Его исследования в области электромагнетизма и электрической индукции привели к тому, что колоссальная область электротехники стала, по сути дела, его вотчиной. Он – не только «царь физики», но и Орфей всей электрической Одиссеи. Никто не мог с таким искусством рассказать молодежи о свойствах физики и химии. Со времени его первой работы по физике (о «поющем пламени», 1818 г.) он сумел совершить столько, что у нас не хватит строк для перечисления даже его основных трудов. Так же, как он «играл земным магнетизмом, как волшебник магическим жезлом», он погружался в тайны природы, будучи уверен в единстве всех ее сил. Фарадей признавал действие физических сил на расстояние, был убежден в существовании телегенеза и телепатии. Он же в 1832 г. в общей форме высказал и теорию телеграфа, которая вскоре воплотилась в жизнь. Его называют великим благодетелем мира. «Только после исследований Фарадея в области электромагнетизма и индукционного электричества… появилась возможность превратить электричество в послушного слугу человека и совершать с ним те чудеса, которые творятся теперь», – писал Я. В. Абрамов. Он благороден, справедлив, гуманен и добр. «Он был демократом, готовым бунтовать против всякого авторитета, желающего незаконно ограничить свободу мышления», – писал Тиндаль. Его приоритетными интересами были – наука и образование. Правительству, предложившему ему государственную пенсию за открытия, он писал: «правительство поступает совершенно справедливо, награждая и поддерживая науку». Фарадей решительно помогал всем, кто нуждался в помощи. При этом он сам был абсолютно равнодушен к деньгам. Промышленные общества предложили ему заработать очень большие деньги путем «профессиональных услуг». Он пару раз выполнил их пожелания и сделал ряд анализов, но затем решительно оставил эти занятия, отдав все силы и время фундаментальной науке. Когда к нему обратилась комиссия Британского общества естествоиспытателей с запросом, что надо сделать правительству для улучшения положения ученых и представителей науки, Фарадей написал: «правительству ради своей выгоды следовало бы ценить людей, служащих стране и приносящих ей честь», и что «во множестве случаев, требующих научных знаний, правительству следовало бы пользоваться учеными». Но, к величайшему сожалению, в его Англии эта разумная и крайне эффективная практика не реализуется так, как это должно было бы быть с пользою для всех. Очевидно, продолжал ученый, «правительство, еще не научившееся уважать ученых как особый класс людей, не может найти верных путей и средств вступать с ними в сношения». Так, премьер Мельбурн, несмотря на уже всемирную славу Фарадея, ничего не слышал о нем и лишил его пенсии («какой-то химик»). Правда, будучи фантастическими невеждами, иные правители отделываются орденами да званиями. Впрочем, великий ученый был равнодушен к наградам, которыми его, «царя физиков», вскоре стали осыпать все страны Европы. Дважды отклонил он просьбу и собратьев-ученых стать президентом Королевского общества (Академии наук), мудро сказав: «Я хочу остаться до конца жизни просто Майклом Фарадеем, и позвольте мне вам сказать, что если бы я принял честь, которою удостаивает меня Королевское общество, я не мог бы более ручаться за непорочность своей души». Зная дрязги, зависть, склоки, что нередки среди академиков, он был прав. Он как-то бросил: «Факты были для меня важны, и это меня спасло».[247] Мы же полагаем, что лишь понимание элементарного факта главенства науки как формы жизни и существования большинства может «волшебным образом» снять груз проблем человечества.
В дверь цивилизации все явственнее, настойчивее стучится «машинный век»… Шотландец Джемс Уатт (1736–1819) – одна из интереснейших фигур. Среди его предков, шотландцев, были учителя математики и мореходства, создатели кораблей и строительных кранов, музыкальных инструментов… Его отец и мать были образованными людьми. Джеймс Уатт с детства отличался необычайной любознательностью и любовью к чтению. В гимназии он овладел латынью, преуспел в математике и астрономии, увлекся анатомией (однажды его поймали с головой мертвого ребенка, которую он хотел препарировать). Уатта влекли все области знания. В мастерской он помогал отцу тому собирать машины. Судя по всему, быть ему оптиком, мастером математических инструментов. В те годы это означало что-то вроде «ученого-механика». В Лондоне он некоторое время ходил в учениках. Вернувшись в Глазго, Уатт пытается найти работу. Ему повезло. В местном университете освобождается место мастера по изготовлению научных инструментов. Так способности юноши и его трудолюбие завоевали ему признание.
