— Да, кстати. Там привезли заключенного, сидит в третьей камере. Он буйный. Если услышите, что орет и барабанит, не обращайте внимания.
Улан проявил некоторый интерес:
— А откуда он взялся? Вроде никого не проводили тут…
— Через школу провели, по внутреннему… Случай особый, он симулирует шизика. Запомни…
— Лады…
— Да не «лады», а «слушаюсь», — лениво сказал Корнелий. — Все–таки с муниципальным советником говоришь, а не с тещей… Ну, черт с тобой, сиди…
Он вышел на улицу, неспешно дошагал до угла, а там, огибая территорию тюрьмы, почти бегом — к школьной проходной. Улан здесь был пожилой, усатый. Снисходительно–почтительный.
— Инспектор Мук не появлялся? — бросил Корнелий.
— Появлялись. Вас искали. Очень они взъерошенные какие–то…
— Будешь взъерошенным! Всех детей зачем–то срочно вызывают в школьный сектор муниципалитета. Сейчас поведу… Только в отпуск собрался, а тут… Чиновники чертовы…
Улан сочувственно покивал.
Ребята во дворе стояли у достроенного «балагана» Видимо, они давно и с тревогой ждали Корнелия.
— Антон! Бегом ко мне!
И откуда только такое командирство в тоне? Прямо штатт–капрал Дуго Лобман.
Антон подлетел, встал прямо. В глазах: «Что случи лось?»
— Всем ребятам переодеться в школьное. Сейчас идем на прогулку. Без вопросов. Это важно и срочно. По дороге объясню.
— Хорошо, господин Корнелий… Только Цезарь наверно, не захочет переодеваться.
— Пусть. Лишь бы все выглядели прилично…
Ребята убежали в дом. Кроме Цезаря. Цезарь подошел и сказал тихо, но со скрытым вызовом:
— Вы, конечно, не позвонили.
— Не было возможности. И не было смысла. Я объясню… Возьми с собой курточку, мы уходим надолго.
Цезарь молча ушел к «балагану», поднял с земли гусарку. Издалека бросал взгляды на Корнелия. Маленький, обиженный. Упрямый…
А время шло. Корнелий смотрел на часы, плотно сидя щие на запястье пониже белых точек следов индексной прививки. Крупные зеленые цифры менялись, отмеряя секунды и минуты. А ребят все не было…
«Что они возятся, как старые паралитики!..»
«Не трепыхайся, всего три минуты прошло…»
«Интересно, когда очнется и примется орать и колотить в железо Альбин?.. Надеюсь, я не угробил его…»
«Боже ж ты мой, а до появления той самой щели в храме уже меньше часа…»
— Цезарь, будь добр, сбегай, поторопи ребят… А, вот они!
Мальчики и девочки стали шеренгой — аккуратные, молчаливые. Корнелий вереницей вывел их через проходную (Цезарь — позади всех). Небрежно сказал улану:
— Вернемся, вероятно, к ужину…
Пока видна была проходная, шли неторопливо, парами. Когда свернули в переулок у запертой лавки, Корнелий не выдержал:
— Живей, ребята, живей! Нас могут догнать!
— Быстро… — вполголоса скомандовал Антон, и все ускорили шаг. Почти побежали.
Никто ничего не спросил, только Цезарь глянул сердито и недоуменно.
Тата с забинтованной ногой захромала, Корнелий подхватил ее на руки.
Справа потянулась решетка глухого парка. В одном месте кованые узоры были выломаны. Корнелий сообразил, что, если не огибать парк, а пересечь его, можно сэкономить минут пять и выйти прямо на улицу, что ведет к оврагу.
— Антон, давай туда, в сад!..
В тени векового ясеня они остановились, чтобы передохнуть. И тогда звонко и враждебно Цезарь спросил:
— Куда мы идем?! Почему вы не говорите?!
— На Луга… — выдохнул Корнелий.
Они сбились кучкой. Приоткрытые рты, распахнутые глаза. Тата замерла у него на руках.
— На Луга… Есть способ. Есть дорога. Это будет скоро. Надо спешить… Это не сказка, ребята…
Видимо, они поверили. Сразу. А если кто–то и не поверил, привычка к послушанию сделала свое. Молчали, ждали. И вдруг Тышка сказала протяжно и тонко:
… — Ой, а я синее платье не взяла. И куклу Анну…
«Они ничего не взяли в дорогу! Я дурак… А что надо было взять? Как их там встретят, кто нас примет? Ничего не знаю… Теперь не до того…»
— Там все есть, ребята! Там же — Луга. Там все люди живут без индексов и никто никого не обижает!
«Ты уверен?.. Ладно, хуже не будет…»
Цезарь мягко отступил на несколько шагов, к зарослям бузины. И сказал оттуда:
— Тогда прощайте. Я пошел…
— Куда? — метнулся Корнелий. Хотел опустить Тату, но замер. Понял: при лишнем его движении Цезарь рванется прочь без слов.
