Яр-Тур с ревом разрубил одного из своих противников до пояса, обе половинки распались было, но передумали и сразу же срослись.
«Не люди, — облегченно подумал Жихарь. — Значит, и надо с ними не по-людски».
Он подбежал к сросшемуся было стражнику и, прошептав «Всех убью, один останусь», легонько щелкнул его по шлему. Как и в первый раз, голова лопнула, а тело одно воевать не стало, грохнулось на мраморный пол, заливая его бурой жижей.
«Где же Будимир?» — встревожился Жихарь. Птицы было не видать, не слыхать — устыдился Красный Петух, что не разбудил хозяина вовремя.
А Лю Седьмой вел себе совсем нехорошо и не по-геройски: ползал в ногах у десятка окруживших его стражников, махал руками, кричал, что он тут человек случайный, что совсем недавно был награжден шапкой с золотым шариком. И все норовил облобызать врагам обувь.
— Ты, косоглазина позорная! — рявкнул Жихарь. — Что ты там пыль собираешь?
Лю Седьмой подпрыгнул, перелетел через кольцо нелюдей. Они двинулись за Бедным Монахом, но тот следующим прыжком очутился возле побратимов.
Стражники устремились к ним, но все разом повалились, а на полу остались стоять только ноги, обрубленные где по щиколотку, где по колено.
Жихарь вспомнил, как действует Меч, Закаленный Во Тьме, и расхохотался.
— Иногда полезно прикинуться беспомощным трусом, чтобы нанести врагу сокрушающий удар, — самодовольно сказал Лю Седьмой.
— Да ты меня превзошел! — встревожился Жихарь, подсчитав своих и чужих убитых. Он набежал на оставшихся, награждая кого оплеухой, кого подзатыльником. Разрыв-трава продолжала действовать безотказно.
Только Яр-Тур рубился по старинке, без чудес. Отсекши очередную голову, Принц успел поддеть ее кончиком меча и метнуть в самый дальний угол. Голова покаталась-повалялась в поисках туловища, да и успокоилась.
Помаленьку перевели и остальных нелюдей.
— Как не хватало мне доброго сражения! — воскликнул Яр-Тур, вытирая меч вязаной варежкой, подаренной одной из бесчисленных подружек в Окаянии.
— А почему мы здесь очутились? Почему Будимир не пел? — вместо похвалы накинулся на него Жихарь.
Откуда-то из-за угла выбрел понурый петух. Он смущенно и виновато скреб лапою мраморные плиты. Раскаяние птицы было весьма искренним — на камне оставались глубокие царапины.
— Мы все прискорбнейшим образом задремали, сэр брат. Мне привиделось, что дорога привезла меня прямо в мое королевство, и священный камень вскрикнул, когда я присел на него, и заколдованный королевский меч с легкостью вынулся из этого камня, и вокруг меня собрались храбрейшие из храбрых, а подлейшие из подлых расселись на заранее заготовленных кольях. Я уже заканчивал полировку Круглого Стола, когда внезапный удар о стену вернул меня к жестокой действительности.
— Смотри-ка, ты, брат, оказывается, и столярничать мастер! А каких врагов наш молодой дедушка Лю побеждал?
— Мои мечты и грезы, увы, оказались низменными, в глубине души я все еще пекусь о мирской суете. Следует изжить это в себе дополнительной сотней лет отшельничества, — сокрушенно сказал Бедный Монах. — Я очутился в экзаменационной кабинке наедине с кистью и тушечницей. Сразу же принялся писать сочинение на тему «Покорение царства Инь-Шань с помощью соломенной кавалерии» и смог уложиться всего в десять тысяч триста тридцать два иероглифа. Мне вручили красный диплом, новый халат из юнаньского шелка и шапку с золотым шариком… Какой позор!
Только сейчас Жихарь понял, как у него болит голова.
— Мне тоже хвастаться нечем, — вздохнул он. — Так, ерундой какой-то занимался, мстил изощренно, рвал и метал, а о деле и не вспомнил. Да еще и напился — бейте меня и судите! Отныне капли этого винища в рот не возьму, вот только еще пару глоточков сделаю…
Ну, это ему позволили в честь победы.
— Куда же теперь? — Жихарь достал золотую ложку. Она указала на неприметную с первого взгляда дверь в черной стене. Дверь и сама была черная, украшенная только красным знаком: круг, пересеченный зубчатой линией. — Это препона пустяковая. — Богатырь пошел было к двери, но дверь сама с треском распахнулась, и на пороге появился тот самый незнакомец с драбаданской поляны.
Тот, да не тот — он и ростом был повыше, и одет понаряднее, и глаза разноцветные закрыл черными стеклами. Только ухмылка была знакомая, противная и кривая.
Незнакомец оглядел побоище, брезгливо поморщился и щелкнул куцыми пальцами.
Тела нелюдей поползли прочь, на ходу сгребая утраченные головы.
— Я предлагал вам вечную молодость, — негромко, но очень слышно сказал незнакомец. — Этим даром вы пренебрегли. Теперь каждый из вас волен сам выбрать свою смерть.
