— Вперед! Иди вперед! — ответил ему Дэмон каким-то сдавленным, едва слышным на фоне ухающих орудий и разрывающихся гранат голосом. — Вперед! — показал он Ребу властным взмахом руки.
— Нет, я не уйду от вас, капитан. Я не оставлю вас здесь в таком положении.
— Вперед, Реб! Это приказ. Я приказываю, понимаешь? Разверни своих солдат в этой полоске леса до того, как немцы начнут обстреливать позиции.
Но Рейбайрн не обращал на слова командира никакого внимания. Что с ним произошло? Неужели он не понимает, что необходимо делать сейчас? Надо внушить ему еще раз. Если солдаты не успеют укрыться, то…
Дэмон не заметил даже, как снова упал. Он понял это только тогда, когда увидел, что Рейбайрн, неумело перебирая руками моток белого марлевого бинта, пытается перевязать его рану.
— Реб, ты неуклюжий дегтярник.[23] Неужели ты не найдешь себе другого занятия? — спросил Дэмон и сразу же пожалел о своих словах, потому что увидел на руке Рейбайрна тянущуюся от кисти до локтя свежую кровавую рану. — Помоги мне встать, — потребовал Дэмон.
— Вставать нельзя, капитан. Ваша нога чуть не оторвана, а вы — вставать.
— Ни черта с ней не будет, — пробормотал Дэмон и попытался встать, но, громко вскрикнув от невыносимой боли, тут же снова упал на землю. Да, видно, ничего уж не сделаешь, придется покориться.
— Я доставлю вас в тыл. Клянусь, я доставлю вас в тыл, капитан, потерпите немного…
— Доставишь, доставишь… Только перевяжи сначала свою рану, — проворчал Дэмон. В голове у него прояснилось, но он по-прежнему чувствовал неприятную боль в ноге, и эта боль то усиливалась, то ослабевала.
— Капитал, мы закрепились на захваченной позиции, — раздался голос неожиданно приблизившегося Зиммермана. Он был без каски, тяжело дышал, но чувствовал себя, по-видимому, вполне уверенно. Из пистолета в его правой руке все еще тянулась едва заметная ниточка дыма. «Как и я; как и я после боя на ферме Бриньи», — подумал Дэмон.
— Я организовал сектор обороны на случай контратаки, — продолжал Зиммерман. — В строю осталось сорок семь человек, капитан.
— Сорок семь? — тихо спросил Дэмон.
— Так точно, сорок семь.
— А где лейтенант?
— Тяжело ранен, сэр. Он без сознания.
— А как дела на левом фланге? Вам не мешало бы связаться с Бэллардом.
— Капитан Бэллард убит, сэр.
— Гм, тогда Рассо. У Рассо должен быть…
— Я не знаю, где он, капитан. И никто не знает. Здесь придется полагаться, по-видимому, только на самих себя.
Дэмон молча кивнул. Сорок семь. Неожиданно на него нашла какая-то слабость. С Рейбайрном тихо разговаривал Монтилоун и еще один санитар; вокруг сновали какие-то не совсем обычные, как ему казалось, фигуры. Почему они никак не успокоятся? Ему необходимо узнать, считает ли Вейберн все еще необходимым, чтобы они продвинулись до второго рубежа наступления, как это было запланировано вначале, если, конечно, Боллард и Рассо удерживают свои позиции. Но Бэллард, кажется, погиб…
— Помогите мне подняться, — приказал он Зиммерману.
— Вас лучше отправить в тыл, капитан. Ваша рана серьезна.
— Чепуха, — ответил Дэмон, — я останусь здесь. А где Гилетти?
— Убит, сэр.
— Господи, ну тогда Гентнер! Надо как можно скорее послать донесение командиру батальона. И попробуйте сейчас же установить связь с первой ротой.
— Но, капитан…
— Я же сказал, вам, что остаюсь здесь. Пока здесь есть хоть один солдат — я никуда не уйду.
Но силы оставили Дэмона: в глазах у него потемнело, все предметы и люди закружились в бешеном круговороте, они то казались ему необыкновенно яркими, то становились совсем тусклыми. Он упал на спину, его лихорадило. Наклонившийся к его лицу Зиммерман что-то говорил, но Дэмон не воспринимал ни одного его слова. Дэмон улыбнулся, согласно покивал головой и похлопал Зиммермана по плечу.
— Вы молодец, Гарри, — сказал он. — Вы станете хорошим офицером, одним из лучших. Рота теперь ваша. Хорошенько заботьтесь о ней. Лучше этой роты вы нигде не найдете. Свяжитесь с первой ротой. Командир батальона без задержки пришлет вам подкрепление, на него можно положиться…
Сказал ли он все это Зиммерману? Колдуэлл был теперь далеко, он генерал, командует дивизией… Лицо Зиммермана очень уставшее; вокруг глаз залегли тысячи мельчайших морщин. Но это еще ничего. Впереди его ожидает еще большая усталость, и вокруг глаз появятся новые морщины. Важно то, что рота в хороших руках, а это уже кое-что.
