- Вполне логично, - замечаю я.
- В принципе - да, но все это время я думал: а вдруг, пока я кручусь возле дома этого типа, какой-нибудь другой тип уже сводит с тобой счеты.
- Тоже логично, - снова подтверждаю я, - но не знаю, говорил ли я тебе, что мой девиз умирать - только в крайнем случае.
- ...и только тогда, когда "плимут" остановился на Риджент-стрит, и я увидел тебя, на душе отлегло.
- Интересно все же, как произошел сам провал... - бормочу я себе под нос.
- Думаю, это было шикарное представление. Есть сведения, что пресса была предварительно подготовлена к небывалой сенсации: "Коммунисты отравляют свободный мир", "Героин - секретное оружие социалистической Болгарии". Представляешь, журналисты, телевидение, кинокамеры... И в заключение - пятнадцать килограммов крахмала...
Он умолкает, чтобы покрепче затянуться сигаретой, потом добавляет:
- Но это только одна сторона провала. Вторая уже подготавливается: множество документов, справок, фотоснимков... Хотя об этом - завтра.
- Это твое "завтра" напомнило мне об одной песенке, - говорю я, - и об одной даме. Все-таки мне следовало бы с ней проститься...
- Он, видите ли, собирается прощаться... Да ты в своем уме? возмущается Борислав.
Я в своем уме. Но ничего не могу поделать со своей памятью. Особенно теперь. Ведь прошлое встает перед нами именно перед лицом смерти, а при каждом отъезде навсегда - что-то в тебе умирает.
Что-то умирает, остаются воспоминания. О хорошем и о плохом. Неприятно отчетливые и совсем смутные, они сливаются одно с другим, возникают и меркнут, подобно расплывчатым отражениям в темной глади Темзы, по которой с мерным рокотом несется наша моторная лодка. Горделивая Линда со своими страхами; Бренда с ее фальшивой грацией; добрая Дорис - здоровый дух в здоровом теле; и добрый старина Дрейк, одинокий вдовец; и Марк, посланник смерти, и Джо, и Майк, и мистер Оливер, и Кейт, и Хильда, и Стентон. Не стоит перечислять многочисленных горилл и всех остальных представителей фауны зоосада под названием Дрейк-стрит и оплакивать всех покойников из ЦРУ. Все эти люди... опасные и безобидные, палачи и жертвы, хитрецы и простачки, те, кто все еще бродит по улицам этого города, чей темный силуэт четко вырисовывается на мерцающем небосклоне, и те, кто, подобно нам, отправились в плаванье вниз по Темзе, только на несколько вершков ниже уровня реки, ведь каждое путешествие подобно умиранию, но случаются и такие путешествия, которые равны полному умиранию.
- Ты, Борислав, смотришь на жизнь слишком прозаически, - укоряю я его. - У каждого есть воспоминания...
Но Борислав, который привык к подобного рода замечаниям, довольствуется тем, что решительным жестом швыряет в реку докуренный до самого фильтра окурок сигареты. Потом плотнее запахивает плащ и, подняв глаза на внезапно прохудившееся небо, залитое электрическим сиянием, констатирует:
- Опять льет.