«А вдруг разрыв-трава поможет и рука не укоротится?» — подумал Жихарь и стал бочком подкрадываться к двери.
Но тут кулак его сам собой разжался, кожа на ладони лопнула, и окровавленный стебелек шлепнулся на пол. Богатырь отступил, облизывая раненую руку.
— Ты все-таки кто будешь? — проворчал он.
— Да, мы имеем право знать имя того, кто грозит нам смертью, — поддержал его Принц.
А Лю Седьмой промолчал — и так, видно, знал.
— Что ж, — сказал незнакомец. — Некоторые в здешних краях наградили меня дурацкой кличкой Мироед. Какая глупость! Они бы, пожалуй, и доктора Фауста объявили кулаком…
— Ничего не понимаю, — сказал Жихарь. — Какой такой кулак? Чей кулак?
— Сэр Мироед весьма древнее существо, и общаться с ним следует на языке древности, — прошептал Яр-Тур, а потом, направив палец на Мироеда, хрипло и гнусаво, безобразно растягивая слова, процедил: — Ты мне очень не нравишься, парень. Очень не нравишься. Ты весь какой-то плохой. Нам с тобой вдвоем слишком тесно в Додж-Сити. Желательно мне, чтобы ты поскорее унес свою поганую рожу из салуна старого Боба Мак-Гроу, иначе мои люди надерут тебе задницу, как они сделали это с твоими паршивыми койотами, потому что я здесь босс, усек?
Мироед несколько раз хлопнул в ладоши:
— Великолепно, так оно все и было. Но, как говаривал примерно в те же годы великий Клинт Иствуд — «Джон Уэйн не может выстрелить в спину, а я могу».
Что с удовольствием и сделаю. Так как же все-таки насчет смерти, ребята?
Учтите, я далеко не каждому даю право выбора.
Бросаться на него было бесполезно, они это уже знали. Будимир ходил как чужой. Не мычал и не телился, поскольку он все-таки птица, а не крупный рогатый скот.
Принц решительно отстранил Жихаря и шагнул вперед.
— Я, разумеется, желал бы погибнуть в схватке с достойнейшим из противников.
— Браво, браво! — Мироед глумливо раскланялся. — Иного ответа я и не ожидал. Пожалуйста, выбирайте!
Он взмахнул рукой, я вдоль стены выстроились десятка три воинов. Некоторые были в железных доспехах, подобных тем, что носил когда-то Яр-Тур, другие закрывали грудь лаковыми черными пластинами и сжимали недлинные, слегка изогнутые мечи, были голоногие герои с конскими гривами на шлемах, были чернокожие поединщики в шароварах и тюрбанах. Один из возможных Принцевых супротивников был одет лишь в медвежью шкуру и угрожающе потрясал простой дубиной, а еще один, в странной пятнистой одежде, держал наперевес толстую трубу неясного назначения. Туловище его перекрещивали загадочные ребристые ленты.
— Это все мороки, доблестный Яо Тун, — шепнул Бедный Монах. — Несколько капель собачьей крови немедля изгонят их.
— Ни один из ваших выкормышей не годится мне в противники, — сказал Принц, вскидывая и без того гордую голову. — Невелика честь победить призрака, а еще меньше того — быть сраженным мнимой рукой. Дайте мне соперника из плоти и крови.
— Вы все еще воображаете себя королем, юноша? Вы считаете, что вашего вызова не достойны ни Аякс, ни Бу Волосатый Носорог, ни даже сам старина Арни? Верно сказал когда-то один умный лицедей: «В Америке невозможно ставить Шекспира, ибо в представлении актеров король — это такой парень, который время от времени нацепляет корону и залезает на трон».
— Вы в совершенстве владеете древним слогом, сэр Мироед, но я мало что понял…
Пока Мироед с издевательским наслаждением объяснял Яр-Туру, что он имел в виду, Лю Седьмой управился с призрачным воинством.
Мироед поглядел на образовавшееся пустое место и сказал:
— Это ничего не значит. Род и вид смерти я определю сам. Ну, а ты, рыжий наглец, какой бы хотел видеть свою погибель?
Не задумываясь и не кривя душой, Жихарь молвил:
— А хотел бы я, дядюшка, помереть глубоким старцем, весьма преклонных лет, в своей постели, на пуховой перине, и чтобы вокруг толпились дети, внуки и правнуки, чтобы плакали и причитывали: «Деда, деда, не помирай! На кого ты нас, горемычных, оставляешь?»
— И это нетрудно. — Мироед опять взмахнул короткопалой рукой, и на том месте, где стояли недавно разномастные поединщики, воздвиглась здоровенная кровать под балдахином. Вокруг кровати толпилась едва ли не сотня народу, от седых мужиков до бесштанных детей. Все они в голос рыдали и расписывали достоинства Жихаря при жизни, так что шум поднялся неимоверный. А пуще всех убивалась по богатырю маленькая старушка, скоропостижная вдова. — Ложись — и через малое время скончаешься от старости, как и желал.
