Наконец, слуга отстал от них, оставив вдвоём у края стола, у большого блюда, на котором в несколько рядов были выложены какие-то оранжевые гады, пахнущие отчего-то почти что раками.
— Креветки, — буквально простонал Настоятель и нежно, будто ласкал женщину, взял с блюда одну из тварей. — Белого вина, — сказал он подошедшему слуге, — а моему спутнику — красного, и покрепче.
— Уже можно есть? — проворчал Валлай, подбираясь к поросёнку.
— Только не чавкай слишком громко.
— Я вообще не чавкаю, — пробубнил рубака с набитым ртом. — Я, конечно, никакой не скважечник, но манерам меня обучали. — Прожевав кусок свинины, он подцепил двумя пальцами паштет прямо из миски и сунул в рот. — Ладно, за такую еду можно простить всё.
— На тебя смотрят, — сказал Настоятель, ковыряя уже второго гада.
— Мы убийца и фанатик, какое тебе дело до чужих взглядов?
— То есть ты специально?
Валлай залпом выпил предложенный бокал вина и ухмыльнулся. Жрец закатил глаза. Но он смеялся, пусть и пытался скрыть смех за бесстрастным выражением лица. В подтверждение мыслям рубаки Настоятель произнёс:
— Возьми креветку. С ней ты будешь смотреться более утончённо.
— Я не ем насекомых.
— Просто подержи в руках, так тоже сойдёт.
— Я хочу подержать в руках заднюю ножку вот этого порося.
— Единый, хорошо, что моя мать тебя не видит.
— Что, решила бы поучить меня манерам?
— Решила бы затащить тебя в постель, насколько я знаю её предпочтения.
— Твоя нежная жреческая душа такого бы не выдержала?
Настоятель раскрыл уже рот, чтобы ответить, но тут один из слуг громко хлопнул в ладоши и пафосно изрёк:
— Герцог Олистер!
Олистер вышел к гостям с лёгкой улыбкой на губах. За эти три года он практически не изменился, разве что седины в бородке стало чуть больше. Он был всё тем же некрупных худощавым мужчиной с нервным лицом и манерой держать себя так, словно весь мир обязан ему за одно только его появление на свет.
Увидев рубаку и жреца, герцог улыбнулся им, как родным, и буквально подлетел к ним.
— Дамы и господа, думаю, многие из вас задавались вопросом, что же это за таинственные гости посетили наше скромное мероприятие, — хорошо поставленным голосом проговорил он. — Поспешу представить. Господин Валлай командовал лёгкой конницей Славного отряда Гризбунга Свирепого в Битве при айнсовских бродах. Как всем хорошо известно, именно атака лёгкой конницы повергла армию завоевателей в бегство и довершила разгром. Думаю, герой заслужил аплодисментов.
Олистер взглянул на собравшихся, и улыбка на его губах стала жёсткой. Раздались жидкие аплодисменты.
— А господин Ангиур был настоятелем храма Единого в Новом Бергатте. Именно его усилиями и усилиями его братьев удалось предотвратить распространение страшной заразы, унёсшей зимой тысячи жизней в тех краях.
На этот раз аплодисменты последовали без подсказки. Олистер, скорбно покивав, участливо спросил:
— Настоящая трагедия, да, Ангиур?
— Вы правы, милорд, чудовищная.
— Как многие догадались, Ангиур не простой жрец, он — младший сын госпожи Аклавии, которая является духовной наставницей некоторых из собравшихся и моей в том числе. — Олистер повернулся к рубаке и жрецу и, широко улыбнувшись, произнёс: — Мой дом — ваш дом. Угощайтесь, пейте, а я пока поздороваюсь с другими гостями лично.
Олистер пружинистой походкой направился к ближайшей женатой паре, оставив красного, как рак, Валлая и абсолютно невозмутимого жреца.
— Я ни хрена не понял, кто все эти люди, но зато понял, кто здесь главный, — сказал рубака и залпом допил вино.
— Ты не понял, кто эти люди? — фыркнул жрец. — Так давай я тебе объясню без имён и титулов. Вон тот управляет королевской казной. А вон у того земли больше, чем у кого-либо в стране, не считая короля, конечно. А жена вон того — двоюродная сестра королевы. И так далее. Улавливаешь, кому тебя сейчас представили?
— А зачем меня им представили? — зло спросил Валлай. — На кой оно мне?
