У Ерофеева убийцы шли навстречу герою («В этом самом переулке навстречу мне шли четверо…»), и это тоже «высоцкий» мотив: «Я возвращался, / А он — навстречу» («Я склонен думать, гражданин судья…», 1969).
А «классический» вид четырех «профилей» напоминает и песню «Диагноз» (1976), в которой висящие на стене портреты светил медицинской науки на уровне подтекста оказываются портретами идеологов коммунизма: «На стене висели в рамках бородатые мужчины…».
Кстати, с четверкой своих убийц Веничка уже сталкивался за много лет до этого: «Помню, лет десять тому назад я поселился в Орехово-Зуево. К тому времени, как я поселился, в моей комнате уже жило четверо, я стал у них пятым» («Карачарово — Чухлинка»). И поведение этой четверки полностью совпадает с поведением его будущих убийц: «Эти четверо — собирательный образ: четыре классика марксизма, четыре монстра-пролетария из рабочего общежитты…»[3343] [3344] [3345] [3346] [3347]. В самом деле: «И вижу: все четверо потихоньку меня обсаживают…» = «А они подошли ко мне и меня обступили <…> а они, все четверо, тихо наступали»; «.. двое сели на стулья у изголовья, а двое в ногах» = «Они приближались по площади, по двое с двух сторон»24; «Они своими угрюмыми взглядами пронзали мне душу» = «Они вонзили мне шило в самое горло»25; «И смотря мне в глаза, смотря с упреком <.. > Они, все четверо, глядели на меня уничтожающе» = «Все четверо смотрели на меня в упор, и все четверо, наверно, думали: “Как этот подонок труслив и элементарен!”».
Подобным же образом власти относились к лирическому герою Высоцкого и другим авторским двойникам: «Хотя для них я глуп и прост. / Но слабо подымаю хвост» («Ошибка вышла», 1976), — и так же его обступали': «И глупцы подступили к нему» («Про глупцов», 1977; АР-7-198), «Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься» («Копошатся — а мне невдомек…», 1975; АР-2-204), «Подступили с обычною меркой / Равнодушного гробовщика» («Памятник», 1973; АР-11122).
В поэме Ерофеева к главному герою, находящемуся в состоянии алкогольного опьянения, являются Сатана, Сфинкс, Митридат, рабочий и колхозница, а в самом конце — четверо убийц. Похожая ситуация описывается в песне «Ошибка вышла», где лирический герой, который «перепил вчера» /5; 400/, был доставлен в психбольницу, и к нему явился «огромный лоб» — главврач, начавший подвергать его разнообразным издевательствам.
Веничка говорит о себе: «…я с недельного похмелья» («Петушки. Садовое кольцо»), — а лирический герой Высоцкого: «Стоял я, голый, как сокол, / Похмельный со вчера»26.
У первого начались «и озноб, и жар, и лихоманка» («Петушки. Перрон»), а второй находился «в полубреду, в полупылу».
Оба дрожат от страха при виде своих врагов и их действий: «И тут — началась история, страшнее всех, виденных во сне <.. > я весь превратился в сплошную судорогу» ~ Ах! Как задергалось нутро — / Как страшно бедолаге»27; «Я задрожал сильнее прежнего, я весь превратился в сплошную судорогу <…> Я весь издрог и извелся страхом» ~ «Дрожу от головы до пят, / По телу страх расползся» /5; 396/, - поскольку знают, на что те способны: «Хорошо, что я успел подняться на ноги — они б убили меня…» — «И, конечно, испугался — / Думал, до смерти забьют» (АР-11 -52).
Сравним также обращение Венички к Сфинксу с описанием пыток у Высоцкого: «Он опять рассмеялся и ударил меня в подлых» ~ «Потом ударили под дых» /5; 391/, «Смеялся медицинский брат — / Тот, что в дверях стоял» /5; 400/.
