фермеров и квалифицированных рабочих.
Летом, когда оказалось, что за Брайана весь Юг, Запад и частично центр страны, республиканцам пришлось срочно разрабатывать новую стратегию. Избирателям нужно было разъяснить сложные вопросы денежной политики, выставить Брайана фанатиком, а Маккинли — трезвомыслящим спасителем отечества, несущим ему процветание за счёт протекционизма. Глава предвыборного штаба Марк Ханна объезжал финансистов и промышленников с предупреждением: если ничего не предпринять, победит Брайан, экономика рухнет окончательно, а анархисты совсем распояшутся. А для победы Маккинли нужны деньги. Как вы думаете, какая сумма спасёт надежду американской демократии? Согласитесь, торг здесь неуместен. Отлично, можно выписать чек. «Стандард ойл» передала в избирательный фонд Маккинли 250 тысяч долларов; Рокфеллер отослал школьному другу Ханне две с половиной тысячи от себя лично с запиской: «Не вижу ничего другого, что бы мы ещё могли сделать ради нашей страны и нашей чести». Таким образом Ханна собрал три с половиной миллиона долларов, два из которых были потрачены в Иллинойсе с вечно бурлящим Чикаго. Брайану же удалось собрать только полмиллиона — за счёт дельцов, заинтересованных в добыче серебра; финансисты с северо-востока, традиционно поддерживавшие демократов, ему отказали.
Бенджамин Эндрюс, президент Брауновского университета, где учился Джон Рокфеллер-младший, высказался за свободную чеканку серебряных денег — и потерял работу. Генри Демаре Ллойд, в своё время получивший от Эндрюса похвальный отзыв на свою книгу «Богатство против Сообщества», сразу увидел в этом увольнении руку Рокфеллера: тот якобы дал понять членам опекунского совета, что, пока во главе университета стоит Эндрюс, денег от него они не получат. Какие ещё доказательства? Это же очевидно.
Партийные активисты республиканцев устраивали митинги, факельные шествия, распространяли миллионы брошюр с восхвалением Маккинли и нападками на Брайана. Напечатали даже фальшивые доллары с портретом Брайана и надписью «Мы верим в Бога… и остальные 53 цента» — так сторонники золотого стандарта старались доказать, что бумажный доллар будет стоить всего 47 центов, если станет обеспечиваться не золотом, а серебром[22]. Брайан сосредоточил внимание на колеблющихся штатах, Маккинли же вёл наступление по широкому фронту — и в итоге получил большинство голосов и избирателей, и выборщиков при 90-процентной явке. Марк Ханна, которого журналисты прозвали Доллар Марк, отбил ему телеграмму: «Бог есть. С миром всё в порядке». Вскоре он объявит во всеуслышание, что, пока у власти республиканцы, никакой антимонопольный закон Шермана не будет вставлять палки в колёса американской экономики.
К тому времени Джон Д. Рокфеллер уже отошёл от главного дела своей жизни: паровоз «Стандард ойл» поставлен на прочные рельсы, все механизмы отлажены и прекрасно работают — пусть теперь люди помоложе бросают уголь в топку. Как позже напишет Фредерик Гейтс в книге «Секрет характера и успеха мистера Рокфеллера», бизнес «перестал его забавлять: ему недоставало свежести и разнообразия, теперь он вызывал только раздражение». Ещё 4 июня 1896 года в конце письма Арчболду Рокфеллер приписал: «Буду очень рад в любое время узнавать о любых новостях, важных для дела, если это не слишком Вас обеспокоит или если Вы соблаговолите позвонить мистеру Роджерсу».
Джон Д. в полной мере наслаждался жизнью на природе в Форест-Хилле, где становился совершенно другим — весёлым, общительным, раскованным. Продолжал свои ландшафтные преобразования, устраивал пикники для родных, соседей и близких друзей. Наконец-то он мог жить как «нормальный» человек.
Джон-младший учился на последнем курсе. Его сделали менеджером университетской команды по американскому футболу, и Рокфеллер-старший, никогда прежде не бывавший на футбольном матче, поехал в Нью-Йорк посмотреть на игру между «Брауном» и «Карлайл индианс». Сначала он спокойно наблюдал за действом, но потом пришёл в такое возбуждение, что спустился с трибуны к полю и стал бегать с тренерами вдоль боковой линии — в цилиндре и чёрном сюртуке. Капитан команды поручил одному линейному игроку объяснить ему правила, и уже через пять минут Рокфеллер, гений тактических манёвров, производил впечатление человека, постигшего игру до тонкостей. Над сыном же его постоянно подтрунивали, поскольку он не владел спортивной терминологией. Кроме того, всех по-прежнему веселила его «скаредность». Однажды нападающий попросил у него новую пару шнурков, и Джонни воскликнул: «А куда ты девал ту, что я выдал тебе на прошлой неделе?!»
Чтобы отблагодарить однокурсников за доброту к нему, Джон-младший попросил родителей устроить в Провиденсе танцевальный вечер. Танцы?! Сетти была шокирована. Она договорилась с мужем, что это будет музыкальный вечер: Мендельсон, Бах, Шопен, Лист — ну а потом можно потанцевать. На разосланных приглашениях слово «танцы» было напечатано мелкими буквами в нижнем левом углу. В назначенный вечер у миссис Рокфеллер так разболелась голова, что она ушла к себе в номер и не показывалась оттуда. Рокфеллер-старший, во фраке и в белых перчатках, один встретил три сотни гостей, найдя для каждого любезное слово и улыбку.
Как бы то ни было, совсем не вспоминать о делах не получалось, ведь портфель инвестиций Рокфеллера был просто огромным, и перепоручить Гейтсу решение всех без исключения вопросов он не мог. Однако теперь он уже не вникал во все детали, придерживаясь того самого правила, которое в своё время установил для «Стандард ойл»: не делай того, что может сделать
