Иисус никогда не предлагал четкого определения Царства; вместо этого он представлял свое видение Царства опосредованно через ряд историй. Выбор образов, сделанный им, говорит сам за себя: повседневные зарисовки из жизни крестьян, рыбаков, женщины, пекущие хлеб, купцы, покупающие жемчуг.
Царство Небесное подобно крестьянину, идущему засевать свое поле. Каждый крестьянин знает, что не все посеянные зерна дадут урожай. Некоторые упадут на каменистые почву, некоторые будут склеваны птицами и съедены полевыми мышами, некоторые будут забиты сорняками. Все это кажется естественным для крестьянина, но звучит как ересь для основателя государства, каким мы его себе обычно представляем. Разве царей оценивают не по их силе, не по их способности навязывать свою волю народу, не по их умению бороться с врагами? Иисус указывал на то, что Царство Божие не обладает неодолимой силой. Оно основано на смирении и скромности и сосуществует со злом — слова, которые, без сомнения, доставили мало удовольствия патриотически настроенным евреям, целью которых было восстание.
Если мы рассмотрим горчичное семя, то увидим, что оно настолько мало, что может упасть в землю и лежать незамеченным ни людьми, ни птицами. С течением времени, однако, из этого семени вырастает куст, превосходящий по своим размерам все остальные растения в саду, куст такой большой и пышный, что птицы прилетают к нему и вьют свои гнезда в его ветвях. Царство Божие устроено примерно так же. Поначалу оно настолько мало, что люди насмехаются над ним и считают, что у него нет ни малейшего шанса на успех. Но, несмотря на все это, Царство Божие разрастется и раскинет свои ветви по всему миру, укрывая в своей тени больных, бедных, заключенных, отвергнутых любовью.
Царство Божие подобно бизнесмену, который специализируется на редких украшениях. Однажды он находит жемчужину настолько прекрасную, что она достойна вызвать зависть принцессы. Поняв ее ценность, он отказывается от всего своего дела, чтобы купить ее. Хотя эта покупка стоит ему всего, что он имеет, он ни на секунду не жалеет об этом. Он совершает сделку с радостью, видя в ней главное достижение своей жизни. Это сокровище переживет его, просуществовав еще долгое время после того, как его имя исчезнет. Царство Божие устроено примерно так же. Жертва — отрекись от себя, возьми свой крест — оказывается умным вложением, то, что оно принесет, не огорчает, а несказанно радует.
Это те истории, которые рассказывал Иисус. Однако, когда я всматриваюсь в притчи о Царстве, я понимаю, как сильно мое собственное понимание отдалилось от этих примитивных образов. Обычно я представляю себе такое же царство, какое представляли себе евреи: осязаемое, могущественное. Я думаю о Константине, возглавляющем свои войска, о крестах, сверкающих на латах его солдат, с девизом «Сим победим». Я думаю об армиях, марширующих по простыням с той конференции, посвященной вопросам популяризации Священного Писания. Очевидно, мне необходимо снова услышать, как Иисус описывает Царство Божие.
Те из нас, кто живет в двадцатом столетии, в эпоху, которая почти не знает настоящих «царей», рассуждают о царствах с позиции силы и антагонизма. Мы — дети революции. Два века назад в Соединенных Штатах и Франции угнетенные восстали и свергли правящие силы. Позднее в таких странах, как Россия и Китай, марксисты возглавили восстания под знаменем идеологии, ставшей затем своего рода религией: они действительно начали представлять историю как результат классовой борьбы, или как диалектический материализм. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Нам нечего терять, кроме собственных цепей!» — восклицал Маркс, и так они и поступали в течение большей части нашего столетия.
Некоторое время я пытался читать Евангелия глазами теологии освобождения. Я вынужден был прийти к выводу, что Царство Божие может означать что угодно, но только ни в коем случае не призыв к насильственной революции. Евреи первого века нашей эры, без сомнения, желали такого переворота. Лозунги были ясны: угнетенные евреи свергают плохих римлян — язычников, которые собирали налоги, торговали рабами, управляли религией, искореняли сектантство. Под давлением этих обстоятельств зилоты бросили клич, очень похожий на лозунг Маркса: «Евреи, объединяйтесь! Сбросьте свой цепи!» Но весть Иисуса о Царстве имела мало общего с политикой антагонизма.