Кроме того, все характеристики Сфинкса соответствуют описанию врачей в песне «Ошибка вышла»: «Для чего ему, подлюке, загадки? — подумал я про себя. <.. > На кого намекает, гадина? <…> На кого он, сука, намекает?» ~ «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки (падлюки)!»[3348] [3349], «Колите, сукины сыны, / Но дайте протокол!» /5; 80/.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
При общении со Сфинксом и врачами оба героя употребляют одинаковое восклицание: «Боже мой! Он что, с ума своротил, этот паршивый Сфинкс?» — «Я вдруг подумал: “Боже мой, / Мне, видимо, не лгут”» /5; 382/.
Из других параллелей с песней «Ошибка вышла» отметим запись Ерофеева: «Я такой тощенький»29 ~ «И тощ я был, и хил» /5; 383/.
Своим мучителям во сне и реальным убийцам Веничка задает одинаковый риторический вопрос: «Ты зачем меня бьешь?» (Сфинксу); «Убери нож, убери, зачем?» (Митридату); «Зачем-зачем?., зачем-зачем-зачем?.. — бормотал я…» (четверым убийцам).
Аналогичный вопрос задает и лирический герой Высоцкого, но с другой — требовательной — интонацией: «Зачем из вены взяли кровь? / Отдайте всю до капли!» («Ошибка вышла», 1976 /5; 398/). А в песне «Не уводите меня из Весны!» (1962), где героя арестовывают, он спрашивал: «Зачем меня увозят из Весны?».
И как будто бы противоположные описания внешности Сфинкса и четырех убийц: «Откуда берутся такие Сфинксы! <…> И с такою бандитскою рожей..» ~ «Как бы вам объяснить, что у них были за рожи? Да нет, совсем не разбойничьи рожи, скорее даже наоборот, с налетом чего-то классического…», — лишь подчеркивают их тождество.
Вот как реагирует Веничка на одну из загадок Сфинкса: «Чего это он несет? Почему в Петушках нет ни А, ни Ц, а одни только Б? На кого он, сука, намекает?». Очевидно, что Сфинкс намекает на возлюбленную Венички, которая ждет его в Петушках.
А в черновиках «Притчи о Правде» Высоцкого власти точно так же назовут самого поэта, который выведет себя в образе главной героини: «Дескать, какая-то Б называется Правдой, / Ну а сама пропилась, проспалась догола» (АР-8-162).
Про одного из своих убийц Веничка говорит: «…сколько в нем было силы, хватил меня головой о кремлевскую стену», — и так же поступят с alter ego автора в песне Высоцкого «Живучий парень» (1976): «Его тащили на аркане, / О камни били головой» /5; 409/. А перед этим Сфинкс тоже «тащил» Веничку: «…схватил меня за нос двумя суставами и куда-то потащил…»(«105-й километр — Покров»).
В «Прерванном полете» герой был сбит безымянными врагами («Кто-то высмотрел плод <.. > По чьей вине, по чьей вине?»), и поэтому «к ней в серебряном ландо / Он не доехал, и не до…». А Веничка был смертельно ранен и тоже не доехал до своей возлюбленной, хоть и не в ландо, а на электричке. И случилось это опять же из-за появления безымянного врага — Сфинкса, который охарактеризован как «некто без ног, без хвоста и без головы»: «Так слушай же. Перед тобою — Сфинкс. И он в этот город тебя не пустит». Что в итоге и произошло: Сфинкс вытащил Веничку из электрички и пересадил в другую, идущую в противоположном направлении: «Я допускаю: мой рассудок в некотором затмении, но ведь я не мальчик, я же знаю: если станция Покров оказалась справа, значит — я еду из Петушков в Москву, а не из Москвы в Петушки!.. О, паршивый Сфинкс!».
И Ерофеев, и Высоцкий разрабатывают мотивы гнили и абсурдности советского общества, следствием чего является «вывих в мозгу»: «Какая-то гниль во всем королевстве, и у всех мозги набекрень» («Москва — Петушки», 1970) ~ «А я — с мозгами набекрень — / Чудно протягивал ремень / Смешливым санитарам» («Ошибка вышла», 1976; черновик /5; 382/), «Или — света конец, и в мозгах перекос» («Конец охоты на волков», 1977 — 1978), «Лужи высохли вроде, / А гнилью воняет» («Схлынули вешние воды…», 1966), «Гнойным ветром сволокло / Прямиком в остроги» («Разбойничья», 1975; вариант исполнения) и др.
