— Если он отключил сигнализацию, значит, был знаком с миссис Уэбстер. Что ж, может быть, учитывая, сколько времени находился в доме.
— Миссис Уэбстер он мог и не знать, а вот с домом познакомиться успел. Какой код?
— Как у нас говорят, «раз, два, три — в гости приходи». Она его как установила, так больше и не меняла. Так, мне надо поговорить с Томми. Насчет того, чтобы отправить все в вашу лабораторию.
Теркингтон в вестибюле, с Люси. Бекки спрашивает насчет лаборатории, и он говорит, что теперь, похоже, всем занимаются частники. Дошло до того, что некоторые управления даже нанимают частных копов.
— И мы будем. — Люси протягивает Скарпетте большие очки с желтоватыми стеклами. — Мы их уже использовали. Во Флориде.
Внимание Бекки привлекают приборы в лежащем на полу чемоданчике. Пять похожих на фонарики излучателей высокой интенсивности, девятивольтные никелевые батарейки, очки, универсальное зарядное устройство.
— Я перед шерифом только что на коленях не стояла — умоляла приобрети хотя бы один такой комплект. У каждого своя полоса частот, да?
— Фиолетовый спектр, синий, сине-зеленый и зеленый, — объясняет Люси. — А вот этот широкополосный. — Она поднимает «фонарик». — Со сменными фильтрами для улучшения контрастности.
— Хорошо работает?
— Телесные жидкости, отпечатки, осадки, волокна, трассеологические улики. Да, работает отлично.
Она берет ультрафиолетовый излучатель, работающий в диапазоне от 400 до 430 нанометров, и все трое переходят в гостиную. Все шторы подняты; за ними бассейн, в котором утонула Холли Уэбстер, еще дальше — дюны, высокая трава, берег. Океан тих, солнечные блики прыгают, словно серебристые рыбки.
— Отпечатков ног здесь много. — Бекки обводит комнату взглядом. — Босых ног, обуви. Но все маленькие, скорее всего только ее. Странно, учитывая, что пол он не мыл. Окно вымыл, а пол не трогал. Интересно, что за камень такой блестящий? Никогда таких синих плиток не видела. Будто океан.
— Похоже, именно на такой эффект и рассчитано, — говорит Скарпетта. — Содалит, синий мрамор. Может быть, лазурит.
— Ни черта себе. У меня было когда-то колечко из лазурита, но я и подумать не могла, что у кого-то им весь пол выложен. Между прочим, грязь на нем почти не видна, а уж ее-то здесь хватает. Такое впечатление, что месяц как не убирали. И между прочим, в остальных комнатах не лучше. Посветите чуть под углом и поймете, о чем я говорю. Одного не понимаю: почему следов не осталось? Даже в прачечной, где он вошел, их нет.
— Я тут похожу, посмотрю, — говорит Люси. — Что наверху?
— Думаю, она туда давно не поднималась. И он, кажется, тоже. Там ничего не тронуто. Комнаты для гостей, галерея, игровая комната. Никогда такого дома не видела. Жить — одно удовольствие.
— Только не для нее. — Скарпетта смотрит на пряди длинных черных волос по всему полу, на пустые стаканы, на бутылку водки. — В этом доме у нее счастья не было.
Мэдлиз едва вернулась домой, как в дверь позвонили.
Раньше она никогда не спрашивала, кто там.
— Кто там? — спрашивает Мэдлиз из-за закрытой двери.
— Следователь Пит Марино из службы медицинской экспертизы.
Низкий голос с северным акцентом. Янки.
То, чего она так боялась, случилось. Та леди, хозяйка белого особняка, мертва. Иначе зачем бы здесь появился кто-то из службы медицинской экспертизы? А тут еще Эшли убежал по каким-то своим делам, оставил ее одну. И это после всего, через что ей пришлось пройти. Мэдлиз прислушивается. Слава Богу, щенок в свободной спальне и голоса не подает. Она открывает дверь и в ужасе пятится. Перед ней громила в черной коже. Вроде тех бандитов, что носятся на мотоциклах. Это он… чудовище… злодей, убивший несчастную женщину и последовавший за ней, Мэдлиз, чтобы убить и ее.
— Я ничего не знаю.
Она пытается захлопнуть дверь.
Громила выставляет ногу и переступает порог.
— Успокойтесь. — Он раскрывает бумажник, показывает жетон. — Посмотрите сами. Пит Марино из службы медэкспертизы.
Мэдлиз не знает, что делать. Если попробовать вызвать полицию, он убьет ее на месте. Жетон в наше время может достать каждый.
— Давайте-ка сядем и поболтаем, — предлагает гость. — Вы ведь только что побывали в департаменте шерифа округа Бофорт.
