из степей Тайрана – она дорого стоит, – размышлял атаман. – Я отдаю её тебе, и эти деньги тоже.
Он бросил Гриеру кошель, и тот сцапал его на лету, как ловчий сокол добычу.
– Я забираю девушку и ребёнка!
Это был справедливый расклад. И все это понимали. Но ненасытный Гриер не желал отдавать ничего.
– Нет, брат Далейн, я хотел взять её себе! – возразил Гриер. – Ты, верно, не знаешь, моя женушка померла этой весной. Не достает мне женской ласки одинокими ночами. А эта красотка мне по нраву.
Мара с волнением ожидала итога переговоров, понимая, что в любом случае её судьба незавидна. Она решала теперь для себя, кому из атаманов лучше достаться. Гриер уже дал понять, что жалость ему не ведома. А Далейн…
Там ещё оставалась надежда, почти ничтожная, правда, но всё же оставалась. Уже через миг она поняла, что предпочтёт Далейна.
– Твоя шестая жена тоже умерла?! – удивленно воскликнул он. – Гриер, что ты с ними делаешь, что они у тебя мрут как мухи?
– Ну, как же… Тяжко в лесу-то: голод, холод, болезни… – усмехнулся черноголовый лиходей.
– А может, дело в твоём тяжёлом стальном кулачище, который ты порой к ним прикладываешь? – предположил Далейн.
– Да, брось, я же любя! – расхохотался Гриер, без всяких угрызений совести.
– Тогда женщина моя! – твердо сказал Далейн. Он больше не улыбался. – У нас их тоже недостаёт. А женской ласки не одному тебе хочется…
– Может, решим всё как настоящие мужчины? – предложил Гриер. – Или ты…
– Предлагаешь рожу друг другу набить? – усмехнулся шатен, и солнце высветило в его серых глазах оттенок зелёного. – Что ж, пусть всё решит поединок. Ребята, разойдитесь! Нам понадобится место…
Разбойники отхлынули как волна прибоя от своих вожаков. Кто-то оттащил в сторону Мару.
Девушка в изумлении взирала на застывших, как бойцовые петухи, двух атаманов, стоящих напротив друг друга. Ещё никогда никто не дрался ради неё! Защищая её жизнь – да, но так, ради того, чтобы обладать ею – это было в первый раз! И Мара Джалина почувствовала как к страху за свою судьбу, беспредельно царящему в душе, примешивается всё разгорающийся огонёк интереса.
Поединок начался. И, несмотря на то, что оба этих мужчины угрожали её чести, свободе, жизни и благополучию, девушка не могла оторвать глаз и с замиранием сердца следила за их схваткой, которая скорее напоминала танец. Такими чёткими и грациозными были их продуманные точные движения.
Оба были искусными воинами и умели угадать тактику врага. Пока они ещё не нападали, а скользили рядом друг с другом, делая ложные выпады, изучая манеры друг друга.
Но вот Гриер первым бросился в атаку, проворно, как сорвавшаяся с лука стрела. Далейн сделал одно молниеносное движение, и атаман-брюнет, кубарем перелетев через него, рухнул на землю, устеленную сосновыми иголками. Он тут же вскочил на ноги и, улыбнувшись, воскликнул:
– Отлично, братец Далейн! Отлично!
Атака всё нарастала. Удары становились всё чаще и агрессивнее. Из разбитых губ Далейна тонкой струйкой сочилась кровь, стекая по шее за ворот куртки. Но ещё один его удар свалил Гриера на землю. Тот отбился от Далейна коленом и вскочил. В руках его сверкнуло два острых длинных кинжала. В тот же миг из толпы как два сияющих луча полетели клинки, подобные оружию Гриера.
– Держи, атаман! – крикнул один из разбойников, и Далейн ловко перехватил их налету.
Никто из разбойников не хотел наносить друг другу смертельных ран, и поединок на ножах был скорее забавой. На лицах мужчин играли хищные улыбки.
Но вот Гриер оказался ловчее, выпад – он чиркнул ножом, и алая полоса окрасила правое предплечье Далейна. Шайка разбойников загудела, и Мара поймала себя на том, что непроизвольно громко вскрикнула. Далейн поморщился.
– Я тоже неплох, братец, а? – усмехнулся Гриер. – Может, всё же отдашь мне девчонку?
Вместо ответа Далейн сделал бросок вперёд, и плечо Гриера обагрилось кровью. Черноволосый выругался и бешено бросился в атаку. Звенели клинки. Кричала толпа, подзадоривая дерущихся.
Один из кинжалов выпал из рук Далейна, но он тут же ударил освободившимся кулаком в лицо Гриера, затем локтём, повалил его на землю, прижал животом, и второй кинжал атамана коснулся горла соперника. Гриер ухмыльнулся, откинул оба своих клинка подальше и замер, подчиняясь победителю. Шайка Далейна пришла в восторг.
– Теперь всё честно? – с улыбкой спросил предводитель, одержавший победу.
– В аккурат, братец! – подтвердил, нехотя Гриер.
Стыдно было проиграть, но таковы условия!
– Я предлагал тебе деньги и лошадь, теперь я заберу всё, – сообщил Далейн, вставая. – Впрочем, чтобы твои ребята совсем не повесели голову, серебро, так и быть, оставлю вам. Не грусти, брат – удача ещё улыбнётся вам!
Он протянул руку Гриеру и помог встать на ноги.
– Удача никогда не покидает нас, – ухмыльнулся Гриер. – Просто иногда поворачивается не тем местом! Прощай, брат Далейн!
– Это был хороший бой! – закончил победитель. – Прощай, брат Гриер!
Атаман Далейн подошёл к Маре.
– Ты пойдёшь со мной, – сказал он, глядя прямо ей в лицо.
И Мара убедилась, что не ошиблась, уловив оттенок зелени в его серых глазах.
– Прошу Вас, господин, – снова взмолилась она, – будьте милосердны! Прошу…
– Ты пойдёшь со мной! – твёрдо повторил он, отворачиваясь.
И последняя надежда угасла, как фитилёк догоревшей свечи.
Вышла небольшая заминка: разбойники с трудом справлялись с Майраной, брыкавшейся и норовящей укусить всякого. А Гриер и его шайка поднялись вверх по склону и скрылись за его каменистым хребтом.
Далейн схватил без церемоний руку Мары и двинулся дальше по тропе. Девушка, спотыкаясь, побрела за ним, стискивая зубы, чтобы не разрыдаться. Тогда и золотисто-гнедая лошадка, послушавшись разбойников, пошла следом.
Шайка растворился в лесу…
Логово разбойников представляло собой хитрое сплетение неглубоких каменных пещер и деревянных строений. Но разглядела это Мара, уже войдя в низину, ставшую домом для шайки Далейна (так хорошо скрывал от глаз вертеп грабителей сам природный ландшафт: густые заросли подлеска, могучие деревья и высокие скалы, окружавшие поселение, как крепостные стены).
Мара Джалина чувствовала на себе десятки пристально-следящих взглядов: любопытных, похотливых, недоумевающих, злобных – словом, разных, но от любого из них становилось не по себе. Впереди, как туман, растекалась пугающая неопределённость. Отчаяние и безнадёжность засасывали неумолимо, как трясина на торфяном болоте.
–