Небо сплошь заволокли тяжелые дождевые облака, воздух стал невыносимо холодным. Дэмон видел, что вокруг него все еще снуют люди; они казались ему могущественными, деятельными, способными жить и двигаться, не сравнимыми с ним, охваченным лихорадящей дрожью и непреодолимой слабостью. Головокружение усиливалось. Дэмон понимал, что не может встать на йоги, как бы ему ни хотелось этого. Его все-таки тоже свалило, и выхода из этого положения нет. Единственное утешение — рота остается в хороших руках; он был готов держать пари на свой последний франк, что это так. Если Гарри поторопится и установит связь с первой ротой, то…
Светит яркое солнце. На лицо Дэмона то и дело падают непривычные, отливающие серебром лучи. Он смотрит прямо перед собой, но, кроме чьих-то покачивающихся плеч, ничего не видит. Вот плечи куда-то исчезли и он увидел небо, чистейшей голубизны небо, потом снова мерцающие лучи октябрьского, клонящегося к закату солнца…
Где-то позади раздался отрывистый голос Рейбайрна:
— Хорошо, Наджент, давай отдохнем.
Дэмон зажмурил глаза. Его не покидало ощущение какой-то невесомости, странные, неведомые силы то раскачивали его из стороны в сторону, то плавно подбрасывали вверх. И ужасная боль. Она накапливалась где-то внизу, подкатывалась жгучим конусом к голове и взрывалась там. «Господи! Ох, господи!» Дэмон понял, что громко стонет, и тотчас же заставил себя замолчать. Почему его несут так долго? Сколько еще будет продолжаться эта невыносимая тряска? Сколько еще часов терпеть жгучую боль? Когда наконец его оставят в покое?
— Ничего, ничего, капитан, — тревожный, запыхивающийся голос Рейбайрна. — Потерпите. Осталось уже совсем немного…
Замощенный булыжником двор. Облезшая коричневато-желтая стена с трущимися об нее шишковатыми ветвями яблонь. Ужасно холодно. Никогда в жизни Дэмону не было так холодно, как сейчас. Кто-то наклонился к нему и что-то спросил, но Дэмон ничего не понял. Он хотел попросить, чтобы вопрос повторили, но человек уже исчез. Дэмон медленно повернул голову вправо: обращенное к кому-то вверх гневное широкое лицо, настолько гневное, что Дэмону стало страшно.
Его опять подняли. Снова ужасная боль пронизала тело; боль, от которой темнеет в глазах и мутнеет сознание. Чтобы не закричать, Дэмон прикусил нижнюю губу. Фермерский дом. Длинная белая стена, по которой во все стороны разбегаются змейками трещины. Резкий, обволакивающий запах газа, спирта, йода и гашеной извести. Запах боли. К Дэмону наклоняются несколько человек. Лицо одного из них, очень морщинистое, очень усталое, расплывается в холодной улыбке.
— Господи, помилуй! Сэм Дэмон! Никак не верится, что они все-таки уложили тебя.
Гимлет Гардинер. Старый ворчун, костоправ из северян, с белой щетиной давно небритой бороды и прищуренными, опухшими от усталости глазами.
— Ненадолго, — ответил Дэмон нетвердым дрожащим голосом и тут же понял, что говорит неправду. — Ну что ж, батенька, давай посмотрим, что у тебя здесь такое.
Опять острая, пронизывающая все тело нестерпимая боль. «О боже!» — застонал Дэмон, не выдержав, но тотчас же поднес руку ко рту и, впившись зубами в тыльную сторону кисти, замолчал. В глазах потемнело, боль уменьшилась.
— Доктор! — оперевшись на локоть, Дэмон попытался чуть-чуть приподняться, но чья-то сильная рука удержала его. — Как мои дела, доктор, рана опасна?
— Гм… Здесь есть над чем поработать… Могу заверить, батенька, что от танцев на некоторое время придется воздержаться.
— А ее не… — Не решаясь произнести страшное слово, Дэмон запнулся. — …Я не останусь без ноги, доктор?
— Что? Конечно, нет, — резко ответил Гардинер чрезвычайно раздраженным тоном. — Что за дурацкая мысль! Успокойся, все останется на месте.
Дэмон закрыл глаза. От радости он готов был заплакать. Лишь бы уцелела нога, на все остальное наплевать, черт возьми.
Глава 9
Красивое лицо только что появившейся в проходе мисс Поумрой было сегодня необыкновенно радостным, ее выбивающиеся из-под накрахмаленного колпака светлые волосы сияли, как золотой венец.
— О, у меня замечательные новости! — крикнула она своим мягким, чуть хрипловатым голосом. — Чудесные новости, и я хочу, чтобы сегодня все вы были хорошими, послушными, чтобы никто из вас не произнес ни одного сердитого слова. Война почти закончилась! Подписано перемирие! В одиннадцать ноль-ноль! — Вскинув левую руку и посмотрев на часы, она продолжала: — Десять минут назад. Вы только подумайте, десять минут назад подписано перемирие! — Она бросила «Франс-Суар» Уоррентону и, как в мольбе, сложила руки. — Одиннадцать часов. Нет, вы представляете, в одиннадцать часов, одиннадцатого числа и в одиннадцатом месяце! Это же потрясающе!