Профессор Робинсон (тогда еще студент) писал: «В его руках все становилось началом научной работы, все превращалось в науку… При его общепризнанном умственном превосходстве над сверстниками, в характере Уатта была какая-то удивительная наивная простота и открытость, которые делали привязанности к нему очень прочными. Его превосходство смягчалось беспристрастностью и всегдашней готовностью признать за всяким его заслуги и достоинства». Хорошим и достойным людям везет на приличных людей. В этом смысле Уатту действительно «везло», ибо он встретил тех, кто стал ему другом (Дикк, Смол, Болтон). У знаменитого изобретения (паровой машины) были, разумеется, предшественники. Герон Александрийский за 120 лет до нашей эры дал описание «шара Эола» (вращающегося на своей оси). Среди изобретателей паровой машины называли имена англичан – маркиза Ворчестера (1663), капитана Савари (1702) и кузнеца Ньюкомена (1704); французов – Соломона де Ко (1630) и Дениса Папина (1674); немцев – Герике (1672). Конечно, книга маркиза Ворчестера «Век изобретений» и книга Соломона де Ко «Причины двигающихся сил» не имели прямого отношения к созданию паровой машины.
Открытие свое Уатт сделал в 1765 г. Рудники и шахты в Англии уже стали истощаться. Чтобы поднимать руду, нужно было откачивать воду, спускаясь все ниже. Машина Уатта – спасение для тысяч рабочих и сотен промышленников. Страна и мир получили один из главных инструментов прогресса. Однако пройдут еще годы опытов, труда, борьбы с денежными трудностями, прежде чем паровые машины войдут в жизнь. Для научно-технического прогресса нужны деньги. Капиталистов можно «не любить», но деньги на научные исследования, переоснащение устаревшей промышленности брать придется. Поэтому воздадим должное тем, без кого никогда не состоялся бы и Дж. Уатт. Это – промышленник, в прошлом доктор медицины Ребак и талантливый предприниматель М. Болтон. Последний создал в 1765 г. самый большой и лучший завод в Бирмингеме («Зоо»). Обладая отменным деловым чутьем, он сумел оценить перспективы использования машины и предложил Уатту стать компаньоном. В письме он заявил, что готов делать машины «для всего света», предложив себя в роли «акушерки», которая поможет Уатту «разрешиться от бремени». (Рассчитывать только на частный капитал в деле поддержки научно-технических и промышленных усилий в конце ХХ века в России было бы не только наивно, но и смерти подобно).
Джеймс Уатт.
При всем уважении к Шотландии Уатту было трудно найти деньги у себя на родине. Уатт пришлось заняться стройкой канала (1770–1772). Затем он изобрел микрометрический винт (1770) и новый отражательный квадрант (1773). Работа над машиной отодвигалась. Умерла любимая жена. Уатт в отчаянии: «Мне дольше невыносимо оставаться в Шотландии, я должен или переехать в Англию, или найти себе какое-нибудь доходное место за границей!» Эта идея чуть было не воплотилась в жизнь. Профессор Робисон предложил ему переехать в Россию. Сам он переехал туда, занимая пост директора морского училища. Уатт колебался. В 1775 г. к нему обратился русский посланник, предложив место и оклад (10 тысяч рублей). Его просили построить в Петербурге машину для наполнения водой доков. К сожалению, дело не сладилось. Не желая упускать гениального изобретателя, Болтон пугал Уатта «страной медведей и беспардонных казаков, для которых закон не писан». Поэт Дарвин писал ему: «Боже, как я был испуган, услышав, что русский медведь наложил на вас свою огромную лапу и тащит вас в Россию. Пожалуйста, не ездите туда, если есть какая-нибудь возможность. Россия – это логовище дракона: мы видим следы многих зверей, ушедших туда, но очень немногих, возвращающихся оттуда. Надеюсь, что ваша огневая машина удержит вас здесь». В конечном итоге, чудо-машина была готова и стала приносить барыши. Уатт был самоучкой. Ни школ, ни университетов он не посещал. До конца дней он оставался скромным и добрым человеком, честно служившим своей стране. Он отказался от баронского титула, сказав, что не годится для него. От членства в различных научных обществах он не отказывался, считая это честью (член Лондонского королевского общества, Эдинбургского общества, Парижской академии). Когда ему исполнилось 70 лет, он скажет: «Большую часть своей жизни я тяжело работал на пользу общества и, надеюсь, не напрасно: instrumenta artis nostrae у всех в руках. Я служил уже государству в той форме, к какой меня предназначила природа…»[248] Достойный сын шотландского народа.
