Нет, потом, – не нужно кофеин в себя лить если собираешься на что-то серьезное. Там и так возбудишься, стимуляторы не нужны. – Ярек со мной пойдет.
Лицо ее закаменело, чашка со стуком встала на блюдце, кофе расплескался.
Ты уже совсем рехнулся? Я не отпущу.
Понимаешь, – я подался вперед, опираясь на локти и глядя ей в глаза – серые и злые, – у нас нет выбора.
Майк.
Майк старый и медленный, но дело совсем не в этом, – я пытался понять, слышит ли она меня вообще или уже слышит только себя. – Если мы с Майком вдвоем погибнем, то вы останетесь здесь навсегда. И погибнете тоже.
А если вы погибнете с Яреком, то мы не погибнем?
Она тоже подалась вперед, так, словно собиралась вцепиться мне в глаза.
Вы с Сашкой останетесь в живых. И Майк довезет вас до Портсмута, а там на лодку сядет еще и Майк-младший, и вдвоем они вас хоть вокруг света провезут.
У нас еды не хватит на вокруг света, ты это понимаешь? Мы все равно погибнем.
Вы найдете других людей. Люди наверняка выжили, где-то они есть. Пойдете на острова в Канале, на Джерси, например, туда вам продуктов хватит и там можно будет выжить. Есть шансы. А если погибнет еще и Майк – шансов нет вообще. Никаких.
Она смотрела на меня явно желая но боясь задать вопрос. Но я на него и так ответил, провидцем не надо быть, чтобы его угадать:
Один я не справлюсь. Кто-то должен прикрывать сзади.
Янина так ничего и не сказала. Она просто долго смотрела на меня, пока на глазах у нее не появились слезы, затем она вскочила, швырнула за борт чашку, кофейник – и ушла в рубку.
Я выиграл, но никакой радости от такой победы не испытал. Совсем. На душе тоска хоть вой. Хоть бы она понимала, что мне такие решения даются даже тяжелее чем ей, наверное, просто… просто деваться все равно некуда. Не-ку-да. Все. Или так, или нам хана. Одно могу сказать, что если я смогу спасти сына разменяв себя на него – я и секунды думать не буду. Может быть поэтому она ничего и не сказала, потому что знает. Я за любого из них себя хоть под пресс, хоть на органы продам, никаких проблем и сомнений.
От трагического до смешного всего один шаг и это работает при любых обстоятельствах. Я думаю, что и у адских врат обреченные грешники хохочут если есть повод. Сын появился из каюты во всем блеске настоящего крутого парня – на нем были огромные джинсы висящие ниже задницы, такая же гигантская майка и кепка с блестящей этикеткой на козырьке, причем козырек этот смотрел вбок. Кроссовки были тоже из тех, что покупались вроде как для спорта в "Футлокере" и каждый раз оказывались попугайской расцветки, блестящими и с вывернутыми наружу языками.
Заинько, ты с ума сошел? – первое, что смог сказать я, когда продышался после согнувшего меня пополам приступа хохота. – Ты в кого вырядился?
В этом весь Ярек, ему лишь бы выглядеть крутым и модным. При этом самое ценное его качество – полное отсутствие застенчивости, его невозможно высмеять, задеть или оскорбить, как над ним не смейся – он радостно с тобой соглашается. но ничего не меняется.
Гангста, – уверенно сказал он.
Я те щас дам гангсту, – так же уверенно ответил я. – Нас так убьют и сожрут когда ты в своих одежках запутаешься и когда штаны свалятся.
Я подтяну когда пойдем.
Ты подтянешь прямо сейчас, – заявил я. – А если точнее, то сменишь на треники, – треники – это единственное него, что можно натянуть выше задницы, а не ниже. – И кроссовки должны быть те, в которых ты в спортзале, понял?
Он закатил глаза, но спорить не стал, просто повернулся и вразвалочку, по-утиному, как настоящий гангста из гетто, потопал в каюту. Сидящий рядом Майк с интересом слушал беседу, но не комментировал. Ярека его же присутствие никак не смущало, его вообще ничего и никогда не смущает. Тоже ведь, наверное, очень полезное в жизни качество, завидовать можно.
Вернулся он минут через пять, при этом выглядел почти нормально. Почти.
Штаны выше, – указал я пальцем. – Не в негров из гетто играем, нас убить могут. Ты думай хоть иногда, что ли.
Вот я прямо под свисающей майкой не разгляжу где пояс штанов. Я ведь только на пояс смотрю, а не на то где мотня висит.
О-кей, – сказал он, скроив недовольную рожу и подтянув треники почти до требуемого уровня.
Ярек, мне проще самому пойти чем с таким помощником.
Проняло. Он вдруг еще подтянул штаны и изобразил внимание. Это нормально, это у него вроде как знак примирения, подчинения несправедливостям этого мира.
Держи, – я выложил на стол семизарядный "фабарм" и бандольеро с патронами. – Картечь. В пистолете патрон в патроннике?
Всегда! – гордо заявил он.
К пистолету он привык. Янина не привыкла к тому, что он с пистолетом, но он с оружием уже свыкся, сжился, что важнее всего. Люди не понимают того, что несчастные случаи с оружием чаще случаются у людей к нему непривычных. Это как в армии у нас старались бойца держать подальше от оружия насколько возможно, а в результате на войне, когда люди с оружием постоянно, несчастных случаев хватает – нет у людей рефлексов, "сживаемости" с оружием, нет тактильной памяти, нет рефлексов.
Так надевай ремень, чего ждешь? Четыре магазина чтобы с собой было, понял? И инструменты ты понесешь, будешь подавать.
План решили не усложнять, действовать в лоб. Майка оставил на палубе, лежащим с винтовкой на матрасе, наказав стрелять прямо по марке прицела, если придется стрелять. Но стрелять все же только в самом крайнем случае. Мы же с сыном уселись в "зодиак" и подъехали к причалу – как раз напротив на него можно было подняться по уходящей в воду бетонной лестнице.
Главное – тихо, – продолжал я напутствовать Ярека пока лодка походила к берегу. – У меня карабин тихий, так что огонь веду в случае чего. Обнаружил цель – сообщи, я отработаю. Твой дробан для самых крайних случаев, когда я уже не успеваю, понял?
Понял.
Постоянно контролируй наши "шесть", то есть сзади. Я смотрю вперед, ты постоянно оглядываешься. Я с чем-то вожусь – ты стоишь ко мне спиной и работаешь вместо глаз на затылке.
Понял.
Уже всерьез отвечает, проникся. И потряхивает его, я вижу, но это ничего, меня тоже потряхивает. Сейчас дело пойдет и втянется, все нормально будет.
Лодка тюкнулась в бетон, чуть отскочила назад, но Ярек уже ухватился за перила и подтянул ее обратно. Набросили и затянули нейлоновый трос, выбрались, стараясь не поднимать головы из лестничной "ямы". Затем я выглянул, огляделся – нет, никого и ничего поблизости не видно. Я, кстати, для себя так и не решил, именовать психов "кто" или "что". Вот в английском языке все просто: если человек, то he или she, а не человек – то по-любому it, хоть вещь, а хоть и животное. Или монстр. Thing, даже фильм такой был – The Thing. На русской его перевели как "Нечто", но это не совсем верно, просто перевод в одном слове или даже в двух у этого понятия невозможен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