— Если переговоры с Олистером пройдут хорошо, поймёшь. А ты здесь именно для этого. Этот человек понимает силу денег и влияния и пользуется ими, как никто другой, но действительно уважает только силу оружия. И, кажется, пока всё идёт, как надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я здесь — что?
Настоятель закатил глаза, но на этот раз в выражении его лица не было ни капли иронии.
— Думаешь, за каким хреном мать приказала тащить тебя сюда? Для моей безопасности? Мог бы сгодиться кто угодно, и, поверь, я и сам вполне могу постоять за себя. Когда мы узнали, кто ты такой на самом деле, было решено сделать тебя моей правой рукой в нашем правом деле. И козырной картой в переговорах с Олистером. — Ангиур пристально посмотрел Валлаю в глаза. — Да, я знал, кто ты такой. Вернее, кем ты был. Мне нужно было выяснить, что ты за человек, Валлай. И ты меня не разочаровал. Я ожидал истории про Битву при айнсовских бродах и хвастовства личным знакомством с королём в первый же вечер путешествия, когда напоил тебя до беспамятства. Но ты травил какую-то байку про пьяные разборки в борделе, а потом, насупившись, уткнулся в одну точку и заливал в себя эль. Я ждал этого каждый вечер, но ты молчал. В конце концов, я думал, ты скажешь, что лично знаешь Гризбунга, когда ты признался, что участвовал в битве. Но ты по старинке назвал его Ёбнутым Гризом и лишь пожимал плечами, когда я читал тебе нотацию. Ты всё узнаешь, Валлай. Всё. Но позже, после того, как мы поговорим с Олистером. А теперь тихо, к нам идут.
Настоятель широко улыбнулся и поприветствовал кузину королевы. Валлай же сосредоточился на блюде с поросёнком, даже не пытаясь слушать их разговор. На душе было гадко.
Боги, на кого он обиделся? На нанимателя? Наёмный убийца обиделся на то, что его используют, как пешку, платя при этом деньги?
Рубака тяжело выдохнул и выбросил эти мысли из головы. Сначала он доест ногу, а потом пойдёт к блюду с куропатками. Хоть это скрасит досуг перед переговорами.
А он терпеть не мог переговоры.
***
— Как думаешь, осталось здесь пять сотен всадников?
Валлай оглядел лагерь разбитой армии и пожал плечами. Зрелище было жалким. Горело с полдюжины больших костров и примерно вдвое больше мелких. Люди, по большей части кутающиеся в плащи, спали вповалку, и лишь некоторые из них бодрствовали, уткнувшись носами в огонь — под утро сильно похолодало. Ни о каких часовых речи не шло, кони разбрелись в поисках пищи — овёс остался в обозе, а сам обоз до сих пор оставался по ту сторону Малой Крейны. То есть находился в полном распоряжении противника.
— Думаю, что явись мы сюда с полусотней парней, взяли бы в плен самых важных, а остальных разогнали. А с тремя сотнями взяли бы всех до единого.
Гризбунг осклабился и хлопнул Валлая по спине.
— Так и сделаем, Бычара. Если, конечно, переговоры пройдут неудачно. А пока поехали-ка вон к тому костру. Мне кажется, я вижу знакомых.
Наёмники проехали через жалкое подобие лагеря. На них косились, но никто ничего не говорил, лишь один из рыцарей в дорогом доспехе, залитом подсохшей кровью, плюнул им вслед.
— Я тебя запомню, — сказал Гриз, не оборачиваясь. В ответ раздались тихие проклятия.
Наёмники двигались к самому большому костру, у которого сидело около десятка человек. Они тихо переговаривались, и голоса их были растерянными, злыми, нервными. Очевидно, решали, что делать дальше. А что тут сделаешь? Оставалось только бежать домой либо отдаваться в руки победителя, надеясь на снисхождение.
— Это тебя подвесят за яйца, Олистер! — неожиданно перешёл на крик один из спорящих. — Тебя и никого другого! Все помнят, что ты творил в Горливе два года назад! Кто сжёг Альгартова тестя вместе с замком и всеми, кто там засел?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты тоже там был, — резко ответил человек, сидящий к наёмникам спиной. — Думаешь, тебя пощадят?
— Я был там, да. Но отдал приказ ты! Ты и никто другой! А всё потому, что твой папенька его дико ненавидел, да?