— Кто вам сказал? — Ей уже чуть легче. — Тот следователь, да? Это он вас прислал? Но я все ему рассказала. Не знаю, почему он мне не поверил. А как вы узнали, где я живу? Что же это такое! Я сотрудничаю с властями, а они выдают мой адрес и…
— Вот как раз с вашим рассказом у нас маленькая проблема, — перебивает ее Пит Марино.
Желтые очки Люси смотрят на Скарпетту.
Они в спальне. Шторы опущены. В мощном фиолетовом свете на коричневом шелковом покрывале отчетливо проступают флуоресцентные зеленоватые пятна.
— Может быть, семенная жидкость, — говорит Люси. — Может, что-то еще.
Луч скользит по кровати.
— Слюна, моча, пот, жировые выделения, — перечисляет Скарпетта и наклоняется к большому люминесцентному пятну. — Запаха не чувствую. Посвети-ка сюда. Плохо то, что мы не знаем, когда белье стирали в последний раз. Не думаю, что поддержание чистоты значилось в списке ее приоритетов. Типично для людей, впавших в затяжную депрессию. Покрывало — в лабораторию. Нам нужна ее зубная щетка, щетка для волос. И конечно, стаканы с кофейного столика.
— Во дворе, на ступеньках, пепельница, полная окурков, — вспоминает Люси. — С ее ДНК проблем не будет. Как и с ее отпечатками. Проблема в нем. Он знает, что делает. Теперь каждый — эксперт.
Скарпетта качает головой:
— Нет. Они только так думают.
Она снимает очки, и флуоресцентное зеленое пятно на покрывале исчезает. Люси щелкает кнопкой и тоже снимает очки.
— Что будем делать?
Скарпетта рассматривает снимок, на который обратила внимание, когда они только вошли в спальню. Доктор Селф сидит в обставленной под гостиную студию. Напротив — миловидная женщина с длинными темными волосами. Камеры дают крупный план. Зрители в зале аплодируют и смеются.
— На шоу доктора Селф. Чего я не ожидала, так вот этого.
На другой фотографии Лидия Уэбстер в компании Дрю Мартин и смуглого темноволосого мужчины, вероятно, Джанни Лупано, тренера теннисистки. Все трое улыбаются и щурятся от солнца в центре корта теннисного клуба на Дэниел-Айленд, что в нескольких милях от Чарльстона.
— Итак, где здесь общий знаменатель? — спрашивает Люси. — Дай угадать… доктор Селф.
— Только не на том турнире. Сравни две фотографии. — Скарпетта показывает сначала на снимок Лидии с Дрю. Потом на второй, где Лидия с доктором Селф. — Ухудшение налицо. Посмотри на ее глаза.
Люси включает свет.
— На фотографии, сделанной после окончания турнира «Фэмили сёкл», Лидия определенно не выглядит человеком, хронически злоупотребляющим алкоголем и сильнодействующими лекарствами.
— Да еще рвущим на себе волосы, — добавляет Люси. — Вот этого я совершенно не понимаю. Посмотри, волосы с головы, лобковые. А эта фотография в ванне? У нее же половины волос нет. Ни бровей, ни ресниц.
— Трихотилломания, — объясняет Скарпетта. — Обсессивно-компульсивное расстройство. Беспокойство. Депрессия. Ее жизнь — сущий ад.
— Если доктор Селф — общий знаменатель, то как быть с женщиной, убитой в Бари? Канадской туристкой. У нас нет никаких свидетельств того, что она бывала на шоу доктора Селф или просто знала ее.
— Думаю, он тогда еще только входил во вкус.
— Во вкус чего?
— Убийства гражданских лиц.
— Тогда при чем здесь доктор Селф?
— Факт отправки ей фотографий указывает на то, что убийца создал психологический ландшафт и ритуал для своих преступлений. Для него это становится игрой, служит некоей цели. Отделяет от ужаса того, что он творит. Не каждый способен заглянуть в глаза правде — а правда в данном случае заключается в садистском причинении боли, страданий и смерти — и жить дальше. Вот почему для него важно придать своим действиям некое значение. — Скарпетта достает из чемоданчика большой пакет с самоклеящимися листками. — Это уже нечто похожее на религию. Если делаешь что-то во имя Бога, значит, так нужно. Значит, в этом не может быть ничего плохого. Побивать людей камнями. Сжигать их на костре. Инквизиция. Крестовые походы. Подавление инакомыслящих. Он придал значение тому, что делает. По крайней мере так я думаю.
Она направляет на кровать луч белого света и, развернув клейкий лист, собирает на него волокна, волосы, волоски, песчинки, грязь и все прочее.
— То есть ты не думаешь, что доктор Селф важна для него на персональном уровне? Ты полагаешь, что она всего лишь реквизит в его постановке? Что он ухватился за нее только потому, что она имеет доступ в эфир? Другими словами, ее знают.