Насколько я понял Евангелия, Иисус, похоже, провозглашал двоякую весть. Для угнетателей он находил слова предупреждения и осуждения. Он относился к исполнительной власти с легким презрением, называя Ирода «эта лисица» (еврейское выражение, описывающее бесполезного или незначительного человека) и соглашался с тем, что нужно платить церковную подать, «чтобы нам не соблазнить их». Он не придавал большого значения политике; это, скорее, власти пытались уничтожить его.
Угнетенным, составлявшим его основную аудиторию, он предлагал весть об утешении и воздаянии. Он называл бедных и гонимых «блаженными». Он никогда не призывал угнетенных восстать и сбросить свои цепи. В таких выражениях, которые, должно быть, шокировали зилотов, он призывал: «Любите врагов ваших». Он взывал к другому виду силы: к силе любви, а не к физической силе.
Люди, которые воспринимали Иисуса как своего спасителя в политическом плане, были постоянно сбиты с толку тем, как он выбирал своих спутников. Он получил известность как покровитель сборщиков налогов, той группы людей, которая четко идентифицировалась с иноземными эксплуататорами, а не с теми, кого они эксплуатировали. Хотя он и отвергал религиозную систему, существовавшую в его дни, он с уважением относился к таким лидерам, как Никодим, и, хотя он высказывался об опасности, которую несет власть денег и насилия, он выказывал любовь и сострадание по отношению к молодому богатому правителю и римскому центуриону.
Короче говоря, Иисус уважал достоинство человека независимо от того, был он с ним согласен или нет. Он не собирался основывать свое царство на базе расовых, классовых или иных различий. Любой, даже полукровка, имевшая пять мужей, или вор, умирающий на кресте, могли войти в его Царство. Человек был важнее, чем любая категория или ярлык.
Я чувствую вину, вспоминая об этом качестве личности Иисуса, когда участвую в каком–либо деле, в которое сильно верю. Как легко присоединиться к политике антагонизма и оказаться в рядах пикетчиков, кричащих на «врагов», стоящих по другую сторону. Как трудно вспомнить, что Царство Божие призывает меня любить женщину, которая только что выписалась из клиники, занимающейся абортами (и конечно же ее врача); неразборчивого человека, который умирает от СПИДа; богатого землевладельца, который эксплуатирует Божие творение. Если я не чувствую любви к таким людям, тогда я должен спросить себя, правильно ли я понял Евангелие Иисуса.
Политическое движение, следуя своей природе, начинает проводить границы, устанавливать различия и творить суд; любовь Иисуса, напротив, нарушает границы, преодолевает различия и дарит благодать. Вне зависимости от преимуществ поставленной цели — будь то сторонники существующих порядков из числа правых или сторонники мира и справедливости из числа левых — политическое движение рискует облачиться в мантию силы, которая задушит любовь. У Иисуса я научился истине, гласящей, что, в какое бы движение я ни был втянут, это движение не должно отвергать любовь и гуманность, в противном случае, я предаю Царство Небесное.
Если у меня появляется искушение рассматривать Царство Божие как еще одну силовую структуру, мне достаточно обратиться к строкам, описывающим события, произошедшие в Иерусалиме, к сцене, которая сводит вместе оба царства в резком противопоставлении. Тогда, в этот кульминационный день, правители «царства этого мира» столкнулись с Иисусом и его Царством лицом к лицу.
Два царя, Ирод и Иисус, олицетворяли совершенно разную силу. У Ирода были в распоряжении легионы римских солдат, чтобы навязывать свою волю, и история показывает, как Ирод использовал эту силу: он похитил жену у своего брата, запер в темнице всех недовольных, обезглавил Иоанна Крестителя в качестве развлечения на одной из вечеринок. Иисус также обладал силой, но он использовал ее с состраданием, чтобы накормить голодных и исцелить больных. У Ирода была корона, дворцы, стража и все видимые атрибуты власти. У Иисуса событием, наиболее похожим на формальную коронацию, или «помазание» Мессии, была неловкая сцена, когда женщина с сомнительной репутацией вылила ему на голову благовония. Титул «Царь Иудейский» использовался по отношению к нему как к преступнику. Его «корона», сделанная из терний, была просто еще одним источником страдания. И хотя он мог позвать на помощь легион ангелов, он отказался от этого.
