28. Волчья свора.
Скотий бог наконец отшиб рога зиме, и она, комолая и обиженная, начала отступать назад, в полуночные страны. Хозяйки напекли праздничных караваев, которыми угощали дожившую до весны скотину, а для домочадцев было от души наварено пива. Оживился и торг, за справедливостью которого тоже присматривали в эти дни высшие силы.
Всякий хозяин, ожидавший объягнения овец, старался раньше остальных зазвать в свой двор овчара, чтобы тот вечером окликнул показавшиеся звёзды, попросив у них богатого приплода.
Даже самые нерасторопные девушки непременно поднимались до света, спеша позарнить пряжу на утреннем морозе, ведь без молчаливого благословения Денницы нитка никогда не бывала безупречно белой и ровной, а каждый рачительный хозяин выставлял заготовленное для сева зерно на три утра, чтобы урожай выдался обильным и спорым.
На взлобке у реки возвели высокие горки, и день-деньской ребятня, а к вечеру и по неделям и молодёжь забавились, съезжая с ветерком на рогожах и салазках. Нынче и Гнеда со Славутой отправились покататься с малышами. Бойкие близнецы лихо правили загодя выдолбленными и обмазанными скользким назёмом корёжками, а маленькую Негашу мать не пускала на гору одну, и с ней в устойчивой и похожей на корыто лодейке спускалась Гнеда, давно не чувствовавшая себя так беззаботно и радостно.
Звонкий крик девочки разом скомкал всю легкомысленность мига:
— Стрыйко Бьярки!
Бестрепетно откинув обнимавшие её ладони Гнеды как что-то надоедливое, Негаша с радостным воплем кинулась в объятия своего дяди, который тут же взял её на руки и, покружив в воздухе, принялся подбрасывать вверх. Отряхнув колени от снега, Гнеда подошла к стоявшей поодаль Славуте, с умилением взирающей на заходящуюся в восторге дочь. Гнеда не могла заставить себя поднять глаза на Бьярки, словно была виновата перед ним. В последний раз она видела юношу краем глаза и издалека, когда он шёл по двору в одной рубахе, мокрый и зардевшийся после купания в ледяной проруби, где с другими бывшими окрутниками смывал с себя скверну колядного ряжения.
— Покатай меня, Бьярки! — принялась упрашивать Негаша, и боярин, помешкав мгновение и мельком взглянув на Гнеду, подхватил племянницу.
— Ну, держись, озорница! — весело прикрикнул он, усаживаясь в лодейку и надёжно устраивая девочку между своих колен.
— А ты что? — легонько толкнула в бок Гнеду Славута, когда хохочущая парочка умчалась вниз. — Катайся!
Гнеда лишь помотала головой. С приходом Бьярки веселье улетучилось. Против воли её взор тянулся к нему, и на сердце отчего-то становилось тягостно при виде того, как юноша возится с девочкой. Под горой его заприметили племянники, и теперь Бьярки барахтался в снегу с детворой, а его заливистый смех разносился далеко по скованной льдом реке. К ним подошли несколько девушек, и по нарядным платкам и пышным шубкам Гнеда узнала стайку Звениславы. Раздались радостные возгласы, и подруги прыснули в дружном смехе, а звук мягкого, высокого голоса Бьярки среди них больно кольнул Гнеду. Славута, быстро посмотрев на девушку, окликнула слугу, велев ему бежать в усадьбу за санями, чтобы ехать домой.
Когда, наконец, после долгих увещеваний и посулов Славуте удалось уговорить детей оставить забаву и усесться, на горе уже начало смеркаться, и место малышни заняла молодёжь, гулявшая не с меньшим задором и страстью. Слышалась шутливая ругань, смех и песни, с глухим треском стукались друг о друга юркие корёжки, и там и тут хлёстко звенели поцелуи, которыми парни заставляли расплачиваться девушек за катание.
Гнеда садилась последней, и она едва успела поставить ногу на облучок, когда сзади прозвучал голос Бьярки:
— Сестрица Славута, дозволь мне самому нашу гостью проводить.
Гнеда краем глаза заметила подпрыгнувшие брови подруги и обернулась. Судимирович стоял, держа под уздцы Усладу, приветливо поводящую хорошенькими ушами. Бьярки, хотя и обращался к Славуте, смотрел на Гнеду. В его взоре была решимость и вместе с тем спокойствие. Былая хвороба, кажется, совсем оставила юношу, он держался ровно, расправив плечи, и здоровый румянец шёл к его бледной коже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Её саму испросить надобно, — ответила Славута, и Гнеда рассердилась, услышав в голосе подруги неподобающую игривость.