— Как это куда? Искать маму и папу, — ответил Цезарь. Чуть удивленно и без враждебности. — Не могу же я их оставить.
«Я действительно идиот! Даже не подумал об этом…»
— Но где ты их найдешь? Тебя схватят, вот и все!
— Не такой уж я глупый!
— Куда ты пойдешь?
— Сначала домой. А если там никого нет к папиным друзьям…
— Ты пойми, что с минуты на минуту в тюрьме подымут тревогу! Тебя, как зайчонка…
— Без индекса–то? Фиг им! — У Цезаря прозвучала сердито–озорная, истинно мальчишечья интонация.
— Ты мог бы уйти с нами, а потом вернуться… — неуверенно сказал Корнелий.
Цезарь глянул печально и снисходительно:
— Зачем? Вы спасаете себя, у вас здесь никого нет. А у меня мама и папа. Вы идите…
Корнелий поймал на себе пристальный взгляд Антона: «А ведь Цезарь прав…»
«Да, но как я могу оставить мальчишку?»
— Чезаре… — осторожно проговорил Корнелий.
Цезарь ответил почти ласково, по–взрослому:
— Если меня поймают, хуже не будет. Посадят опять. А я опять убегу. А если вас поймают — убьют.
— Чек…
Он спиной вдавился в заросли, ветки закачались и сом кнулись. Прошелестел и замер звук стремительного бега. Ребята подавленно«молчали. Потом Антон глуховато сказал:
— Не надо его ловить.
«И бесполезно. И нет лишней минуты. Он один, а этих — тринадцать. И я отвечаю за каждого…»
«И боишься за себя…»
«Да! Да! Но прежде всего я боюсь за них! Это правда…»
— Вперед…
С девочкой на руках, прикрывая ее пиджаком, он ломился через кусты. За ним остальные. Антон замыкал…
Потом — улица с тесно стоящими кирпичными домами. Кажется, не та, что в прошлый раз. Но все равно к оврагу. Крутая тропинка вниз. Кто–то из малышей пискнул, ободравшись в чаще стрелолиста. Кот и Чижик — кубарем. Лючка разорвала подол… Ничего…
Теперь глухая дорожка на дне оврага, среди сырых, пахнущих болотом ольховых зарослей. Под ногами чавкает…
— Ой, я сандаль потерял…
— Неважно. Быстрее, ребята… Давайте друг за дружкой гуськом.
«Гуськом… Гуси–гуси, га–га–га…»
«Неужели это правда? Неужели скоро свобода?»
«А Цезарь?»
«А что я мог сделать?»
Стоп… Присели! Головы в кусты!
Черт, откуда взялся этот мост? Не с монорельсом, а другой, небольшой. В тот раз не было! Значит, сошли в овраге не там, где следовало… А по мосту — ж–жик, ж–жик, ж–жик — один за другим пролетают на дисках уланы… Издалека уланы похожи на черные перевернутые запятые с большими круглыми точками и короткими хвостиками. Кто–то выпустил бесконечную строчку этих запятых, они мчатся, мчатся…
Кого–то ищут? Его, Корнелия? Ребят? Или у них совсем другие дела?.. Все равно, пока они катятся через овраг, путь к храму закрыт!.. Да когда же это кончится? До того моста, с дверью, еще идти да идти. А время летит…
Ну наконец–то! Мост опустел!
— Ребята, бежим…
…Вот он, каменный свод моста, вот она, неприметная железная дверь! Ключ — теплый и очень тяжелый. «Бедняга Альбин… Сам виноват…»
— Антон, возьми Тату, я отопру дверь…
Полумрак, желтые плафоны. Железная плита двери как бы отрезала за спиной весь враждебный мир. Сразу ощущение покоя и безопасности. Почти финиш… Тихо шелестят шаги, настоятель Петр идет навстречу. «Прелат…»
Вот, мы здесь… Мы не опоздали, мы точно…
К сожалению, опоздали… Вы не виноваты, «врата» закрылись раньше. Компьютер ошибся в расчетах, точные сроки трудно предсказать… Пойдемте в келью.
Младшие, видимо, ничего не поняли. Скорее всего, и не расслышали слова. Но Антон, Илья, Дина, Лючка уставились на Петра, потом на Корнелия так, будто вот–вот заплачут. «Все пропало?»
— Пойдемте в келью, — повторил настоятель Петр. И зашагал впереди молчаливой вереницы — легкий, шелестящий.
В келье малыши тесно уселись на топчане, старшие — на табуретах и скамье под фонарной нишей.
— Что же теперь? — тихо спросил Корнелий.
— Думаю…
— Обратно нельзя, — глухо и с нарастающим тоскливым раздражением сказал Корнелий. Нервно хмыкнул: — По крайней мере, мне… При уходе я уложил инспектора. Возможно, насовсем. Не было выхода…
— Расскажите, — сухо велел Петр.
Морщась от непонятного стыда, Корнелий рассказал.
Настоятель Петр по–мальчишечьи присвистнул. И это вдруг сняло с Корнелия и досаду, и тяжелую неловкость.