— Добро, — негромко, но отчётливо сказала она, слегка отталкиваясь от саней.
— Вот и ладно, — удовлетворённо согласилась Славута. — Трогай!
И их с разомлевшей, позёвывавшей Негашей под хохот близнецов откинуло на спинку, когда лошадь резко дёрнула, поспешая домой.
Гнеда до последнего провожала взглядом удаляющийся возок, цепляясь за него, словно за соломинку, лишь бы не смотреть на боярина, молча стоявшего напротив. Но Бьярки надоело ждать.
— Садись, — велел он, подставляя руки, чтобы помочь ей взобраться на кобылу.
Девушка, усмехнувшись одним уголком рта, послушно поставила ногу в его ладони, и Бьярки легко подтолкнул её в седло, словно Гнеда была не тяжелее Негаши.
— Не боишься, что засмеют тебя, боярин? Ужели не зазорно самому пешему идти, а берёзовоногую мужичку катать? — не смогла она сдержать язвительных слов.
Бьярки ничего не ответил, лишь прихлопнул Усладу по холёному боку и зашагал рядом. Гнеда заметила, что они отправились не по короткому пути, которым уехала Славута, а длинным, обходным.
Некоторое время юноша молчал, и это позволило девушке вернуть покинувшее её было самообладание и успокоиться. Снег приятно похрустывал под копытами кобылки, которая шла мягче и плавнее Пламеня.
— Виноват я перед тобой, Гнеда, — вымолвил, наконец, Бьярки, когда дорога завернула и сделалась более уединённой.
Девушка недоверчиво покосилась на юношу и встретилась с его ясными глазами. Это был первый раз, когда он назвал её по имени.
— Права ты была, пеняя на мою гордость. Ты задела меня за живое, а разве не я первый думал тебя на глум выставить? Ты отца не покинула в опасности, а я ведь до сей поры тебя не поблагодарил. — Молодой боярин остановился. — Спасибо тебе. — Он поклонился до земли, как когда-то его мать. — А что до всего прочего, — продолжил он, выпрямившись, — прости меня. И за речи мои несправедливые, и за обиды многие, и за то, — он на миг отвёл глаза, — что в конюшне натворил. Клянусь, больше не трону тебя. Прости и не держи зла.
Бьярки замолчал и теперь смотрел на Гнеду, напряжённо ожидая ответа. Костяшки его голых пальцев, сжимающих задубевший на морозе повод, побелели от холода, и девушка удивилась своему желанию коснуться покрытой царапинами, огрубелой кожи и согреть её.
— Я не держу зла, — ответила она, с усилием отводя взор от ладоней Бьярки, и лицо юноши просветлело и разгладилось.
— Прощаешь меня? — недоверчиво спросил он.
— Прощаю, — кивнула девушка.
Бьярки облегчённо вздохнул, словно с его плеч свалился тяжёлый груз. Он быстро провёл рукой по волосам и снова тронулся в путь. Некоторое время они двигались в молчании. Вдалеке уже показались островерхие крыши усадьбы, когда юноша вдруг снова остановился, и Гнеда увидела, что он опять помрачнел. Не глядя на девушку, Бьярки глухо сказал:
— Об одном прошу, забудь его.
Гнеда замерла. Всё её благостное спокойствие после примирения как ветром сдуло.
— Даже если и вправду люба ты ему, сама знаешь, не позволит ни батюшка, ни бояре взять тебя водимой. — Он сжал зубы и смотрел себе под ноги. — А женищем стать — совсем гордости не иметь. Коли прознает князь, прогневается, будет беда. А не прознает, то сам Ивар тобой наиграется и к другой переметнётся. Не ты первая, не ты последняя.
— А ты всех от княжича отваживаешь или только обо мне так печёшься? — сгорая от стыда и злости спросила Гнеда.
— Только о тебе, — негромко ответил Бьярки, встречая её взор.
— Вот спасибо за честь, боярин! Только ты тут княжича судишь-рядишь, а сам-то мне сватов что-то не заслал. — Голос девушки звенел насмешкой, но в глазах стояли слёзы.
Бьярки сглотнул и, превозмогая себя, ответил:
